Если (ЛП) - Джонс Н. Г.. Страница 44
Использовать телефон было привилегией, которую я должен был заслужить. Это заставляло меня задуматься, кто был важнее для меня.
Бёрд всегда была первым человеком, которому я звонил, получив возможность.
— Привет, — сказала она, и я мог слышать улыбку в ее голосе.
— Привет.
— Как дела?
— Хорошо. Не могу дождаться выписки. Я могу снова стать сумасшедшим, просто пялясь на эти стены. — Ох уж этот юмор психиатрической больницы.
— Мне не нравится, когда ты шутишь о сумасшествии.
— Юмор — лучшее лекарство.
— Наверное. Так любая информация, когда ты сможешь выбраться из этого места?
— Завтра у меня сеанс с психиатром. Полагаю, он произведет оценку моего состояния. Затем мне придется разобраться с тем, что я разбил витрину. Впрочем, Миллер занимается этим. Он думает, что меня не арестуют, просто заставят заплатить штраф, учитывая мое... состояние.
— Хм-м... Ну, знаешь, что сделает меня счастливой?
— Что?
— Ты вовремя пришедший на пятничное шоу. Я отложила тебе билет. Тебе только нужно сказать в кассе «Поле его мечты» (прим.перев. имеется в виду фильм)
— Так, ты упоминала в последний раз, что все билеты на шоу распроданы. Это хорошо. Означает ли это, что у тебя появилась постоянная работа? Будет здорово, если не придется беспокоиться о следующей работе.
Последовала тишина. Я бы не придал этому значение, если бы не узнал информацию от Джордана.
— Все еще под вопросом. Все сосредоточены на том, чтобы взорвать ЛА выступлением.
Бёрд была самым открытым человеком из всех, кого я встречал, но она солгала мне, боясь, что я не выдержу правду. Бёрд храбрая, а сейчас она была напугана.
— Уверен, что-то грядет.
— Да, — в ее голосе сквозила неуверенность. Бёрд не привыкла лгать.
— Послушай, я должен идти. Меня ждет соблазнительный обед из чуть теплых зеленых бобов и сэндвича с сухой курицей.
— Мы откормим тебя позже. Я бы хотела увидеть тебя на этой неделе, но скоро шоу...
— Не стоит. Сфокусируйся на шоу. Я никуда не денусь.
— Я люблю тебя.
— Тоже люблю тебя, Бёрд.
Я положил трубку и закрыл глаза, протяжно выдыхая. Сложнее того, что я собирался сделать, были только похороны Сары.
Тяжелый удар ладонью по моей спине встряхнул меня.
— Эй, бро, готов убраться отсюда? — сказал Миллер. Утром я получил уведомление, что меня считали психически здоровым.
— Да.
— Полагаю, ты хочешь немного перекусить? — сказал он. — И затем объяснить мне, почему твоя выписка была таким долбаным секретом.
— Да. — Знаю, я просил больше у своего брата, чем должен, но я хотел попросить о еще одном одолжении.
27 глава
Бёрд
Предполагалось, что это будет лучший вечер в моей жизни. Вечер, когда я выйду на сцену, окруженная огнями и светом, и обнажу свою душу зрителям, излучая радостное волнение.
Место Б5.
Место, с которого красивый парень со светло-зелеными глазами и каштановыми волосами должен был смотреть на меня как никто другой с вихрями цвета при каждом движении. Он бы увидел калейдоскоп сложных форм, синхронно пульсирующих с музыкой. Почувствовал бы мой танец кончиками пальцев. Но сегодня, даже будучи звездой, даже с выступлением всей жизни, я была обычной. Сегодня танцевать было больно.
Два дня назад я позвонила в больницу поговорить с Ашером, когда не получила его ежедневный звонок. Мне сказали, что он больше не пациент. Это не имело смысла. Я просила их проверить снова и снова, пока меня не отвергли. Я позвонила Миллеру, который захотел встретиться лично. Я потребовала от него ответа, прежде чем согласилась, и услышала только «он уехал». Я не поверила ему. Эш бы не уехал. Не снова. У нас были планы. Эти планы включали друг друга. Последнее, что мне сказал, что он никуда не собирается.
Он бы не обманул меня. Не оставил бы меня.
Я встретилась с Миллером снаружи театра во время перерыва. Едва слышала его в тумане недоверия. Я не могла сосредоточиться на значении слов, слышала только фрагменты.
