Если (ЛП) - Джонс Н. Г.. Страница 16
Он вытащил небольшой складной черный телефон, и если бы я ничего не знала о нем, с его заляпанными краской волосами, джинсами и щетиной, я бы решила, что он хипстер с забавным телефон.
Мы обменялись номерами.
Я проводила его до двери.
— Я бы хотела снова создавать с тобой искусство, — сказала я. — И я не думаю, что ты чокнутый. Я думаю, что ты потрясающий.
Он натянул свою шапку на глаза и потянул ее обратно, чтобы его волосы не лезли в лицо.
— Спасибо тебе, — сказал он. И только тогда я заметила, что он сбрил бороду, которую я видела ранее сегодня. Он развернулся и ушел.
Эш
Топая по коридору после того, чем бы это, черт побери, ни было с Бёрд, я чувствовал себя живым, и у меня кружилась голова. Я не позволил ей увидеть это, но она расшевелила во мне то, что я пытался сдерживать.
У большинства людей души были скрыты внутри их разума и тел, но у Бёрд она была вывернута наизнанку. Ее танец, за которым следовали широкие прозрачные цветные ленты, был воплощением божественного дара. Ее танец был самым ближайшим местом, куда я мог попасть к небесам, не умирая.
Когда она танцевала под Oh Darling, цвета вокруг нее усиливались, ее ореол лавандового затемнялся до пурпурного. Ясные угловатые очертания, как экзотические кристаллы, рождались и умирали в великолепном взрыве, как фейерверки в моем поле зрения. Тепло, которое она часто излучала, перемещалось от моих плеч к моим пальцам, как это обычно и происходило, но в этот раз оно также перешло в моему торсу и опустилось ниже к паху, и это было за гранью небес. Это был экстаз. В этот момент я понимал ощущения Бернини, когда он любил свои скульптуры и Караваджо, когда он рисовал.
В этом была причина, почему я держал это в себе, изолированный, подальше от того, о чем я заботился. Чувствовать себя хорошо было опасно. Мне нужно быть спокойным, мне нужно было сдерживать цвета, ощущения и вкусы настолько неосязаемыми, насколько это было возможно. Я ненавидел лекарства, потому что они притупляли и крали все, кем я был. Но у меня не было выбора: препараты были необходимым злом, чтобы сдерживать мою болезнь.
Когда Бёрд подтолкнула меня рисовать, она думала, что я боюсь облажаться, но я давно облажался. Я боялся снова стать в этом хорош.
Она не знала это, но за прошлый год, Берд дала мне что-то, на что смотреть вперед в будущее. В то время как остальная часть мира померкла, она блистала, как будто ничего не изменилось для меня. Я мог только представить, как бы она выглядела, если бы я перестал принимать лекарства — и это были опасно соблазняющие мысли. Наблюдать за ней, видеть, как она смеется, ощущать это на кончиках моих пальцев, напоминало мне о старых временах. Хороших временах. В этом была проблема моей болезни, она всегда начиналась с того, что я чувствовал себя хорошо, но почти никогда не заканчивал так.
Лекарств было недостаточно. Они не изменяли того, что случалось, или кем я мог стать. Они притупляли неизбежное, они могли отсрочить неизбежное, но они не могли остановить неизбежное.
Берд была соблазнительным проводом под напряжением. Она стояла там, ее пальцы были на переключателе, даже не зная о том, как близка она была каждый раз, когда мы встречались. Она соблазняла меня... она была моим спусковым механизмом... а я не хотел делать это с ней. Я не хотел, чтобы кого-то постигла такая же судьба, как и мою сестру Сару.
То, что Бёрд оказалась в моей жизни, не соответствовало плану. Это шло против всех жертв, на которые я пошел. Я оставил свое искусство, свою душу позади.
Может, это не был переключатель, может, это регулятор силы света, и она поворачивала рычаг так медленно, что я даже не мог сказать, что она это делала, и затем свет ослепит, и уже будет слишком поздно.
