Два героя - Гранстрем Э.. Страница 49

– Веришь ли ты мне? – снова спросил Виллафана.

– Верю, – ответил Рамузио мрачным голосом, – и верю так твердо, что если бы я своими глазами не видел нищего, то поклялся бы, что ты тот самый вор.

Виллафана расхохотался.

– Это меня радует, друг мой, – сказал он, вставая и собираясь уходить. – Ты знаешь, где найти Виллафану. Если я буду тебе нужен, то приходи ко мне!

– Как! Ты хочешь уйти в такую минуту? – воскликнул изумленный Рамузио. – Ради Бога, останься, иначе может случиться несчастье! – и в голосе Рамузио зазвучала мрачная угроза.

Виллафана остолбенел, старясь в темноте разглядеть лицо Рамузио, но затем гневно воскликнул.

– Несчастье? Берегись, Рамузио! Таким образом ты меня никогда не заставишь говорить! В лагере имя мое чисто, незапятнанно, тебе никто не поверит. Мы достаточно объяснились и мне кажется, ты должен был меня понять! Если я нужен тебе, приходи ко мне, но сбавь спеси, а в лагере советую тебе держать язык за зубами, если не хочешь, чтобы тебя подняли на смех!

Рамузио прикусил губу. Да, он совершенно бессилен перед этим человеком!

– Прости Виллафана! – произнес он дрогнувшим голов сом, – ты сам виноват, что я так волнуюсь. Я готов следовать за тобой. Скажи, чем я могу купить твою тайну?

– На тебя нельзя положиться. Сегодня ты говоришь так, а завтра можешь раздумать. Мы так давно знаем друг друга и так часто говорили о возвращении в Испанию, что ты должен уже все знать. Но решайся скорее, потому что настало время действовать! Покойной ночи!

Виллафана ушел, и Рамузио слышал, как его шаги мало-помалу затихли вдали. Сначала он хотел бросится за ним, но в душе его происходила борьба, и наконец он присел на постели и задумался. За какую услугу обещает этот Виллафана вернуть ему его честь? Во всяком случае он требует чего-то нечестного. «Настало время действовать!» Намек ясный: следовательно, вся тайна кроется во сне, вымышленном Виллафаной! «Лже-Авила!» Но нет! Какой смысл имело бы спасение его чести, если он, Рамузио, совершит эту низость и выдаст себя за Алонзо Авилу? Нет, тайна заключается в чем-то другом…

Чем более он размышлял, тем несообразнее казалось ему это предложение.

Но что же значат слова: «настала пора действовать?» Рамузио наконец угадал смысл этих слов. Недовольство войска, желание вернуться на родину, общий ропот, что им не позволяют сопровождать Алонзо Авилу в Испанию, – все это ему хорошо известно.

Но если они затевают изменить Кортесу, то для них почти безразлично привлечь на свою сторону лишнего заговорщика, во всяком случае Виллафана не прилагал бы таких стараний завлечь в заговор именно его, «трусливого Рамузио». Следовательно, им, Рамузио, хотят воспользоваться для какого-то низкого дела.

«Никогда, никогда!» – восклицал он в душе, твердо решив избегать Виллафаны и с презрением отвечать на его предложения-намеки.

Но это решение не успокоило Рамузио. Он все еще терялся в догадках. С одной стороны, его озабочивала участь Авилы и жизнь Кортеса, которому он присягнул на верность и совесть побуждала его предупредить полководца, с другой стороны, он в то же время сильно был занят личным делом, и его неотступно мучил вопрос, как и от кого узнал Виллафана о краже. Не подлежало сомнению, что преступник служит под знаменами Кортеса. Но выдаст ли Виллафана этого негодяя? Рамузио горько усмехнулся.

Занялась заря, а Рамузио все еще сидел на кровати и терялся в догадках. Вдруг он вспомнил имя сына сапожника Юста.

«Антонио Юст!» Это имя он слышал и в Мексике. Вероятно он также служит под знаменами Кортеса и может указать ему того негодяя-нищего.

Как утопающий хватается за соломинку, так и он ухватился за это имя.

В то время как Рамузио проводил бессонную ночь, в комнате Виллафаны, при тусклом свете лампы, собралось около пятнадцати человек воинов, шепотом совещавшихся о чем-то важном. Среди них находились Виллафана, Торрибио и Ларенцано.

– Подождите немного, – говорил Виллафана. – Дайте мне еще двадцать четыре часа сроку!

