Белый Карлик (СИ) - Недугов Дмитрий. Страница 17

— Разрешите? — Еремеев слегка заикался, появившись на пороге, не решился переступить его сразу, встретился со мной мимолётным взглядом, нервно сглотнул и опустил глаза в пол.

— Да, рядовой, мы вас ждём, — Хмельницкий холодно смотрел на бедолагу, оказавшегося в неприятной жизненной ситуации, с пренебрежением кивнул себе за спину: — Можете присесть.

— Нет, спасибо, я постою, — при виде стула Еремеев лишился лица, словно только сейчас осознал нависшую над ним ответственность за эту весьма не детскую шалость. Я деловито хмыкнул, скрестил руки на груди: а как ты думал, дружок, за шалости надо платить. На ватных ногах рядовой кое-как добрался до Хмельницкого, посмотрев на него с испугом, начал свой рассказ:

— Я не видел, что произошло. Подозреваемый оставался в наручниках, когда сержант Николаев отправил меня к дежурному.

Подозреваемый? Да как у этого сморчка язык повернулся после произошедшего меня так назвать?! Негодование и обида проявились на лице, я грозно сверкнул глазами, нет, надо было точно сдать его с потрохами, но самое интересное, что Скалдер, слушая всё это, охотно кивал головой.

— Объясните, почему камера в комнате допросов оказалась отключена на момент произошедшего инцидента? — Хмельницкий прошёл вдоль стола, тяжело чеканя шаг. Не знаю, зачем мне всё это выслушивать, всё и так понятно. Я деловито завёл руки за спину, как и ожидал, рядовой слишком напуган, чтобы придумать внятную ложь.

— Сергей Максимович сам лично отключил камеру перед допросом.

Он заикался почти на каждом слове, взгляд прилип к выведенному на полу и стене рисунку, добавив на выдохе:

— Он сказал, что это будет показательное дознание...

— В самом деле? — Скалдер неправдоподобно изумился, кивнул на пыточный стул. — Это тоже была часть дознания?

Еремеев побелел как полотно, зашатался:

— Это была идея Сергея Максимовича, я не хотел...

Ну да, самое плёвое дело скинуть всю вину на труп.

— Ладно, об этом поговорим потом. Расскажите, что произошло на дознании. Кто приковал потерпевшего к стулу?

— Сергей Максимович, он надел их на потерпевшего, как только завёл в комнату, потом приковал к стулу, — рядовой коснулся рукой лица, покрывшегося нервной сыпью. Да, мерзавец понимал, чем всё это грозило его карьере, я же оставался беспристрастным, в глазах читался только один вопрос: где кольцо, козёл?!

— Ага. Что было потом? Потерпевший сказал, что из него выбивали чистосердечное. По какому делу? — Хмельницкий продолжал расхаживать от одной стены к другой, невероятно действуя этим на нервы окружающих. Краем глаза я следил за Инферналами в стене, ещё один фактор, которым нельзя пренебрегать.

— Мы не хотели никому причинять зла. Сергей Максимович просто хотел припугнуть подозреваемого.

— Потерпевшего, — я тактично кашлянул, поправляя неуклюжего рассказчика. Тут же поймал недовольный взгляд Хмельницкого.

— Ярцев, это уже не так важно. И потерпите влезать, к вам еще дойдём по ходу пьесы.

Ну да, конечно! Я молча закивал, изобразил, как закрываю рот на замок воображаемой молнии.

— Когда вы покинули комнату? — Скалдер снова обратился к рядовому.

— Вскоре после начала допроса, Сергей Максимович отправил меня к дежурному, пробить потерпевшего по базам.

— Сколько вы отсутствовали?

— Минут десять, не больше.

О да... Они пролетели для меня весьма «весело».

— Когда вы покидали комнату, потерпевший все ещё был пристёгнут к стулу?

— Да, он был в наручниках, когда я выломал дверь.

— Не торопитесь, — Скалдер поспешно оборвал воодушевившегося полицейского. — Что в этот момент происходило в комнате, вы не знаете, так?

— Так точно, но когда через десять минут пришёл обратно, дверь в дознавательскую оказалась запертой изнутри.

— Вы слышали звуки борьбы?

— Да, я слышал, как потерпевший кричал.

— Он звал на помощь? — Хмельницкий бросил на меня косой взгляд.

