Хорт – сын викинга - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 17

Морав, едва сдерживая бурное ликование, выхватил меч из ножен, поднял его высоко над головой и взялся руками за оба конца.

– Гой! Гой! – Боевой клич русов взметнулся к небу.

– Именем Света, именем Рода, именем силы его! – Рогволд начал творить молитву. – Перун насылает благость на призывавших ее. Силу и славу, твердость и ярость, даждь нам Перун в бою. Громом явленный, будь вдохновенным, волю яви свою. Именем Сварога воину силу даждь. Сыну и брату, другу и вою, волю свою яви. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! Гой!

– Гой! – проревели русы.

И в этот момент раздался раскат грома. В предвечерней тишине он зазвучал особенно мощно и гулко. Все мигом притихли и обратили взоры на запад. Оттуда надвигалась гроза. Молнии кромсали черные тучи, и небо над лесом озаряли яркие всполохи.

«Перун подал знак… Что он означает?» – озабоченно думали одни волхвы. «Не к добру все это…» – мрачно вздыхали другие. «Быть сечи великой…» – сделали вывод опытные вои. Только Морав, по-прежнему держа над головой светлую стальную полоску клинка, глядел в бескрайний небесный простор, на котором начали появляться первые звезды, и чувствовал необычайную радость и прилив богатырских сил.

Глава 4

Скедия

Морав неторопливо шагал у самой кромки прибоя и размышлял. После того как ему вручили меч, в его движениях исчезла юношеская порывистость и появилась мужская солидность и обстоятельность. Он посуровел, подтянулся и даже, как казалось со стороны, раздался в плечах.

Меч, дар Рогволда, вызвал восхищение не только у Морава, но и у видавших виды воев. На ладонь длиннее мечей дружинников, он имел широкий дол, конец клинка был не округлый, как обычно, а острый, но главным его достоинством была чрезвычайно прочная сталь, из которой изготовили оружие. Серебристый клинок с узором, похожим на завитки сизого дыма, был очень красив. А чего стоила рукоять! Она была бронзовая, с рельефным орнаментом в виде невиданных чудовищ, перевитых гибкими растениями.

Что касается красного яхонта [29], вставленного в «яблоко», то он и вовсе имел огромную цену. Мало того что яхонты привозили из-за далекого моря, так они еще были и самыми сильными оберегами, потому что посвящались Яриле – богу солнца, обладающему неудержимой силой, страстью и чистотой помыслов.

Мораву было о чем подумать. Все его мысли занимали приготовления к предстоящему походу. Дело заключалось в том, что все юноши, прошедшие посвящение, становились молодыми воинами-«волками». Некоторое время они должны были жить вдали от городища волчьей жизнью, воюя и занимаясь разбоем, дабы доказать свою молодецкую удаль, чтобы их потом приняли в младшие дружинники. На общем совете посвященных все они в один голос выбрали себе форинга – вожака. И им оказался Морав!

Сокол шутил:

– Мы теперь твои верные хускарлы! [30]

Это доверие стало для Морава большой неожиданностью. Его угнетала отчужденность бывших товарищей по детским играм, которые не очень желали с ним общаться и (как ему казалось) смотрели на него словно на чужака. А тут – форинг! И только на следующий день он понял, почему так случилось.

Перед советом Рогволд вынес из дома уже готовую шкуру белого волка, с поклоном вручил ее Мораву и велел надеть. Юноша исполнил его наказ с некоторым внутренним сопротивлением. Ему казалось, что появиться в волчьей шкуре перед сверстниками будет не совсем прилично. Могло создаться впечатление, будто он кичится тем, что добыл такого редкого и знатного зверя.

Морав понял замысел хитроумного волхва лишь тогда, когда показался своими товарищами, которые вечерней порой в полном воинском облачении собрались у костра за пределами городища, на лесной поляне. Рогволд хорошо знал, какими способностями обладает Морав, поэтому считал, что форингом «волчьей дружины» должен быть только его ученик, хотя среди посвященных находился сын вождя племени Яролада, которого звали Гардар. Это был крупный заносчивый юноша, который уже примерялся к отцовскому жезлу власти. Сила у него была большая, но умом он не блистал, и это обстоятельство очень удручало его родителей.

