Крутой сюжет 1994, № 01 - Моргунов Владимир. Страница 33

Опомнившиеся солдаты бежали вдогонку и наперерез братьям. Но мальчишки, как обезьяны, уже карабкались на стену по веткам винограда.

Бамбуковая палка мастера мелькала с невероятной быстротой, отражая удары мечей и копий и нанося сокрушительные удары по обступившим его солдатам. Мастер, как зверь, метался по двору, пытаясь пробраться к стоящему на крыльце разъяренному Окате.

— Оставьте его, я сам. — Солдаты расступились, образовав круг, в котором в боевой стойке, готовый к нападению, стоял Судзуки.

Оката сбросил накидку и с мечом в руках соскочил с крыльца.

Они ходили по кругу, изучая друг друга. Один, готовясь нанести сокрушительный удар, другой, готовый отразить его. Вдруг Оката с криком бросился на противника. Казалось, он мечом разрубит Судзуки от плеча до поясницы. Но меч только со свистом рассек воздух. Оката шел на Судзуки, ловко орудуя большим двуручным мечом. Мастер старался увертываться, не пытаясь нанести палкой удар. На очередном замахе Окаты он, опережая, ребром ладони нанес резкий удар по запястьям наместника. Меч отлетел в сторону и упал неподалеку. Не давая опомниться, мастер подпрыгнул и ударил Окату ногой в лоб. Удар был настолько силен, что наместник упал на спину и, вдруг захрипев, задергался в конвульсиях. Подбежавшие к нему слуги бросились поднимать его. Из спины наместника торчал меч, на который он, упав, напоролся… Больше ждать было нечего. Воспользовавшись замешательством солдат, Судзуки бросился бежать. Вдогонку ему полетели копья. Но мастер бежал так быстро, что ни одно копье не достигло цели.

Немалого труда стоило Судзуки и его сыновьям выбраться из переполошенного города. Не раз приходилось им применять ловкость и хитрость, чтобы проскочить через заставы и пикеты воинов сегуна, напуганного смертью своего наместника.

И вот, идя по лесной тропе с котомками за плечами, братья слушали удивительный рассказ мастера Судзуки.

— Мой отец и ваш дед был богатым самураем. Жили мы в Киото. Когда мне исполнилось шесть лет, меня отдали в школу бу-дзюцу, обязательную для каждого молодого самурая. Там нас, молодых самураев, обучали не только воинским искусствам, но и музыке, живописи, сложению стихов и многому другому. Оката уже заканчивал школу. Обычно младшие выполняют в школе всю черновую работу по заданию старших учеников. Но Оката всегда старался унизить или ударить исподтишка. А я не мог переносить этого.

Меня часто отпускали домой к отцу. И вот однажды ночью, когда я был дома, я услышал крики и шум на половине отца. Я побежал туда и увидел, что слуги наши все перебиты, мои сестры и братья лежат в луже крови, заколотые мечами, а какие-то люди в масках складывают ценности, бывшие у нас, в свои мешки. Я увидел, как один из этих людей стоит над окровавленным телом отца, вытирая меч. Он был без маски. Когда он обернулся, я узнал Окату. Он тоже увидел меня. Я хорошо знал расположение комнат в доме и мог свободно ориентироваться в темном саду. Я убежал от убийцы. В школу мне возвращаться было нельзя. Домой тоже — Оката, опасаясь разоблачения, все равно бы убил меня. Поэтому я ушел из города. Бродил по селениям, живя на подаяния, пока однажды меня не подобрал Учитель. Он стал мне вторым отцом. Он обучил меня искусству быть сильным и ловким, уметь владеть любым оружием. Он учил меня всему тому, чему учит ниндзя своих детей. Потом я спустился в долину, где встретил вашу мать.

Судзуки и его сыновья быстро, не обременяя себя больше грузом воспоминаний и не думая о будущем, уходили в глубь лесов острова Хонсю…

Судзуки посадили в клетку. И чернь радостно бесновалась вокруг, закидывая последнее пристанище ниндзя нечистотами. Он сидел, поджав под себя ноги, в позе лотоса. Казалось, никто и ничто не могло ввергнуть его в панику. Он не был ослеплен страхом. С молоком матери каждый из его названных братьев по клану готовил себя к смерти.

