Второе рождение (СИ) - Деревянко Юрий. Страница 9

— Надя, ты довольна?

— Да. Теперь этот придурок ответит за всё. А Толика я просто больше не хочу видеть.

— Тебе никогда не казалось поведение Марлона странным?

— Ещё каким странным.

— Кажется — он не в себе. Я не успел достаточно его рассмотреть, но, судя по тому, что увидел — с его психикой не всё в порядке.

— Так он — маньяк?

— Я бы назвал его маньяком — огнепоклонником. Можно задать тебе несколько вопросов о твоём бывшем?

— Пожалуйста — не надо. Не хочу о нём вспоминать.

— Понимаю.

Остаток пути ехали молча.

* * *

Прежде, чем снять полицейскую форму — покрутилась в ней перед зеркалом. Форма уже подпорчена, полностью отчистить пятно не удалось. Поэтому её разрешили оставить. А поскольку на ней нет никаких знаков отличий — можно спокойно выходить в ней в город. Это не будет расценено, как незаконное ношение форменной одежды силовых структур. Так они объяснили. А ещё очень захотелось снова позвонить маме. Но сперва сняла форму… И ещё немного повертелась перед зеркалом. Если бы не тонкие полоски на стыках частей оболочки и по краям сервисных крышек — можно было бы выдать себя за живую. Купальник, если что, придётся носить закрытый. Но фигурка, действительно… Вспомнила фото сексодроида, которое видела где-то в рекламе. Дожилась. Похожа на искусственную куклу для секса. Пустышки, умеющие поддерживать разговор и обниматься. Даже передёрнуло. Влезла в халат и улеглась на кровать.

— Алло, мам.

— Надюшка? Ты?

— Да, я.

— Мне приехать за тобой?

— Мам, пока не надо. Меня ещё не выписывают.

— Уж больно долго. Ты что-то от меня скрываешь.

— Мам, я стала красивее. Со мной тут пациенты заигрывают. Ты не будешь сердиться?

— Смотри, дочка, в подоле не привези.

— Не переживай. Тут с этим строго. Мам. Может быть — мне в полицию пойти работать?

— Дура ты, Надька. Кто тебя туда возьмёт без образования? Как выпишут — езжай домой. Хватит летать — в поле ветер, в жопе дым.

— Мам, приеду. Обязательно. Я по тебе соскучилась. Но ты мне скажи без повышения громкости — что я буду в посёлке делать такая красивая? Коровам хвосты заворачивать?

— Я их сильно заворачиваю? Говорила тебе, непутёвая — поступай на высшее. А ты всё раздумывала — куда идти.

Подняла ногу и пошевелила пальцами. Они с упрощённым приводом, так что шевелятся только все вместе.

— Мам, я и правда была дура. Наверно — мне надо было через всё это пройти.

— Хочешь сказать — поумнела?

— Кажется — да.

— Когда кажется — крестятся.

— Когда крестятся — ещё больше кажется. Мам. У меня тут такие интересные соседки есть, что жалко выписываться. Сейчас подумала — если возьмут медсестрой, то я останусь.

— Для этого тоже образование надо. Не догадалась?

— Ладно, мам. Если что — работу найду. С моей мордашкой это теперь проще.

— Надька, ты серьёзно что ли красавицей писаной стала?

— Ой, мам, сама не налюбуюсь. Я же говорила: приеду — не узнаешь. Сама-то как?

— Чудесно. Седые волоски дёргаю, которые мне дочка обеспечивает.

— Мам, ну я же не специально. Так само вышло.

— Вечно у тебя всё само выходит. Только обычно боком.

— Мать, вот я сейчас даже спорить с тобой не буду.

— Надька, ты что — и впрямь поумнела?

— Раза в два. Только не говори, что ноль на два — тоже ноль.

— Да, уж считать тебя в школе научили. Я тут сама уже дни считаю. Хоть звони почаще.

— Ладно. Мам, а как думаешь — с полицейской формы трудно пятно отчистить?

— Кому это ты форму уделала?

— Задержанному полудурку нечаянно морду разбила, а он на меня зуб выплюнул. Теперь висит китель на вешалке с пятном — жалко.

— Надька! Ты что несёшь?! Ты где?! Ты чего молчала?! Ты как в больницу-то попала?! Надька!

— Мам, приеду — всё расскажу. Пока.

— Надька! Стой, Надька! Какой китель?! Какой задержа…

Отбой разговора.

