Если (ЛП) - Джонс Н. Г.. Страница 61

Наше дерево. То, которое нам так и не удалось закончить. Некоторое время я смотрела на него, сидя на полу.

Это дерево ждало годами, чтобы быть законченным. Если я чему-то и научилась от смерти Джордана, так это тому, что ты не должен позволять людям уходить. Я собиралась держать его за руку, точно так же, как и собиралась много лет назад, прежде чем наши отношения внезапно оборвались. Потому что я любила Эша. Нельзя позволять людям, которых любишь, уходить. Нельзя тратить впустую больше ни минуты, потому что минуты драгоценны, и они могут быть отняты раньше, чем у тебя появится шанс сказать или сделать то, что ты всегда хотел.

Я любила его, и я не собиралась любить в страхе. Я очень хотела любить Эша бесстрашно.

Я отпустила Эша, чтобы он мог исцелиться, после того, как он провел недели рядом со мной, отдавая всего себя, помогая мне исцелиться, несмотря на его собственную потерю. Но это не мой стиль. Это не Бёрди Кэмпбелл. Я иду ва-банк. Я люблю сильно. Я же позволила страху и боли диктовать, как мне любить. Ну, больше нет.

Я свернула дерево обратно и приготовилась вернуться к делам любовным.

Эш

У меня был первый день десенсибилизации (прим. переводчика: десенсибилизация и переработка движением глаз — метод психотерапии, разработанный Френсин Шапиро для лечения ПТСР). Она должна была помочь перепрограммировать мой мозг, чтобы справиться с ПТСР. Меня заставляли вспоминать и произносить все те вещи, которые приводили меня в такое состояние. Это было отстойно, но я должен был проработать их. Я должен избавиться от этих моментов.

Я начал заниматься терапией сразу же, как только вернулся, я просто адски скучал по Бёрд. Ничего не чувствовалось правильным без нее.

Я хотел быть с Бёрд, но я не мог давить на нее. Это было бы эгоистично. Я понимал, как тяжело любить кого-то вроде меня. Я понимал, что ей самостоятельно нужно принять решение — доверяет ли она мне снова.

В тот вечер я погрузился в живопись. В моем воображении образовался ряд новых кусочков. Как правило, искусство было словно течение, но я застрял. Все, о чем я мог думать, это Бёрд. Какими полноценными ощущались вещи возле нее. Вся моя энергия была направлена на то, чтобы противостоять желанию позвонить ей и умолять ее приехать сюда. Я должен был уважать ее выбор, даже если он мне не нравился, но это так выматывало.

Потом позвонили в дверь.

— Что за…? — выругался я про себя, когда посмотрел в глазок.

Там никого не было.

Я открыл дверь и выглянул наружу.

Я увидел лазурные и бирюзовые волны, когда голос произнес:

— Есть кое-что, что ты должен закончить, УАТТ.

Размеренными шагами она подошла к углу, где была расположена моя дверь. Я не мог поверить не своим ушам, не своим глазам. Она держала картину, бумага скручивалась вдоль краев, словно долгое время пробыла в таком состоянии. Я узнал прерывистые штрихи зеленого, оранжевого, розового и желтого.

— Я очень долго ждала, чтобы закончить это. Нам нужно определить, на чем мы закончили мои уроки. Я до сих пор не знаю, как нарисовать одно долбанное дерево.

— Ты была моим любимым, и единственным, учеником.

Она опустила картину вниз, когда я обернул свои руки вокруг ее талии и поцеловал ее мягкие губы. Запах лаванды заполнил мой нос. Она была самой сладкой, самой яркой и самой ароматной вещью.

Я отклонился назад, чтобы посмотреть в ее оливково-золотые глаза.

— Ты просто в гости? — Я не хотел строить предположений.

Она ухмыльнулась и посмотрела вниз.

— Я тут подумала, может после дерева ты мог показать мне, как нарисовать лес, а потом реку. Или я могла бы научить тебя чему-нибудь. Несколько упражнений?

— Для этого нам потребуется много времени. Ты ужасный художник, а я ужасный танцор.

