Новая история Колобка, или Как я добегалась (СИ) - Ясная Яна. Страница 38

Я даже успела позлиться на него, пока собиралась и собирала. И была в общем-то благодарна за эту злость — она здорово отвлекала от всего остального.

А в то же время эта злость была очень показательной — я уступила ему ответственность за наши жизни, вот что говорила эта злость. Потому что, завись решение проблемы по-прежнему от меня, я была бы холодна и собрана. Ни на какие посторонние эмоции во мне не осталось бы места.

Мир явился через рекордные двадцать минут в сопровождении серьезных ребят с лицами терминаторов, распихал по ним сумки, с самым серьезным видом поинтересовался у детей, кто из них жаждет первым прокатиться у него на шее, и подхватил самую смелую Ольгу, которая вообще по сидениям на шеях главный специалист. Потом мы все загрузились в черный минивен и отчалили, чтобы причалить к ярко освещенному входу “Золотого кольца”.

Аду расспрашивали уже в машине.

Бритый налысо, синеглазый мужик, представленный Брониславом Рогволодовичем, въедливо и дотошно выяснял детали происшествия, занявшего от силы минуту-полторы. Но он раскладывал эту минуту скрупулезно, по секундам.

Его интересовало всё: в какую сторону незнакомка вела детей, кто был во дворе, где стоял, как себя вел, как отреагировал на поднятый Адой шум… Особое внимание он уделял внешности женщины.

Ада терпеливо и старательно отвечала на вопросы, не злясь, что они скачут вразнобой и повторяются по несколько раз.

Мирослав не вмешивался в допрос. Он сидел с Олюшкой на коленях, придерживая одной рукой обоих сыновей, и внимательно слушал. При загрузке так расселись случайно: место рядом с мальчишками я оставляла для Олюшки и себя, но когда туда сел Мир, посмотрела на этих четверых рядом — и не стала сгонять.

Глаза у детей были круглые, но не испуганные, а скорее любопытствующие. К обилию незнакомых лиц они отнеслись философски и даже не галдели, с интересом всех разглядывая. На вопросы, обращенные уже к ним, малышня ответила с невнятным изумлением — котенок? какой котенок? какая тетя? какая машина? И Бронислав легко отступился. Было видно, что он не особенно на что-либо и рассчитывал. Согласна, свидетели из трехлеток так себе! Ему еще повезло, что они ничего не сказали, куда сложнее, когда их свидетельские показания кардинально разняться! Нам с Адой “дело о столовых приборах, пропавших из запертого ящика” еще пару месяцев потом в кошмарах снилось.

— В общем и целом, картина ясна, — подвел лысый итог допросу, обращаясь к Мирославу, а потом добавил в сторону Ады: — Вам повезло, что она вам ничего вам не сделала…

— Это ей повезло, что я ей легкие через ребра не вырвала! — зверем ощерилась моя девочка.

Маленьким, испуганным, взъерошенным зверем. Но — способным, тем не менее, исполнить угрозу. И, не прими она решение в первую очередь уводить детей, с нее сталось бы запросто пойти в рукопашную.

А Бронислав, господи, ну и отчество, Рогволодович невозмутимо продолжил, будто его и не перебивали:

— Могла бы брызнуть вам в лицо чем-нибудь из баллончика и сделать свое дело.

Так мы оказались в люксе. Разместились, накормились…

Перекормились даже, пришла к выводу я и решительно отодвинула от себя тарелку.

Мир закончил раньше и последние пару минут практически неотрывно на меня глазел. Кусок в горле от этого взгляда не застревал, но вот душевное волнение просыпалось. Нервы, и без того натянутые как струна, готовы были лопнуть. Потому что так смотреть нельзя. Категорически. Этот пронзительный взгляд однозначно стоит запретить законом!

— Спасибо, что позвонила мне, — неожиданно произнес он.

— А кому мне еще было звонить? — я дернула плечом, благодарность застала меня врасплох.

— Елистратову.

— Я и ему позвонила, — честно призналась я. — Он вне доступа.

Дрогнули ресницы, сужая глаза, раздулись крылья точеного носа. И у меня внутри в ответ на это что-то протяжно и томительно екнуло. Должен бы уже иммунитет выработаться, а поди ж ты! Екает и екает, зараза!

Но злится Мирослав свет Радомилович эффектно, в этом не откажешь. И тут мироздание, не иначе как услышав мои мысли, послало на мой телефон входящий: понравилось? На! Продлим удовольствие!

