Начало 21 века (СИ) - Макаров Кирилл. Страница 18
— Нет. — Диана стала демонстративно доставать, рассматривать свой телефон. — А-а-а ты про этот? Ну, уж прости, просто, айфоны мне пока не дарят, — Диана фальшиво улыбнулась, пробуя повторить улыбку Кайлы.
— Опять начинается? — Спросила спокойно мать.
— Нет, мам, — сказала Вика, вглядываясь в Дианины глаза, — это переходный возраст, наверное.
— Хорошая отмазка «сестрёнка», если Диана ругается, то это «переходный возраст», если Диану что-то не устраивает, это «переходный возраст». Если Диане плохо, то это «переходный возраст»… Хорошо устроилась. Тебе не кажется?
— Так, успокойся! — Воскликнула мама. — Вика, как там в Москве?
— Хорошо! — Вика продолжала смеяться над последними словами Дианы.
— А как там Саша, всё хорошо у вас?
— Да, вот, планируем на следующий год свадьбу!
— Это круто, — вмешалась Диана, ковыряясь в еде. — А почему он не приехал с тобой?
— Вот когда у тебя будет свой парень, вот тогда поймешь! — Голос немного похрипывающий, на что она выпила стакан чая, стоявшего рядом с ней.
— А, ну, да, просто у Дианы ещё никогда не было парней. — Иронично возмущалась Диана.
Виктория уставилась на Диану так, словно: «Ну вот сейчас мы и узнаем!». Немножко поперхнулась мама, услышав слово «парень». Эта тема никогда ещё не поднималась у Дианы и мамы.
Диана осознавала — тема самая личная и говорить, как минимум при троих будет стыдно. Стала крутить в руках свои голубые кончики волос (от нервов).
— Ну и кто же был у тебя? — сказала Вика съедая медленно с вилки кусочек мяса.
— А кто может быть у меня? Просто, Диана у нас ещё маленький ребёнок, — Диана посмотрела на маму. — Который ещё не может ничего, в этой жизни.
Речь Дианы тронула мать, она понимала, но не хотела принимать.
— Давай без всего этого! — сказала мама скрябая железной вилкой по тарелке. — Хорошо?!
— Что ты, мама! — заговорила Виктория. — У нас Диана уже взрослая, всё знает, небось уже видела голых мальчиков!
Диана сорвалась с места и кинула в сестру кухонную тряпку, которой протирала стол.
— Так! Хватит! — возгласила мама.
— Мам, она первая начала… — проговаривала Диана, злобно глядя на Вику, а та с более злой ухмылкой смотрела на неё. — Она всегда, всегда начнёт первая… ты слышала, что она сказала?
— А что такого? — спросила Вика, — Ведь у нас Диана взрослая! — Диана опять сорвалась, кинув салфетку ей в лицо.
— Мне надоело! Это! — ругалась мать. — Иди в свою комнату! Диана!
— Это я ещё винов…
— Марш! — свирепо проговорила мать, забирая у Дианы все столовые приборы и тарелку.
«Что должен чувствовать ребёнок, когда его ругают? Когда его ругают несправедливо?». Брела Диана, обиженно заплеталась в комнату, шаркаясь белыми носками о грязный пол. В комнате нет света, специально не включало его, да и незачем… Она отлично помнила, где лежит каждый предмет. Присела на деревянный стул, одиноко стоявший без стола и прочих предметов около кровати. Почему она села на стул? Именно на него? Она всегда садилась на этот стул, когда приходили злые мысли, губительные для человека, а они принесут много боли и страданий.
Слушая звуки дождя и ветра, она одновременно слышала и внутренний голос тоже: «Это так несправедливо, когда тебя унижают на глазах, да, и тем более кому я это говорю? Зачем доказывать это? Этот мир слишком жесток, чтобы доказывать ему всё… всё о чём я думаю, говорю. Просто, мне не нужна ваша поддержка или любовь. Особенно если вы отвернулись от меня, когда мне было плохо и нет я не обижаюсь на сестру или маму, это я оставлю в памяти, как заметку на будущее» — громкий звук и вспышка молнии прервали мысли.
4
Молнию видел весь город, возможно она ударила на «Центральную улицу». Именно на ней жила Нина и там отключили сейчас свет. Но ей не нужно освещение, сидела без него.
— Твою мать! — слышался грубый голос Хантера, доносившийся из гостиной. — Наверное пробки выбило! — пошёл к входной двери, с левого края стены висел щиток, стал копошиться.
