Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 12

Перед катанием у меня выдалось всего минут пятнадцать свободного времени, и употребить его следовало с толком. Я и употребляла.

Адка хихикнула в трубку:

— А я всё хотела тебе позвонить и боялась, что помешаю! — призналась она. — А за мелких ты не волнуйся, я бабушке Маше уже звонила, утром они без капризов собрались, вещи она все нашла, такси решили не брать, пешком прогулялись, и прекрасно дошли, бабушка Маша говорит, по дороге считалочку про котенка выучили…

Я с трудом подавила стон.

Бедная, бедная Мария Егоровна! Как она нас всех, с нашей повышенной тревожностью и манией контроля, переносит?

Молока надо будет ей за вредность купить, вот что.

Птичьего.

— Ад, я тебя умоляю, не волнуйся ты и не проедай плешь Марии Егоровне! Если ей будет что-то от нас нужно, она сама нам позвонит! Ты с университетом связалась?

— Угу, в секретариате сказали, когда выпишут, справку обязательно принести, а пока — болеть спокойно.

— Как ты себя чувствуешь? — я проглотила комментарий на тему доброты секретаря, пожелавшей “болеть” а не “поправляться”.

— Нормально, — судя по звуку, Адка зевнула, не разжимая челюстей. — Только спать всё время хочется.

— Ну и спи, раз хочется, — одобрила я. — Вечером заеду. Привезти чего-нибудь вкусненького?

— Ой, не надо, лучше домой едь, а то мелкие скучают! А мне ни…

— Ада.

— Воды мне купи и фруктов каких-нибудь. Только сладостей не вези, а то я разожрусь!

— Хорошо! Я пойду, Ад, работа. Но если будет что-то важное — звони!

Я нажала отбой и улыбнулась. Беспокойство, все еще сжимавшее сердце острыми ноготками, начало потихоньку отпускать.

В сани, принадлежащие “Тишине”, вмещалось шесть человек. Однажды в них каким-то образом вместилось почти два десятка студентов, и с тех пор студентов признавать людьми я категорически отказываюсь.

Сегодня в сани вместились: я, великая и прекрасная (молчать! Метр пятьдесят пять — это прекрасно! И, хм, велИко…), Всеслав Всеволодович Азор, официальный представитель фирмы холдинга “Азоринвест”, Ольга Радомиловна Шильцева, его правая рука, Геннадий Витальевич Орел, личный помощник правой руки официального представителя, и Мирослав Радомилович Азор, очевидно, левая рука оного официального представителя.

Шестым был Максим, и счастливым он от этого не выглядел, потому что, ну, костюм же снять так и не удалось!

Счастливыми здесь вообще выглядели только я, потому что и сани люблю, и лошадей люблю, и план прогулки сама составляла, да Филлипыч, сидящий на козлах. Этот — в силу подлости характера.

Про Игоря Филлиповича Новицкого у нас на базе говорили просто: по профессии егерь-лесовед, по должности инструктор-аниматор, по призванию сволочь.

Столичные гости не хотели кататься, они хотели работать, и переговоры пытались начать чуть ли не с порога, вместо заселения. Мы не то чтобы работать не хотели — мы не хотели работать с ними. Поэтому переговоров сегодня не было и не предвиделось, а прогулка — вот она!

Орловские рысаки перебирали ногами, трясли головами и звенели сбруей: прогулке они были рады, а потому явно примкнули к нашей с Филлипычем партии. Впятером мы имели очевидное преимущество над недовольными, если и не в численности, так в массе.

Мое место впереди, и ехать придется вперед спиной, но я и так люблю. Рядом садится Орел, что логично, а третьим на неудобное место вместо Макса, по долгу хозяина, самовольно садится Мирослав, и у меня внутри всё почему-то обдает жидким огнем. Это от его парфюма, не иначе. Люблю я вкусные мужские парфюмы, что поделать.

Ну, ничего. Только тронемся — запах сразу выветрится!

Игорь оглянулся. Убедился, что все в санях, все сидят. Шевельнул вожжами — и тройка серых в яблоках мягко взяла с места, уверенно направившись прямиком в забор.

Конные ворота плавно и величественно разошлись в стороны.