— Да, Макс, — я поднесла мобильник к уху и неблагодарно отвернулась, пресекая любование.

Разговаривать под пристальным взглядом синих глаз было почему-то одновременно неловко и забавно.

— Лен, ты звонила? — голос Елистратова звучал обеспокоенно. — Игорь сказал, у тебя что-то сумасшедшее стряслось.

Я поколебалась мгновение, не зная, в какую сторону качнуться. Нет, что я расскажу дорогому Максиму Михайловичу про похищение, я знала. Не знала только, когда. Я бы доверила Максу все, что угодно, но не была уверена, что прямо сейчас его нужно сразу вводить в курс дела. Про чертовщину я сказать не могу, а сидеть на месте Елистратов тоже не станет. Нужны ли мне поднятые на уши полгорода, я не знала. Один раз с поджогом перебаламутили уже. Как бы не получилось как в той притче, когда на крик “волки!” никто не прибежит.

— Да дети. Решили на мою голову вывалить все непрожитые болячки за три года. Температура под сорок подскочила, Адка аж скорую вызывала. Все нормально уже, сбили, вроде, сказали, что бывает. Я завтра возьму отгул ладно? Няня справляется, но для спокойствия душевного, можно?

— Не вопрос, — напряжение из голоса Макса пропало. — Может, вам привезти чего? И вообще ты в “Тишину” с лазаретом, насколько я помню, собиралась.

— Спасибо, да, Аде просто надо еще на прием завтра с головой. А там, наверное, и переберемся.

Мы распрощались. Я нажала “отбой” и подумала, что тишина в комнате прямо-таки звенит. Мирослав, мы совсем не ревнивые, Радомилович даже не пытался прикинуться, что его совершенно не волнует, о чем и с кем я там разговариваю. Я мысленно хмыкнула и, спасибо Максу — напомнил, набрала номер Филлипыча.

— Угонщица, машину когда вернешь?! — страдальчески возопил тот в трубку.

— Завтра, — заверила я. — Спасибо, что выручил, родина тебя не забудет.

— Меня вообще никто не забывает, — зловеще прошипел коллега и отключился.

Я окончательно отложила телефон. После душа и ужина, силы чудесным образом вернулись, и я готова была приступить к собственному допросу с пристрастием, но Мирослав меня опередил.

— Что у вас с Елистратовым?

И вроде бы обычные слова — но тон, но выражение лица и взгляд… Игривую бодрость общения с Максом и Филиппычем как водой смыло.

Азор смотрел на меня в упор и взгляда не отводил. Закономерный, вроде бы вопрос. Вот только интонация, которым он был задан…

Злость поднялось мгновенно, как пена на кофе: только что был благородный напиток, и вот уже — затопившая всё грязная лужа.

— Мы друзья, — произнесла я ледяным тоном. И добавила, чтобы окончательно расставить точки над i и пресечь какие бы то ни было претензии: — Близкие.

Нет, а что ты думал? Я тут в вакууме жила, твоего появления ждала у окошка?

Синие глаза опасно сверкнули.

— Насколько близкие? И насколько друзья?

Теперь его злость уже не казалась мне красивой. Кровь стукнула в виски, и я медленно, выговаривая сквозь спазм в горле, протянула:

— Да… Быстро же ты счета за услуги начал выставлять.

— Ты о чем?! — изобразил непонимание Мир.

— Я о том, что на вопрос про Макса я уже отвечала. И задан он был тогда совсем иначе. И даже сейчас, ты спросил — я ответила. Ты помог, чтобы помочь или чтобы сделать меня обязанной? Какого беса я должна оправдываться за то, что сначала позвонила старому другу, а не мужику, которого знать толком не знаю?!

Обида жгла изнутри и закипала в слезных протоках кислотой.

Я отвернулась — не хотелось показывать свою уязвимость. За кого ты меня принимаешь? Ищешь доверия — а сам? Где оно, твое альтеровское, черти бы вас всех задрали, доверие?

Отвернулась — и не заметила, как Мирослав подошел, аккуратно, но крепко подхватил меня под локоть и куда-то потащил. Я сперва удивилась, потом растерялась, потом разозлилась — какого черта он себе позволяет?! Но до двери из номера была пара шагов и вот уже она распахнулась, а там охрана. Еще два шага, и Мир с грохотом опустил кулак на дверь соседнего номера.