– Товарищи, – возразил Торрибио, обращаясь к прочим заговорщикам, – не слушайте Виллафану! На Рамузио нельзя полагаться. Он выдаст нас! Вместо того, чтобы вернуться в Испанию, мы будем висеть на соснах Сьерры-Малинче. Предположим даже, что мы убьем Алонзо Авилу и прибудем с Лже-Авилой в Веракруце. Кто поручится нам, что Рамузио сыграет свою роль как следует? Он слишком робок. Ему нельзя поручить такой важной роли. К тому же я удивляюсь, что вы до сих пор не раскусили Виллафану! Ведь он преследует свои личные корыстные цели!

Виллафана бросился к Торрибио и подставив к его лицу кулак, прошипел задыхающимся от бешенства голосом:

– Собака! Повтори это, и ты узнаешь меня! Смей только.

Другие заговорщики отстранили Виллафану.

– Товарищи, – произнес один из них, – если между нами не будет согласия, то нечего ожидать успеха от нашего предприятия. Вся сила в единодушии! Я полагаю подать голоса за одобрение нового плана Виллафаны, т.е. убить Авилу и завладеть кораблем, или примкнуть к недовольным в главном лагере, покончить с Кортесом, Сандовалем, Олидом, Альварадо и Авилой и вернуться на Кубу. Первое предложение очень заманчиво. Но вопрос в том, как нас примут в Испании, если Кортес останется в Мексике и, чего доброго, завладеет Теночтитлоном? Пожалуй, нас как изменников вздернут на виселице. Но если все войско вернется, то ни на ком и волоса не тронут!

– Давайте на голоса! – воскликнул другой. – Если мы последуем совету Виллафаны, то с нами поступят как с обыкновенными преступниками и скажут, что Рамузио выдает себя за Алонзо Авилу с целью присвоить себе наследство в Арандо!

– Это гнусная ложь! – вскричал Виллафана, – ты заодно с Торрибио. Торрибио боится Рамузио, потому что тот может сыграть с ним скверную штуку в Испании!

– Товарищи, – вмешался третий, – будьте воздержаннее. Вы клевещите друг на друга, это не доведет до добра. К делу!

– Ведь я говорю дело! – перебил Виллафана. – Слушайте! Неужели вы думаете, что так легко устранить Кортеса, Сандоваля, Олида, Альварадо и Авилу – лучших полководцев? Берегитесь! Это слишком рискованно!

– Нисколько! – воскликнул Торрибио, – в лагере пятьдесят человек сейчас же внесут свои имена в список заговорщиков и между ними находятся самые храбрые из отряда Нарваеса. Надо только обождать, когда кончится беспечное житье в Тласкалале, и войско выступит в поход на Теночтитлон. Я нисколько не противоречу Виллафане, а напротив, защищаю его первоначальный план против его позднейшей выдумки, созревшей при вести об отъезде Авилы в Испанию. Помните, как тогда говорил Виллафана: «дайте только войску покинуть свои квартиры и двинуться в поход на Теночтитлон! При встрече с несметными полчищами ацтеков все вспомнят события во дворце Ахаякатле и «Печальную ночь» – и тогда у самых храбрых дрогнет сердце, и они не колеблясь перейдут на нашу сторону». Это прекрасный план. Но если мы попытаемся бежать одни, то навлечем на себя гнев как изменники не только перед Кортесом, но и перед всем войском.

– Он прав! – раздались со всех сторон одобрительные голоса. – Мы должны быть заодно! Нельзя бросить товарищей в главном лагере!

Виллафана прикусил губы. Он убедился, что его предложение провалилось, и быстро покорился. Но он приготовился к такому исходу и принял все необходимые меры, чтобы не уступить Торрибио своей власти и остаться коноводом.

– Товарищи! – начал он, – я вижу, что вы придерживаетесь моего первого план. Мне все равно: оба проекта предложены мной, и я подчиняюсь мнению большинства. Пусть Авила едет в Испанию, я не буду ему мешать. Но время не терпит. Вы знаете, как быстро действует Кортес. В один прекрасный день он отдаст приказ к выступлению. Вы знаете, что ацтеки готовы к бою, и постройка судов подвигается к концу. Когда же мы выступим в поход и начнутся битвы с ацтеками, нам уже некогда будет сговариваться. Итак, за дело! Составим к Кортесу петицию от всего войска: вывести нас из страны людоедов обратно на Кубу. В то же время я буду собирать подписи для нашего тайного замысла и останусь до самой смерти Кортеса вашим тайным диктатором, которому вы обязаны повиноваться. Вот оба листа! На каждом из них я первым написал свое имя. Кто хочет быть вторым?