Судзуки знал, что его предали, иначе он не сидел бы в металлической клетке зверя. Прислуга даймё (князя) сплошной стеной окружила клетку. Им хотелось зрелища. Они жаждали затравить бешеного зверя, бросающегося на прутья, окровавленного и хрипящего в бессильной злобе. Такого уже не боятся. Страх вызывал ниндзя безмолвный. С гордо поднятой головой, бесстрашно гладящий в толпу, готовый принять любую смерть. Судзуки помнил, как заканчивали жизнь его братья по ремеслу. Сиогаму живым медленно сжигали на костре. Дзюмпей умер, когда с него стали сдирать кожу.

Интерес дворни к плененному ниндзя пропадал. Толпа постепенно редела, пока возле клетки не осталось ни одной живой души. Но Судзуки, казалось, не заметил этого. По-прежнему, словно изваяние, он сидел все в той же позе.

Как бы ни хотелось ему отвлечься от мирской суеты, но мысли вопреки желанию возвращались к событиям недавнего времени.

Услугами их клана пользовался один из самых богатых и влиятельных самураев Хонсю Гомикава. Он платил хорошие деньги за сведения о воинских силах своих соседей, о расстановке при дворе сёгуна и о многом другом. Ниндзя удачно выполняли его поручения. Такое сотрудничество устраивало обе стороны. Но Судзуки всегда с недоверием относился к Гомикаве, способному одной рукой протягивать чашу с сакэ, а в другой держать кинжал, чтобы при удобном случае всадить его в горло гостя. Правда, Гомикава не был исключением. Вероломством и жестокостью отличались все самураи. И в борьбе за власть в ход шли все доступные средства: убийства из-за угла, отравления, похищения и прочие приемы дьявольского арсенала.

Пока ниндзя только собирали информацию, все шло неплохо. Но как только Гомикава стал требовать от воинов их клана расправ с врагами, ниндзя стали преследовать неудачи. Сначала странной смертью погиб Дзиндай — двоюродный брат Судзуки, опытный и ловкий воин, в совершенстве владевший маскировкой и перевоплощением. Он мог стать актером из театра Кабуки, бедным забитым крестьянином или зажиточным самодовольным купцом. Дзиндай так умело прятался в редкой листве дерева, что его не увидел бы самый глазастый воин.

Дзиндай должен был выследить и убить даймё Санхэя, одного из самых сильных недругов Гомикавы. Он долго готовился. Несколько раз под видом странствующего монаха разведывал местность, изучал подходы к замку князя, искал уязвимые места в его охране. Дзиндай сумел под покровом ночи проникнуть в замок, убрать часовых. Но его ждали. Было ловко подстроено так, что ниндзя пошел по ложному следу и попал в каменный мешок, и Санхэй сам поливал его из котла кипящей смолой. Ниндзя метался в узком пространстве, закупоренный, как в бутылке, в четырех стенах.

Следующей жертвой предательства стал самый молодой воин-ниндзя Синкэ, недавно приобщенный к таинству тантрической магии. Ему были раскрыты секреты мантр — священных звуков и мудр, знаков, открывающих путь к познанию себя и вселенной. Синкэ, несмотря на молодость, многое умел. Он уже считался непревзойденным мастером меча. Любой самый опытный самурай, с детства не расстающийся с мечом, позавидовал бы молниеносной технике владения этим оружием молодого ниндзя. Синкэ не сумел пустить в дело свой меч: его забросали копьями и стрелами при ярком свете факелов, которые вдруг по команде одновременно зажглись, осветив самый дальний уголок двора князя, не хуже дневного света.

Какова цена предательства?! Этот вопрос был самой мучительной пыткой для Судзуки. Кто предавал их? И вдруг ниндзя застонал, громко, с надрывом. Стон вперемежку с хрипом вырывался из груди. Каким он был наивным. Сколько раз он убеждался в низости и подлости самураев, в лживости кодекса самурайской чести. И вот, как маленькая глупая рыбка, попался на крючок.

Только сам Гомикава мог предавать своих лазутчиков, сговорившись за их спиной со своими врагами. Только страх перед кланом ниндзя заставил его сделать это.

Мысль о том, что он не последний преданный воин, причиняла почти физическую боль. И чем больше он думал о себе и своих товарищах, тем сильнее хотел жить.