Ключи от рая - Борисова Виктория Александровна. Страница 15

Он подошел к окну, отдернул занавеску… Теперь ночь уже не пугала. Даже самому странно: чего бояться? Окна выходили на дорогу, пустую по ночному времени, и Леша вдруг подумал о том, что всего через несколько часов, когда он в последний раз выйдет из дома, эта дорога станет для него путем к свободе! Последней, настоящей свободе, которую никто не в силах отнять у человека.

Эта простая мысль так обрадовала его, придала сил и смелости, что он рванул на себя оконную раму и распахнул окно настежь. Разгоряченное лицо обдало холодным ветром, и это было приятно! Он чувствовал себя свободным, сильным, и сука-шизофрения уже не властна над ним.

Леша даже засмеялся от счастья. Он высунулся в окно и крикнул в темноту:

— Я обманул тебя! Поняла? Обманул!

Глава 4

Зоя

Зойка свернулась в клубочек под одеялом, накрылась с головой и тихо всхлипывала. Вернувшись домой, она битый час бестолково металась по квартире, не находя себе места, и, наконец, улеглась в постель совершенно обессиленная, дрожащая как в ознобе. Хорошо еще, что мать ушла на смену и вернется только завтра! Наверное, будь она дома, догадалась бы, что с дочкой творится неладное, начала расспрашивать, и удержать свою тайну Зойка бы не смогла… Врать она никогда толком не умела.

Но сегодня мама не придет, а завтра будет уже поздно.

Думать о маме было страшно. Как же она теперь, без нее? Зойка представила себе, как она узнает о том, что ее больше нет. Плакать будет, наверное… И как объяснить, что она не может поступить иначе, у нее просто нет другого выхода?

Надо написать записку. В книгах и фильмах все герои, решившие свести счеты с жизнью, оставляют близким послание! Это всегда выглядит так красиво и трогательно… Как последний привет с того света.

И надо это сделать прямо сейчас, пока еще есть немного времени.

Зойка утерла слезы ладошкой, вылезла из постели и, поеживаясь от холода, принялась рыться в ящиках письменного стола. Совсем недавно, сидя за ним, она готовила уроки… Под руки попалась тетрадка с мультяшной русалочкой на обложке. Хорошо, подойдет! Чистых страниц осталось еще много.

Она торопливо вырвала листок в клеточку, примостилась у стола и задумалась. Что писать? Мысли метались в голове, словно маленькие испуганные зверьки в тесной коробке, и она никак не могла сосредоточиться. Зойка тяжело вздохнула, и старательно вывела:

«Дорогая мама!»

Нет, не так. Как-то очень сухо, казенно, будто поздравление от месткома. Перед глазами на миг, словно живое, предстало мамино лицо — усталые глаза, привычно опущенные уголки губ, ниточки седины в волосах… А ведь она еще молодая, в прошлом году отпраздновала сорокалетие! Хотя ничего удивительного в этом нет, жизнь у мамы нелегкая. Трудно выглядеть как кинозвезда, если приходится одной поднимать ребенка, работая на хлебозаводе.

Отца Зойка не помнила. Он исчез из ее жизни очень рано, а мать ничего не рассказывала. Иначе как «пьяница проклятый» она его не называла… Мама все время работала, приходила усталая и часто повторяла:

— Учись, дочка! Учись, чтоб профессию получить, в люди выйти, пожить по-человечески… А то будешь, как мать, всю жизнь на заводе ишачить!

Что такое «ишачить», Зойка по малолетству еще не знала, но вряд ли это было что-то хорошее.

Она и в самом деле училась старательно. В отличницы, правда, не выбилась, но школу закончила без троек. Она старательно изучала «Справочник для поступающих в вузы» и после долгих размышлений подала документы в педагогический.

Ей всегда нравилось возиться с детьми, и Зойка даже жалела, что она одна у мамы. Вот бы иметь младшего брата или сестренку!

Правда, мама ее выбор не одобрила.

