Призрак тебя и меня (ЛП) - Орам Келли. Страница 4

— Бэйли!

Мне в лицо прилетает картошка-фри, и я, подняв взгляд, обнаруживаю, что все сидят и ждут моего ответа. Кажется, они обсуждали осенний бал, но я не уверена.

— Что?

Несколько моих друзей прыскают, а Триша издает стон.

— Не понимаю, зачем я вообще тебя спрашиваю…

Лиз пихает ее локтем в бок и закатывает глаза.

— Не хочешь съездить перед балом в Нью-Йорк и поужинать там? Я говорю, что будет весело прокатиться на поезде в город при полном параде.

— А я говорю, что ни за что не сяду в грязный поезд в платье за двести пятьдесят долларов, — не уступает Триша.

Я качаю головой.

— Думаю, я не пойду на бал в этом году.

За столом наступает полная тишина, словно я призналась в убийстве. Триша, прищурившись, подается вперед.

— Тебя никто не пригласил? — Она сердито оглядывает сидящих с нами парней, будто они каким-то образом подвели ее лично, затем улыбается своей фирменной фальшивой улыбкой. — Ничего страшного. Ты можешь пойти и без пары. А все наши парни по очереди потанцуют с тобой.

Мужские головы за нашим столом с энтузиазмом кивают.

— Ну уж нет. — Лиз тянется через стол и кладет свою руку поверх моей. — Никто не пойдет на танцы в одиночестве. Мы найдем тебе пару.

— Давай с тобой пойду я, — предлагает новенькая Шарлотта с улыбкой, демонстрирующей полный рот идеально ровных, ослепительно белых зубов. Она поворачивается ко всем и добавляет: — Вообще, может, все пойдем просто вместе? Представьте, как будет весело. Если ни у кого не будет пары, то мы все потанцуем друг с другом.

Глаза всех парней округляются от перспективы потанцевать и со мной, и с Шарлоттой. Их взгляды мечутся между нами двумя, а головы снова начинают кивать. Потом Джейк Уэйнрайт говорит:

— Круто. Я в деле.

Триша резко поворачивается к нему.

— Э-э… нет. Ты не в деле. Ты уже пригласил меня и теперь не можешь вот так меня кинуть.

— Но, детка, если все собираются идти без пар, то какая разница? Я же не собираюсь бросать тебя.

Лицо Триши краснеет, и все задерживают дыхание в ожидании взрыва. Она частенько срывается, и это зрелище не из приятных. Трише, впрочем, удается сдержаться. Ее голос напряжен, когда она рявкает всего несколько слов, отклоняя предложение за всех нас:

— Этого не будет. И точка.

Шарлотта окидывает взглядом ребят и, поняв, что вердикт не подлежит  обсуждению, пожимает плечом.

— Ну и ладно, — говорит она мне. — Мы все равно можем пойти с тобой одни.

Глаза Триши швыряют в нее пару невидимых дротиков.

— Как хотите. Только неудачники приходят на танцы без пары.

Шарлотта, кажется, не обеспокоена оскорблением, а я игнорирую тот факт, что Триша только что назвала меня неудачницей. Она всегда была черствой. Я научилась не принимать это на свой счет.

Разговор возвращается к первоначальной теме планирования ужина, а я опять отключаюсь, пока вдруг Шарлотта не говорит:

— Кто это? Если у него никого нет, то я могу передумать насчет танцев без пары.

Я поднимаю глаза, только услышав вокруг изумленные вздохи. Следуя за взглядами остальных, поворачиваюсь к очереди за обедом, и яблоко, которое я держала в руке, падает на пол. Вздох, который срывается с моих губ, получается, без преувеличения, раза в три громче, чем у других, поэтому вся наша компания в ожидании моей реакции замолкает. Мое сердце проваливается куда-то в желудок, который откликается мощной волной тошноты.

— Что он здесь делает? — шепчет где-то позади меня Лиз. Ее шепот звучит словно издалека, и мое сознание едва улавливает его.

— О чем вы? Кто он? — снова спрашивает Шарлотта.

Уэс Дэлани здесь. Я не могу поверить своим глазам. Прошел почти год. Он бросил школу спустя пару недель после гибели Спенсера, а затем полностью исчез с наших радаров. При виде него мое сердце начинает гулко стучать.