— Я знаю, — кивнула она, переплетая наши пальцы.

Я снова притянул ее к себе, смакуя ее поцелуй и волну оттенков и ароматов, сопровождающих его.

Она была редкостью. Она была моей. На этот раз навсегда.

Ее глаза наполнились слезами, когда она целовала меня в ответ.

— Что случилось? — спросил я.

— Прости. Я счастлива, это просто…

— Я знаю, порой хорошие чувства порождают и грустные.

Она скучала по своему лучшему другу, человеку, к которому она бы отправилась, чтобы рассказать обо всех новых планах. Я понимал это, я всегда думал о том, как бы Сара полюбила Бёрд.

— Эш, я просила тебя быть смелым и смотреть в глаза своим страхам. И я должна сделать то же самое. Я боялась того, что чувствую к тебе. Мне было страшно любить тебя, но я люблю. Любила. И всегда буду.

— Бёрд, я проведу каждый день, заглаживая свою вину.

— Нет. Нет, хватит жить прошлым. Нет больше сожалений. Давай любить друг друга сейчас. Давай рисовать и слушать музыку, и танцевать, и… — улыбнулась она.

Трахаться? — прошептал я ей на ушко.

— Мммхмм, — озорно усмехнулась она. Затем она проговорила это слово для меня, своими полными, розовыми губами.

— Давай сделаем все это, и не обязательно в таком порядке, — сказал я, забирая картину из ее рук.

Мы провели ночь, заканчивая это дерево, и это было лучшее дерево, наполненное оранжевыми, зелеными, розовыми, желтыми, пурпурными, синими, золотыми и красными цветами.

Но это дерево было только началом.

Мы собирались строить гораздо больше вместе.

Эпилог

Бёрд

— Я представляю вам «Центр Сары и Джордана»! — произнес Тревор, разрезая ленточку.

Тревор, Эш и я решили, что это будет самым лучшим способом сохранить и почтить память Сары и Джордана, и помочь нам справиться с их потерей. Это место предназначено для молодежи из группы риска, чтобы у них был доступ к урокам танца, искусства и прочим видам деятельности. Получить горячую еду, а также был специалист в штате, чтобы помочь детям, которым нужно было с кем-то поговорить.

Следующей крупным проектом Тревора с нашей помощью, было создание бесплатной психиатрической клиники в их честь.

Раздались аплодисменты, и здание наполнилось членами сообщества. Мы провели день, общаясь с родителями, детьми и местными лидерами, а также общались с прессой.

Хотя события этого дня были захватывающими, в последнее время я быстро уставала и была слегка одержима идеей возвращения на наш диван.

— Приятно вернуться в Лос-Анджелес, — сказала я.

Я только что закончила свой годовой тур в Вегасе, с новым танцевальным шоу. В этот период Эш разделил свое время между Нью-Йорком и Вегасом.

За это время он добился огромных успехов в своей терапии. Его клаустрофобия почти исчезла, его ночные кошмары уменьшились почти до нуля, а перепады настроения, которые лекарства не могли целиком подавить, были под контролем. Нам всегда приходилось следить за его биполярным расстройством, но сейчас мы были вооружены лучше, чем когда-либо до этого.

О, и мы следовали клише и поженились в Вегасе. Потому что решили, что ожидание было для чайников. Мы не хотели терять время. Мы дождались приезда наших родных и поженились прямо в пустыне. Многое может случиться за полтора года.

— Устала? — спросил Эш.

— Угу.

— Как наш маленький танцор?

Я потерла свой маленький живот.

— Ты имеешь в виду малыш УАТТ? — ответила я.

— Ты можешь себе представить, если этот малыш получит оба таланта? — спросил он.

— Это было бы что-то… О нет, что нам делать, если у него окажутся две левые ноги и он едва сможет нарисовать фигуру из палочек?

— Мы засунем его обратно, — сказал Эш.

— О, вы, художники, такие драматичные.

— Вот за это ты и любишь меня. — Эш поцеловал меня в висок.

— Ты прав, — сказала я, восхищаясь изображением Джордана и меня, танцующих на другой стороне нашей гостиной.

Эш