— Да, я попросил Сергея Максимовича держать себя в руках, но, кажется, он меня не услышал, — Еремеев грустно вздохнул, опустив голову. Ни разу не соврал, но упорно игнорировал мой немой вопрос о фамильном кольце. Я не знал, как заставить воришку передать его мне, не знал наверняка, с собой оно у него или нет. Яр появлялся от мысленного зова, если кольцо на мне, или от крика, если рядом. Я еле сдерживался, чтобы во весь голос не проорать его имя. Наверное, со стороны это будет смотреться ужасно дико, доблестная полиция может взяться за оружие. Пока лучше просто выжидать подходящий момент. Начиная потеть от возникших сложностей, расстегнул верхние пуговицы рубашки. Это не осталось не замеченным, Хмельницкий хитро прищурился:

— Что с вами, Ярцев?

— Здесь душно, — я скучающе зевнул. Ага, так и признался, что нервничаю! Федерал бы всё равно не понял, из-за чего.

— Дальше что? — Скалдер сосредоточился на рядовом.

— Крики продолжались, и я решил выбить дверь огнетушителем.

— Что вы увидели, когда вошли в помещение? — предчувствуя скорое несоответствие в рассказах двух очевидцев, Хмельницкий облокотился о стол.

— Сергей Максимович сидел на полу, вон у той стены, — Еремеев ткнул тощим пальцем на обведенный силуэт рядом со мной. — А подозре... терпевший лежал на полу рядом. Он опрокинул стул, но всё ещё был пристёгнут к нему наручниками.

Терпевший. Вот это слово как нельзя лучше подходило к ситуации, я действительно, чувствовал себя этаким терпилой, человеком, которого сначала ограбили в машине ППС, потом пытали в полицейском застенке, а теперь заставляли раз за разом пережёвывать эти события. Нет, я не жаловался на судьбу, бывало и хуже, вспоминая напутственные слова Борисыча, так и хотелось скорчить болезненную гримасу и разжалобить следствие своим унизительным положением, но всё это, по моему глубокому убеждению, не выглядело по-мужски красиво. Да и чего мне бояться, помогая федералам распутывать этот клубок. Вся моя вина только в том, что рядом с парком в тот вечер дежурил этот треклятый наряд ППС.

— Ранее вы сказали, что потерпевший попросил вас освободить его, так?

— Да, он крикнул, что сержант умирает, и попросил снять наручники.

— Зачем? — Хмельницкий медленно повернул голову в мою сторону, и я не сразу сообразил, что этот вопрос он адресовал мне.

— Я хотел помочь, — мне нечего скрывать, ведь всё так и было.

— Вытащить то, чем он якобы поперхнулся? Или наоборот, спрятать орудие убийства?

Легкость, с которой ФСБешник брал меня на пушку, поражала. Нет, наверное, этому их и учили, но после откровений в машине слышать такие предположения просто дико, в который раз убедился, что этот Хмельницкий скользкий тип и откровенничать с ним не стоит.

— Орудие убийства? — задумчиво повторил я, робко улыбнувшись: — Так всё бы и ничего, вот только наручники были на мне, а не на сержанте.

— Вот эти? — Хмельницкий достал из кармана знакомые железки, положил на стол, кивнул Еремееву. — Посмотрите, это те самые наручники?

— Да, наверное... — неуверенно кивнул рядовой. — Сергей Максимович взял у меня, наверное, это они.

— Как вы думаете, потерпевший мог во время вашего отсутствия незаметно освободиться от наручников, убить сержанта, инсценировав несчастный случай, и до вашего возвращения снова оказаться в наручниках?

Легкость, с которой это проговорил Хмельницкий, заставила мою нижнюю челюсть отпасть: тоже мне нашли Гарри Гудини! Нет, предположение, конечно, интересное, и даже мне в голову не пришло, что можно так извратиться над ситуацией, но федерал спрашивал так, будто меня не было в комнате, совершенно не заботясь о моей реакции. Впрочем, что-либо возражать нет смысла. Я впервые подумал, что помощь или хотя бы присутствие адвоката мне бы не помешала, но отпираться уже поздно, да и корпоративный юрист ещё не вернулся из командировки.

— Потерпевший был прикован к стулу, а он... особенный, — Еремеев озадачился, рассуждая вслух.

— Да, мы это видим, — кашлянул Хмельницкий. — И всё же.