Лежала на своей кровати Нина, листая новости в ВК, читая грустные «мудрые» цитаты, хотя по большей части они о любви, но не любовь подсела у неё в голове, а другое. «Это, как большая грусть, ты ощущаешь её теперь всюду». «Почему я ушла так быстро? Даже не объяснила, это я виновата, надо было сразу же сказать. А он что? Даже не пошёл за мной, даже не остановил! Значит, я ему была не нужна», — съедала себя изнутри, глядя на потолок, тяжело моргала слезившимися глазами.
В гостиной зажегся свет. Дверь квартиры громко хлопнула, вошли мать и отец Нины и Хантера. Всегда приходили поздно. Один раз они приходили в 23 часа из-за того, что их задержал начальник на работе. Работали вместе на одной фирме, которая славилась популярностью в Москве. Ездя на машине каждый день в Москву, уставая на протяжении всего дня с раннего утра и до позднего вечера, зачем так себя мучить? А всё для того, чтобы получать больше денег, а в Москве, как не странно, получали зарплату больше, чем в других регионах.
Быстрым движением ладони Нина вытерла давно намокшие глаза; не хотела слушать разные, глупые вопросы от матери.
— Нин, ты чего в потёмках сидишь? — спросила мать, щелкнув выключатель на стене, свет от люстры показался Нине таким ярким, что она сморщила глаза, протянула перед собой руку. — Я звонила недавно Елене Юрьевне. Молодец, что начинаешь год с одними пятёрками, только по химии вчера тройка была, надо исправить, ты же на золотую медаль идти будешь?
«Нине не было в тот момент дела до учёбы, а уж тем более до золотой медали, и дело даже не в Расселе, нет… Если бы вы знали, как тяжело учиться на одни пятёрки, как тяжело переключаться на личную жизнь, как тяжело оставаться в здравом уме и не потерять рассудок».
— Да, — быстро проговорила Нина, шмыгая носом. Мама подошла к Нине поближе, — что?
— Ты что плакала? — Мама вытирала мокрые щеки Нины.
— Мам… — Она зарыдала, сильно закрыла глаза.
Не знала почему заплакала, не знала, что делать: молча, держать в себе весь негатив или избавиться от него, навсегда. «Всегда сложно забыть, что-то. Согласитесь, было бы лучше, если мы могли управлять своими воспоминаниями: оставлять лучшие и стирать плохие, но тогда на каких ошибках мы бы учились?»
— Доча… — говорила мама, сидя на кровати вместе с Ниной, крепко прижимала к себе, потирала руками её хрупкие плечи.
В соседней комнате Хантер смотрел по телевизору любимый американский сериал, что смотрит почти вся школа, отец громко говорил протяжным злым басом, его слышали и Нина, и мама.
— Ты опять начинаешь! — возгласил отец, ударяя кулаком о шкаф, Хантер не обращал внимания, продолжал смотреть телевизор. — Уже одиннадцатый класс! Пора поумнеть! Взяться за ум! Опять распускаешь руки?! Мне уже сказала учительница! Кого вы там избили?! Поддонки!
Глубоко безразлично вздохнул Хантер, но насморк помешал это сделать, хрустя пару раз шеей, глядел таким же безразличным взглядом на отца. Бешеными глазами смотрел на сына, ждал любого ответа.
— Слушай, вот как ты думаешь о своём сыне… поддонок? — Хантер ухмыльнулся, сел поудобнее на диване, так чтобы видеть лицо отца, да сел так, словно перед ним его друг гопник.
«Все слова, движения Хантера такие — он хотел что-то доказать, доказать то, чем он не является вовсе».
— Ты как с отцом разговариваешь?! Щенок!
— Отцом? — глаза Хантера забегали, — уже «отец», не папа?
— Не раздражай меня! — Подходил к Хантеру, встал перед ним. Хантер намного ниже отца. — Теперь видно, только и можешь лезть на маленьких. Я тебе ещё раз говорю! Ещё только посмей! Хоть раз поднять на кого руку!
— И что тогда будет? — Хантер взволнованно взглотнул слюни. — Ты изобьёшь меня?
Отец ударил по спинке дивана у лица Хантера, тот в ужасе закрылся руками.
— Как всегда… трус! И я тебя предупредил!
Тяжёлыми шагами уходил отец встретил мать, быстро вошедшую в комнату. Испуганно глядела на сына, зажато сидевшего, закрывая руками лицо, немного подёргивался толи от страха, толи от трусости, что всегда была в нём.