Уэс расплачивается за обед, поворачивается, и его взгляд немедленно переходит ко мне, как будто он уже знал, в каком направлении смотреть. Когда наши глаза встречаются, у меня пересыхает во рту. До этого момента я и не подозревала, как сильно мне его не хватало. Все мое существо жаждет воссоединиться с ним. Но… у меня нет на это права. Я подавляю это желание и позволяю своему старому другу — чувству вины — заполнить меня. Это единственное, чего я заслуживаю, когда дело касается Уэса. И тем не менее, я не могу отвести от него взгляд.

Он изменился. Стал старше и крепче. Его голова побрита чуть ли не налысо. Остался лишь очень короткий слой темных волос, не длиннее щетины у него на лице. На удивление это идет ему. В то время, как Спенсер, в конечном итоге, перерос свою подростковую неуклюжесть (ну, почти), то  Уэса она и не коснулась. Он всегда был красивым. А теперь стал по-настоящему сексуальным.

С такой стрижкой его темные глаза, обрамленные длинными ресницами, выделяются на лице еще больше. И он так сложен, что даже со своего места в другом конце кафетерия я могу точно сказать, что его тело под тесной белой футболкой и джинсами с низкой посадкой твердое, как скала. Вид у него… суровый. И какой-то измученный.

— Бэйли, что он здесь делает?

Я игнорирую Тришин вопрос. Даже если бы я знала ответ (которого я определенно не знаю), то говорить сейчас я не могу. Я не могу дышать. Не могу думать. И находясь в плену его взгляда, не могу разгадать выражение у него на лице.

Где он был целый год? Что он здесь делает? И почему не может отвести от меня взгляд? Неужели он собирается всем рассказать, что на самом деле случилось в тот вечер?

Почувствовав тошноту, я вскакиваю со своего места и выбегаю из кафетерия, словно от этого зависит моя жизнь. Прямо сейчас кажется, что оно так и есть.

После гибели Спенсера меня посадили на таблетки, и безразличие заменило страдания и разрушительную боль. Я перестала что-либо чувствовать. Однако когда я врываюсь в женский туалет, появляется ощущение, будто на меня разом обрушились все те эмоции, которые я должна была испытывать все это время.

Я смотрю в зеркало, надеясь понять, что же чувствую. И вижу лишь панику. И теряю контроль. Прислонившись спиной к холодному кафелю стенки, я сползаю на пол, крепко обхватываю ноги руками и утыкаюсь в колени лицом.

— Дыши, — шепчу я себе, вталкивая и выталкивая воздух из легких. — Дыши, Бэйли. Все хорошо.

Чудесным образом мантра мне помогает. Я восстанавливаю самообладание, умудрившись не разрыдаться, и прежде чем выйти из туалета, даю себе еще пару минут, чтобы убедиться, что я в порядке. Лучше бы ему уже убраться отсюда. Я готова к вопросам и сплетням своих одноклассников, но не думаю, что смогу встретиться лицом к лицу с ним.

Я открываю дверь и врезаюсь в чью-то твердую грудь. Сильные руки сжимают меня, не давая упасть, а после не отпускают. Я понимаю, чьи они, даже не глядя. Это Уэс.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Сначала в его присутствии мне становится легче. Его запах знаком, а жар высокого, стройного тела как будто способен растопить мое заледеневшее сердце. На долю секунды я приникаю к нему. Его руки обнимают меня, словно это так же естественно, как дышать. Всего на секунду все в моем жалком мире становится хорошо. Всего на секунду я вновь оживаю.

— Что с тобой, Бэйли? — В его голосе, обычно глубоком и ровном, звучит хрипотца.

При звуке своего имени я вздрагиваю, и на меня обрушивается реальность. Я выпутываюсь из его объятий, пытаясь подавить панику. Он глядит на меня, ждет ответа. Мы не разговаривали с похорон, и я не уверена, что готова заговорить с ним сейчас. Мне требуется минута, чтобы обрести голос, а затем я выпаливаю:

— Что ты здесь делаешь?

Он шумно вдыхает и, сжав лямку рюкзака на плече, отступает назад. Когда я замечаю рюкзак, у меня отвисает челюсть.

— Ты возвращаешься в школу?

Неподдельный ужас в моем голосе заставляет его вздрогнуть. Капелька света, которая еще секунду назад была в его взгляде, гаснет, а лицо становится непроницаемым.