Гори во мне (СИ) - Сакру Ана. Страница 52

Мужчина подводит детей к женщине и велит каждому поцеловать ее. Они покорно склоняются к ней, гладят ее волосы, руки. И только младший так и не поворачивается, лишь сильнее вцепляясь в куртку отца. Тот шепчет ему что-то, перебирая светлые кудри, но мальчик лишь упрямо вертит головой. Мужчина смиряется и наклоняется к почившей сам, оставляет на ее губах долгий прощальный поцелуй и отходит.

К лодке приближаются двое воинов. Женщины начинают петь громче, ритмичней. Глухие удары по барабану, неторопливые, нагнетающие. И лодку толкают в море. Вперед выходит лучник, поджигает стрелу, обмотанную тряпкой, и пускает ее. Еловые ветки вспыхивают, озаряя небо красным.

И тут мальчик на руках отца поднимает голову и устремляет взгляд на горящую удаляющуюся лодку. Его синие глаза. В них столько ужаса.

— Мама, мама! — он начинает кричать, вырываясь, — Она горит!!! Она сгорит!! Мама, мамочка!!

Он так плачет. Я не могу на это смотреть и отвернуться не могу. Мальчик еще не понимает до конца, что такое смерть. Он видит только пожар, и что мать уплывает вдаль, из которой уже не вернется. Она умирает для него прямо сейчас. В эту секунду.

Я чувствую его животный страх. Он забивается мне под кожу, не дает дышать, проникает через рот, уши, нос. Я захлебываюсь в нем. Я жмурюсь, молясь, чтобы это прекратилось. Голова кружится, темнота. Звуки все тише, и меня отпускает.

Я слышу мальчишеские голоса, веселые, задорные. Они зовут куда-то. Так звонко смеются. Я открываю глаза и сразу закрываю снова, ослепленная солнцем. Запах хвои, цветов, трав, все вместе. Такой пьянящий. Лето. Щурюсь, озираясь.

Я в лесу. Вековые сосны стеной окружают меня. Дивное синее небо над головой. Меня затопляет ощущением счастья, ни с чем не связанным. Просто потому, что можно дышать, можно бежать, можно быть. Удивительное чувство, которое все мы испытываем в детстве, а потом оно становится недоступным, лишь редкими отголосками напоминая о себе.

Между деревьев проносится какой-то мальчишка, еще один. И я бегу за ними. Сквозь кусты и ветки, царапая кожу до крови, спотыкаясь, разрывая одежду. Но мне все равно. Азарт бурлит в крови. Нам нужно первыми раздобыть сокровище и не попасться. Я слышу, как трубит охотничий рог. Два коротких. Кто-то из наших убит. Ныряем в овраг, чтобы развернуть карту, нарисованную на коленке, и заодно отдышаться. За нами прыгает еще двое, итого пятеро. Шестого нет.

— Так и знал, что Хьорд сглупит. Ломанулся через опушку, — ворчит Арн. Я вижу его прищуренные лазурные глаза. И уже сейчас в этом долговязом ободранном мальчишке узнаю будущего князя Севера. Он тяжело дышит, трясущимися пальцами разворачивая карту леса.

— Они не пошли к нашим, похоже. Решили затаиться, дождаться нас и около своего поста перебить.

— Так неинтересно. Трусы, — возмущенно хмыкает какая-то красивая девчонка, одетая как мальчик и чумазая до безобразия. Она проводит разорванным рукавом под носом, и грязь чертит длинную дорожку по щеке. Я вглядываюсь в ее синие глаза, опушенные густыми загнутыми ресницами, и мне становится до истерики смешно. Хорошо, что мальчишки не могут меня видеть и слышать. Это Кит? Боже. Хоть бы постригли его! А то кудри до самых плеч. Ну, кукла.

— Давай их выманим, Арни? — Даже голос пока еще звонкий и чистый, как колокольчик. Синие глаза светятся лихорадочным азартом, — Уведем к морю. Я и Альс.

— Поймают, — Арн хмурится. Ему не хочется терять еще двоих.

— Успеем подальше уйти, — еще один брат склоняется к Арну. Ему нравится идея младшего. Нравится рисковать. А для чего еще играть? — А вы захватите!

— Ладно, через речку, — Арн наконец дает добро, — Мы верхом пойдем, обойдем слева. Туда ни в коем случае.

И они вскакивают моментально, и снова бегут. В них столько силы, столько дури. Я чувствую, как бьется жизнь в их венах. Им страшно и весело. Это игра и нет. Они знают, что вырастут и станут воинами, как их отцы, их деды, их предки. Что будут так же окружать, выманивать противника, но будет уже не до веселья. Будет смерть и опасность. И нужно учиться сейчас, чтобы выжить.