— Ты что, совсем ополоумела, что ли? — возмущалась она. — В школу пойдешь, училкой? Хочешь всю жизнь копейки считать? Старой девой остаться? — И еще много всякого…

Тогда они с мамой крупно поругались — впервые в жизни, наверное. То есть это мама кричала на нее, а Зойка только плакала в три ручья, шмыгая вмиг покрасневшим носом. Она тогда не спала всю ночь и на экзамен пришла с тяжелой головой и опухшими глазами. Из-за этого ли или просто потому, что плохо подготовилась, Зойка провалилась с треском… По дороге домой она попала под проливной дождь и в тот же день слегла с высокой температурой. Мама отпаивала ее чаем с малиной, заставила надеть теплые шерстяные носки (это летом-то, в жару!) и привычно ворчала:

— Ну, я же говорила! Нечего соваться куда не надо. Ты бы еще в артистки пошла.

Зойка лежала такая несчастная, слабая, что мама скоро смягчилась:

— И не реви попусту. Пойдешь в училище, на повара выучишься. Вот профессия хорошая! По крайности, всегда при пище будешь… Вон, Нинка из второго подъезда в ресторане работает, горя не знает! Сумки домой тащит и в золоте вся, квартиру отремонтировала, машину они с мужем покупают… Все как у людей!

Зойка покорно отнесла документы в училище, недавно переименованное на западный манер в колледж, и начала постигать тонкости приготовления борщей, котлет и заварного крема для пирожных. По правде говоря, учиться ей не особенно нравилось. Огромная кухня в столовой, где они проходили практику, почему-то пугала и подавляла. Даже не верилось, что здесь готовится обычная человеческая еда, а не какая-нибудь великанья трапеза! К тому же там все время что-то шкворчит на сковороде, кипит в кастрюле, исходя паром, снуют поварихи в высоких колпаках, перекрикиваясь между собой…

В этом чаду и шуме Зойка очень быстро терялась, все путала, роняла, ее ругали за медлительность и бестолковость. На занятиях было не легче. Какие-то «калоражи» и «разблюдовки» превращали приготовление еды в сложный и обезличенный технологический процесс, так что Зойка отчаянно скучала и, если спрашивали, часто отвечала невпопад.

Перед Новым годом Зойка с подругой отправилась в кафе. Еще, помнится, идти не хотела… Она всегда стеснялась больших и шумных компаний, от громкой музыки быстро начинала болеть голова и закладывало уши, от сигаретного дыма, висящего стеной, слезились глаза и в горле першило… К тому же и надеть было совершенно нечего. Пересмотрев свой небогатый гардероб, Зойка решила, что лучше уж остаться дома.

И в самом деле — лучше бы осталась! Все ведь могло сложиться иначе. Подумав об этом, Зойка заплакала почти в голос, тоненько подвывая. Если бы она никуда не пошла в тот вечер, жила бы себе спокойно, не рыдала бы среди ночи в подушку…

И умирать завтра тоже бы не пришлось.

Но это сейчас, а тогда Зойка чувствовала себя настоящей Золушкой, которую не берут на бал. «Ну почему так несправедлива жизнь? — с тоской думала она. — Кто-то может развлекаться, а кто-то так и будет стоять всю жизнь у котла с поварешкой!»

Но вместо феи-крестной явилась подружка Алка. Она-то уже была в полной боевой готовности: красное короткое платье, яркий макияж, больше похожий на раскраску индейца, вышедшего на тропу войны, броские украшения, звенящие при каждом шаге…

— Ты еще не готова? — всплеснула руками она. — Опаздываем же!

— Я не пойду! — ответила Зойка. — Дома останусь… Что-то не хочется.

— Ты не дури! — строго сказала Алка. — А то так всю жизнь дома и просидишь. Давай собирайся по-быстрому!

Она в два счета соорудила на Зойкиной голове модную прическу с налаченной челкой, помогла накраситься и, критически оглядев гардероб подруги, грустно вздохнула:

— Да, тяжелый случай… Это полный отстой! Ну ничего, сейчас что-нибудь придумаем.

Через час они уже сидели за столиком в кафе. Зойка с непривычки мучилась в слишком тесной для нее Алкиной модной кофточке с большим вырезом на груди и сапогах на высоких каблуках, но мужественно терпела.

В таких местах она еще никогда не бывала! Мебель под старину, мягкие, удобные диваны, приглушенный неяркий свет, запах свежесваренного кофе — все создавало атмосферу уюта и вместе с тем причастности к какой-то другой жизни, прежде Зойке недоступной. Пианист за роялем в углу играл какую-то тихую, красивую мелодию, улыбался входящим посетителям и дружески кивал знакомым… Хотелось слушать его, удобно устроившись на мягком диванчике, и не уходить отсюда как можно дольше.