* * *

Из окна видно, как Надежда бегает по двору. У неё нормальная женская пластика движений. Трудно даже подумать, что скрывается за этой лёгкостью и грацией. Похоже — она имеет успех у мужской части пациентов. Впрочем — в силу специализации клиники — мужчин среди пациентов намного больше. Чаще всего попадают военные, спасатели. Те, кто часто рискуют жизнью. В таких опасных профессиях женщин мало. Много попадает с запущенными болезнями. И здесь у женщин есть преимущество — они внимательнее следят за своим здоровьем. Да и несчастные случаи чаще случаются не с женщинами. Если не изменяет память, Надежда — первый в стране киборг такого уровня на основе женщины. И одна из немногих в мире. Поэтому с ней особенно тяжело. И хочется надеяться, что её опыт потребуется не скоро.

Короткий взгляд на часы. Скоро должен проснуться после наркоза новичок. Молодой парень, десантник. Доставлен самолётом из очередной горячей точки где-то на Ближнем Востоке. Военные любят хранить тайны, но кое-что им приходится сообщать. Парень подорвался на кустарной мине небывалой силы. Бронекостюм, рассчитанный на взрыв обычной противопехотной, спас его жизнь, но не спас ноги. С момента подрыва парень был без сознания, так что новость будет для него ужасна. Для таких в больнице и нужен психолог. На столе лежит планшет с его краткой характеристикой. Кажется — с ним будет тяжело.

Поднялся в палату. Его не стали помещать в отдельную. Соседи зачастую помогают больше, чем уговоры психолога. Ждать пришлось недолго. Веки дёрнулись и медленно поднялись.

— Где я? — спросил парень тихим хриплым голосом.

— Считай — уже дома.

— Почему?

— Потому что в следующий раз будешь внимательно смотреть под ноги. И не рассказывай тут сказки, что в шестом Ратнике плохо видно. Я в четвёртом два года отбегал — всё там отлично видно.

— Мать твою. Что произошло? Где пацаны?

— Пацаны в порядке. Если будешь вести себя прилично — через пару месяцев будешь снова с ними. Если захочешь.

— Мать твою. Док, мне нельзя пару месяцев. Мне бабки нужны. Я невесте обещал, что вернусь — дом купим. И свадьбу сыграем.

— Если любит — потерпит немного. Невеста военного должна уметь терпеть. А ты — уж тем более должен.

Он молчит. Может быть — обойдётся.

— Док, где дырка-то? Почему я ног не чую? Док?

— Вот ноги твои подремонтировать придётся. Главное — не дёргайся пока, чтобы швы не разошлись.

— Чего, сука, не дёргайся?! Что у меня с ногами, мать твою?!

Приходится вспомнить молодость:

— Смирно! Лежать!

Парень на секунду замирает.

— Какого, мать твою, хрена! Какой лежать?! Что у меня с ногами?!

— А если будешь выделываться, — замечает немолодой сосед, придерживаясь за костыль, — то ничего у тебя с ногами не будет. И ног самих не будет.

— Мать вашу! Где мои ноги?! — орёт парень, стараясь вырваться из ремней, держащих его пояс и руки. И тут приходит спасительная мысль.

— Зовите Надежду! Быстро!

— Какую, мать твою, надежду?! Ты у меня всю надежду отрезал, сука! Я до тебя доползу — пополам порву! Падла! Мать твою!

— Надя, здесь он! Помоги! Тебя он послушает! — кричит в коридоре медсестра.

Надежда вбегает и замирает в дверях.

— Что здесь происходит?!

— Сучка! Какого припёрлась?! На калеку поглазеть?!

— Ты? Калека? Не смеши меня, а то у меня батарейка лопнет.

— Слышь, ты, сука! Где ты тут смех нарыла?!

— А сейчас ты с меня посмеешься. Хочешь? Хочешь — тебе тут расскажут, как в прошлом году сюда обгоревший труп привезли?

— Нахрена мне твой труп?! Где мои ноги?!

— В жопе твои ноги, слюнтяй! — выдаёт Надежда то, чего никак от неё не ожидал. — А труп был мой! Я была обгоревшим трупом! Понял?!

Резко подойдя, она прижимает парня к кровати обеими руками и сильно сжимает его мускулистые плечи. Так, что он морщится от боли.

— Смотри на меня, сопляк! Из за ног он тут истерику устроил. Давно такую милаху не встречал? А от меня почти ничего не осталось! Слышишь? Ничего! Меня заново по винтику собрали, а теперь пол больницы за мной с цветами бегает! Усвоил, дурко?