Эх, жаль, лошадей заранее сегодня не разогрели — тогда можно было бы и резвее тронуться. Обычно приближающийся частокол без признаков проема западает катающимся в душу!

Заснеженный проселок, сосны, синее небо и летящая тройка — что может быть лучше?

Разве что, всё то же самое, но молча. Но увы, на этой прогулке я снова экскурсовод, а переорать свист ветра — это не абы какие связки надо иметь.

Сани мчатся, щелкает над конскими спинами хлыст и ощущение полета всё ярче.

“Посмотрите направо, те деревья — это граница заповедника “Соловьиные Родники”, в который мы и направляемся, посмотрите налево, а вот этот лес совсем молодой, его своими руками высаживала лично я”…

Щелчок кнута, и сани с небольшого обрывчика вылетают прямо на лёд.

Я держусь, даму милосердный Максим своевременно придерживает за талию, остальные звонко клацают челюстями.

“А сейчас мы едем по реке Елань, тут у нас в прошлом году грузовик газовой службы под лёд ушёл!”

Что поделаешь, событий в провинции мало, и я злорадно делюсь тем, что имеется.

Филлипыч залихватски свистит — и кони совсем уж пластаются в беге, гудит под копытами звонкий лёд, замирает от восторга душа.

…только вот аромат парфюма отказывается выветриваться.

В заповеднике гости из саней вываливаются с такими лицами, будто уже не чаяли, что это случится. Игорь отправляется вываживать коней, приезжие торопятся отойти от саней подальше (никак опасаются, что в следующий раз лед может оказаться не таким прочным) и попадают в радостно потираемые руки сотрудников “Родников” (где столичные гости — там благотворительные взносы), а меня аккуратно придерживает за локоток Максим:

— Лен, это обязательно было, про грузовик рассказывать?

— Да ты что! Я же их только ради этого на речку и потащила!

Жаль только, что мое торжество быстро смазал один из работников заповедника, у которого Ольга Радомиловна не постеснялась тревожный факт уточнить.

— Какой грузовик? А-а-а, так если вы то место хотели посмотреть, это вам с другой стороны заезжать надо было — возле Осиповки стремнина, лед промывает… А вы от Лабазного приехали, там отмель, Елань чуть ли не до дна промерзает!

Мирослав, оглянувшийся, чтобы посмотреть с укором, получил в ответ только мою широченную улыбку.

— А на обратной дороге я покажу вам то место, где видели медведя-шатуна! — жизнерадостно ознакомила я гостей с продолжением программы, выбрав момент, когда сотрудников заповедника рядом не было.

А то ведь с этих кайфоломщиков станется объяснить, что шатун — событие сомнительной свежести и случилось еще до меня.

А после моего прибытия — ни-ни, ни одного шатуна.

Злые языки улавливают между этими явлениями некую связь, но обращать внимание на подобные слухи — ниже моего достоинства.

— Ле-е-ена, — еле слышно застонал рядом Елистратов. — Не надо шатуна! До туда же крюк здоровенный, пожалей лошадок!

— Да ничего, им не во вред, они здорово застоялись в последнее время! — Филлипыч возник рядом, довольно щурясь.

Начальник мрачно посмотрел на меня. На него. Безошибочно констатировал сговор. И попросил:

— Меня. Меня пожалейте. Как людей прошу!

На минутку я потеряла контроль над совестью и испытала угрызения, но могучим волевым усилием пресекла эту несанкционированную активность.

Вот сейчас я гостям шатуна не покажу, а завтра они страх потеряют, да?

— Лена!

Я скосила глаза на Елистратова и неохотно уступила:

— Ну, ла-а-адно…

Филлипыч за плечом раздосадованно хмыкнул, а начальник отправился исполнять долг гостеприимства.

Кстати, раз шатуна в программе не будет, у меня где-то час времени высвобождается. Улучив минутку, я перехватила Максима под локоток, и поинтересовалась интимным шепотом:

— А можно я домой сегодня пораньше?

— Лена, блин! К чему все эти акции запугивания?! Я бы и так отпустил!

— Макс, ну ты как маленький. Не тебя же запугивали!

О, этот взгляд! Проникновенный, будоражащий, говорящий…

Говорящий: у тебя совесть есть? А если найду?