Эш покинул Калифорнию.
Я не знаю, куда он направился.
Как только он пришел в себя, у меня не стало контроля.
Я пытался предупредить тебя.
Мне жаль.
Миллер сунул что-то в мою руку. Я ощутила объятие, но не думаю, что обняла в ответ. Не думаю, что много ему сказала. Ну, вообще-то сказала, но почти не помню ничего. Я чувствовала только боль, наполняющую мое тело. Каким-то странным образом я почувствовала, что, возможно, вот каково быть Ашером. Боль была эмоциональной, но моя голова кружилась, зрение было затуманено, желудок сжался из-за тошноты, температура поднялась, горло пересохло, а пальцы онемели. Все эти физические реакции к одной эмоциональной. Если Ашер чувствовал себя так, я наконец поняла, почему он мог так ощущать все происходящее: так интенсивно, и с хороших, и плохих сторон. Но я не понимала, почему он меня покинул.
Я ненавидела Миллера, ненавидела Эша. Ненавидела всю семью Торо в этот момент. Я не верила Миллеру. Он бы не отпустил Ашера, не зная, куда он направляется. Мне было плевать, насколько взрослым был Эш или каковы законы, это не имело значения. Миллер всегда говорил, что ставит Эша на первое место. Я понимала это, но и ненавидела.
Эш однажды сказал мне, что я должна летать. Думаю, я это и сделала, влетев в свою гримерную подальше от остальной части трупы. Там я наконец смогла облегчить физическую боль слезами. Как будто во мне открылся клапан, и все вокруг начало затапливать.
Теперь в одиночестве я открыла конверт дрожащими руками, вытащила сложенное письмо и брошку. Пробежала глазами краткое сообщение и повертела в руках то, что он мне оставил. Прощальный подарок еще больше сбил меня с толку.
В дверь раздался стук, и прежде чем я смогла ответить, она открылась. Должно быть, я забыла запереться.
Вошла Алана. Я пыталась вытереть слезы, но в моем состоянии это было бессмысленно.
— Бёрди, что случилось? — спросила она, закрывая за собой дверь. За последние пару месяцев Алана стала кем-то вроде эксцентричным образом матери для меня. Похожая на черствую, бельгийскую, танцевальную версию Мэри Поппинс.
— Нет... нет, — сказала я, вытирая слезы руками, изо всех сил пытаясь заглушить поток, но не получалось.
— Расскажи мне, дорогая. Что-то случилось?
Последнее, что мне хотелось, рассказать Алане Роше ДеМилл, что я плакала из-за парня. Она хотела, чтобы мы фокусировались и радовались, а перед собой она видела опустошенную девушку, которая сломалась под давлением.
— Я взволнована, очень взволнована. Просто кое-какие личные неприятности.
Ее взгляд переместился с туалетного столика на письмо, залитое свежими слезами. Я сжимала брошку, которую он мне оставил, и думала, что она проткнет мне ладонь.
— Просто поплачь, слезы не остановятся, пока ты не закончишь, — сказала она, хватая салфетки и протягивая мне их. — Затем мы возьмем немного льда и огурцов, потому что я не могу позволить, чтобы моя лучшая танцовщица была с опухшими глазами весь вечер.
Я позволила себе плакать, и она оказалась права — слезы остановились, когда я позволила им сделать свою работу. Алана сидела молча. Одна из моих героинь сидела рядом и просто позволяла быть уязвимым человеком. Это было нереально.
— Это из-за любви?
— Ммхмм, — сказала я, боясь, что разговор о нем даст мне больше причин для слез.
— Нет лучшей причины для слез, чем любовь. Он художник?
— Да.
— Он не придет сегодня?
Я покачала головой. Она села на маленький диван в моей гримерке, и мы сидели в тишине какое-то время.
— Свою фамилию ДеМилл я получила от любви. Я тоже была молода. Ты все еще думаешь, что любовь может вторить магию. Такой любви нет.
Я думала, что моя любовь излечит Эша.
— Он был вашим мужем?
— Да, но недолго. Я была очень молода, за годы до того, когда создала танцевальную компанию «Роше ДеМилл». Он тоже был танцором. Прекрасным танцором. Но он тоже меня оставил. Не так, как твой парень. Джин решил, что это мир не для него, и я нашла его в ванне. Было слишком поздно вернуть его назад.