10 глава
Бёрд
Я ходила на оба представления шоу Джордана, и оба были великолепны. В настоящем стиле Джордана, это не было обычным рождественским шоу. Для того, у кого был небольшой бюджет, он превратил это в высокое искусство. История Рождества, которую я видела сотни раз, становилась откровением через движение. Я не была одинока в этом. Шоу получило хорошее освещение в «ЛА Таймс». Для местного театра у него был хороший резонанс. В дополнении к обоим шоу, я также приняла участие в последующих вечеринках. Так как в понедельник утром мне нужно было рано вставать, я решила зависать дома одна в воскресенье вечером, пока Джордан проводил вечер у Тревора.
Я использовала свободное время, чтобы прибраться. Единственное преимущество квартиры-студии было в том, что уборка была легкой. Мольберт стоял там, где Эш оставил его, и я улыбнулась на пятнышки краски на полу под ним. У меня было предчувствие, что пройдет время, прежде чем я увижу его снова. Так искусно, как он творил, он, казалось, был больше расстроен, чем рад, когда я подтолкнула его рисовать. С того дня я была так занята, что у меня даже не было возможности подумать над тем, что он рассказал мне о своей синестезии. Поэтому наконец, после того как я зажгла несколько ароматических свечей, чтобы завершить уборку и освежить квартиру, я села со своим лэптопом и проделала кое-какой поиск.
Если честно, этот феномен звучал так невероятно, что я хотела убедиться, что он и правда существовал.
Ну, он правда существовал. И версия Эша, интенсивность, с которой он описывал все это, и различные комбинации, была чрезвычайно уникальна.
Я начала немного завидовать ему. У большинства из нас было всего пять чувств, каждое из которых ограничивалось определенными рамками — глаза видят отражение света, уши слышат звуки волн, тактильные прикосновения чувствуют физический мир, нос улавливает запахи.
Но Эш мог пробовать прикосновения, видеть звуки, чувствовать эмоции на кончиках пальцев. Как восхитительно, должно быть, ощущать мир такой разнообразной палитрой. В этом смысле он казался супергероем со специальной силой. Но как большинство супергероев, он был измучен проблемами. Что-то обременяло его, и я думала, поэтому-то он и был там, где был.
Эш интриговал меня, как никто прежде. У меня был Джордан, но у Джордана был Тревор. И это было здорово, но я была одинока. Я хотела кого-то, кого могла исследовать и раскрывать. Эш казался таким человеком. Казалось, что в его груди хранился сундук мыслей и творчества. Я хотела миновать его спокойную наружность и узнать о таинственном художнике, который бродил по улицам.
Ох, и он был привлекательным. Интригующий плюс привлекательный обычно равнялось чему-то, что я не могла рассмотреть в нем. Реальность была такова, что казалось, у него не было будущего, не было своего места в обществе. Я была бедной, но у меня было видение. Эш потерял его. Как сказал Джордан, улицы — дерьмо, и зачастую люди, что живут там, такие же.
Когда я просматривала страницы для большего количества статей о синестезии, зазвонил мой телефон, и я была удивлена, что на дисплее высветилось имя Эша
— Здравствуй?
— Привет.
— Как жизнь? — спросила я беспечно.
— Я бы хотел попытаться снова порисовать, если ты не против.
— Конечно, — я села на свое сиденье. — Когда хочешь?
— Я тут неподалеку. — Что я была уверена, было кодовым обозначением его обычного места.
— Ну, я просто тусуюсь дома.
— Тогда я зайду.
Он был у моей двери через минуту. Когда я впустила его, то была удивлена увидеть, что он был почти побрит на этот раз, с небольшой щетиной, обрамляющей его лицо.
— Ты выглядишь так молодо... — сказала я, когда впускала его.
— Я выглядел старше прежде?
— Незначительно. Просто каждый раз, когда ты бреешься немного больше, ты выглядишь моложе. Ты определенно выглядишь как кто-то, кому едва исполнилось двадцать. Борода скрывает это немного.
— В этом есть смысл, — сказал он, опуская свою сумку на пол. — И я прекрасно чувствую себя в двадцать плюс один.