Кит и Альс отделяются и спрыгивают с крутого берега в ледяную мелкую речку, перебираются на противоположный пологий берег. Они уже не бегут, а крадутся, укрываясь за деревьями, напряженно вслушиваясь. Глаза то и дело сверкают голубыми всполохами. Альс молча кивает. Справа. Братья замирают, смотря друг на друга, и срываются с места. Гиканье, из кустов неожиданно выныривает еще трое мальчишек. У них в руках рогатки и палки. Братья петляют как зайцы меж деревьев. Главное чтобы не попали. Таковы правила. Сразу убит. В какой-то момент Альс хватается за плечо и болезненно морщится, останавливаясь. Кит оборачивается, чертыхается под нос и бежит еще пуще. Я чувствую, как кровь бьет ему в уши, как дрожат ноги, и сердце бешено и больно ударяется о ребра. Просвет между деревьями. Совсем чуть-чуть. Он виляет за сосну и пущенный камень свистит у самого уха. Обрыв. Море. Высоко и страшно. Огромные волны с грохотом разбиваются о камни. Но он же Конуг. Конуги не тонут. Он оборачивается на преследователей и прыгает. Мальчишки охают и подбегают к краю. Тревожно вглядываются вниз, кусая губы. Их дома убьют.

Вон он, вынырнул.

— Придурок! — орет самый высокий, белобрысый, даже в юном возрасте огромный как медведь. И начинает смеяться от облегчения.

Они все начинают хохотать и не могут остановиться. И Кит в воде смеется тоже.

И я. Я так испугалась.

Я снова закрываю глаза.

* * *

Большая светлая комната. Высоченные потолки с лепниной, стрельчатые окна в пол, двухъярусные кровати по периметру, разбросанные вещи везде: какие-то игрушки, учебники. Письменные столы, заваленные тетрадками, и пузатые платяные шкафы. Мальчишки, еще худенькие как цыплята, с выпирающими ребрами, впалыми животами, взъерошенные, бегают по ней, тараторят без умолку, натягивают на себя одежду, толкаются и смеются.

Один из них кидает подушкой в спящего паренька, с головой укрывшегося одеялом.

— Конуг, хватит дрыхнуть! Сейчас Жаба придет, ремня получишь.

В ответ вместо слов из-под одеяла эпически медленно высовывается рука с неприличным жестом.

— Ой, сам пошел, — обиженно фыркает мальчишка, отворачивается и продолжает собираться.

Кит, а это опять он, поднимается только, когда большинство уже покинуло комнату. Мутными глазами обводит помещение в поисках своей одежды. Я чувствую, как трещит у него голова от недосыпа, и откуда-то знаю, что он лег только два часа назад, потому что ночью они с Ларсом бегали к морю подсматривать ритуал призыва мертвых стражей.

А теперь вот нужно вставать и плестись к невыносимому профессору Рогену, а он не учил ничего. Опять похоже придется полы мыть, ну и ворон с ним. Хоть что-то он научится идеально делать в Академии.

— Конуг, почему еще тут? — гремит у самого уха, и в дверном проеме, практически полностью заполняя его, материализуется дородная обманчиво мягкая фигура Айлы Робер, или попросту Жабы, — Минута тебе! Или выпорю.

"Я тебя когда-нибудь сам выпорю, вороном клянусь!" — зло думает про себя мальчишка, но глаза отводит и кивает, вскакивая в постели. Айла весь корпус держит в страхе, и Кит уже не понаслышке знает, что с ней лучше не спорить. Хоть ему это знание и нелегко далось.

— Понаплодят дикарей, а ты из них людей делай, — ворчит Айла себе под нос, наблюдая, как Конуг без разбору закидывает тетрадки в заплечную сумку, — Умойся, дурень! Что такой чумазый? Ночью опять через окно лазил что ли? На меня смотри.

— Нет, — он устремил на нее ясный немигающий взгляд.

— Врешь, — хмыкает Айла, но отстает. У нее есть определенный кодекс чести. Она не наказывает за то, на чем не поймала.

Только добавляет весело.

— Эх, надо решетку ставить все-таки. А то вы ж как звереныши. По-хорошему не понимаете.

Кит кривится, не в силах сдержаться. И так запирает их. Злая баба.

И прошмыгивает мимо нее в коридор. Уже пустынный, все ушли в учебный корпус. Он припускает быстрей, чтобы не опоздать. Выбегает на улицу и решает срезать через сад, ловко перепрыгивая розовые кусты. На улице осень, золотая и уже чуть морозная. Под ногами хрустит заледенелая трава. Пряный запах увядания щекочет ноздри. Кит сворачивает в садовый лабиринт, так как знает короткий путь. Тяжелая сумка больно бьет по острым лопаткам.