Волчья шкура, накинутая на плечи Морава, из-за своей величины и впрямь напоминала воинский плащ. В ярком свете костра ее густой мех блестел и переливался разными оттенками белого цвета. Лицо Морава, которое выглядывало из пасти зверя, было устрашающим. Волхв так искусно выделал волчью шкуру, что голова зверя служила юноше шлемом. Для большей его прочности Рогволд вставил в его купол стальные пластины, изогнутые дугами, и сделал подбой из толстого войлока – чтобы голове Морава было уютно и чтобы войлок смягчал удары.

Но и это еще не все. Волхв вклеил в пустые глазницы кусочки шлифованного алатырь-камня. Солнечным днем каменные глаза испускали золотое свечение, а в неверном, колеблющемся свете костра загорались адским пламенем, от которого брала оторопь. Завидев Морава в этом одеянии, юноши шарахнулись в сторону и схватились за оружие. Испугать их было сложно, но это случилось. К тому же Морав вполне мог напустить морок, как его учил волхв.

После его избрания форингом, все стали судить-рядить, куда пойти и с кем воевать. Предложения не отличались разнообразием: напасть на соседей, которые жили в лесах, пограбить и быстро убраться восвояси. Так делали все предшественники «волчьей дружины», и им не было смысла менять что-либо. Правда, племена, с которыми у русов были постоянные стычки – в основном из-за охотничьих угодий – жили бедно, и у них, кроме пушнины, разжиться было нечем.

Морав, как временный вождь, взял слово последним.

– Нападения на жалкие селения племен меря, веси, мордвы и ливов не принесут нам ни воинской славы, ни знатной добычи, – начал он размеренно, обдумывая каждое слово. – Будет как с некоторыми «волчьими дружинами» прежних лет: ходили по шерсть, да сами вернулись палеными. Племена эти бедные, но коварные. У них везде засеки да хитрые ловушки, и дерутся они до последнего, не желая оказаться в плену.

– И что же ты предлагаешь… форинг? – с нажимом на последнем слове, не без издевки спросил Гардар.

– Пойти воевать чудь! [31] – отчеканил Морав. – Только у чуди есть чем знатно поживиться.

После его слов у костра воцарилась тишина. Чудь! Лет двадцать назад это могучее племя пытались обломать варяги, одно время даже брали с чуди дань – по серебряной монете и веверице [32] с дыма, – но совсем недолго. Воины чуди потопили несколько драккаров, а пленных варягов принесли в жертву своим богам. С той поры морские разбойники обходили берега, где живет чудь, дальней стороной.

– Мы все там ляжем, – наконец нарушил тишину Могни.

Он был даже крупнее Гардара, отличался медвежьей силой, незлобивым характером и рассудительностью убеленного сединами мужа.

– Может быть, – сдержанно ответил Морав. – Если попрем со всей своей силы и дури. Однако на то мы и «волки», чтобы не лезть напролом, а взять все, что нам нужно, с помощью терпения и хитрости. И самое главное: ежели мы повоюем чудь и вернемся с богатой добычей, уважение и почет нам будут обеспечены.

Последнюю фразу Морав сказал для туговато соображавшего Гардара. При всем том он пользовался среди большинства сверстников непререкаемым авторитетом из-за недюжинной силы и высокого положения своего отца, и Мораву не хотелось, чтобы Гардар порушил его планы. А они были весьма дерзкими. Только о своей задумке Морав решил поведать дружине уже на месте.

Из бесед с Рогволдом он узнал, что в некоем потаенном месте на побережье Варяжского моря, в ельнике, находится главное божество чуди. Этот идол сделан из серебра, прикреплен к самой матерой лесине и держит в руках большую золотую чашу. Там же находятся и богатые дары чуди своему божеству. Украсть идола и окружавшие его сокровища, по словам Рогволда, невозможно. А взять с боя – тем более. Возле идола постоянно находится сильная стража, а на подходе к заветному месту устроены такие хитрые ловушки, которых свет не видывал.