Чумная (СИ) - Иванов Иван. Страница 5

Когда меня пришли забирать из комнатки, я даже удивился — лица двух здоровых мужиков были наполовину прикрыты импровизированными масками из шарфов, а на руках обнаружились кожаные длинные перчатки. Пока слышал крики толстяка я всё раздумывал — что же он там увидел у меня на лице? Ощупав осторожно всю мордашку — ничего, не нашел, никаких тебе сифилитических шанкров и язв, и даже намёка ни на один прыщик. А вот когда меня осторожно взяв под мышки, не иначе боялись контакта с моей кожей, пронесли рядом с зеркалом я наконец увидел и, кажется, понял, чего испугался этот грёбаный побирушка — белки глаз были ярко желтые. Так же наконец смог рассмотреть свое лицо — худое, бледное, с небольшим вздернутым носиком, тонкими губами, синяками под глазами и светлыми, почти седыми волосами до плеч, которые сейчас представляли из себя жалкое зрелище. Глаза были ярко-фиолетовые, красивые, необычные. Хотя чужая память подсказывала что это скорее норма для эльфов, чем редкость.

Так, а почему у нас могут пожелтеть глаза?

«Желтуха» — сам себе ответил я, пока мою тушку тащили по лестнице вниз, как потом выяснилось — в подвальную камеру.

А почему желтуха появляется?

«Чаще поражение печени, реже крови». - опять проявил я чудеса сообразительности: — «Мда-а-а, дела, инфекция добралась до печени. И сколько мне осталось?»

Было неприятно копаться в чужих воспоминаниях, хоть иногда озарения происходили сами собой — язык, какие-то движения тела, ответы на вопросы, но вот если попытаться вспомнить что-то целенаправленно и конкретно — появлялось ощущение раздвоенности, я как будто переставал быть собой, становился отчасти этой несчастной девушкой. Но в этот раз было важно знать ответ.

После паузы и укола головной боли, я наконец смог узнать, что меня интересует — сначала поражаются кожные покровы, но быстро все возвращается в норму на неопределенный срок, потом поражается печень, дальше лёгкие и почки, заканчивается всё когда инфекция добирается до головного мозга, глаз и кожных покровов, которые покрываются невыносимо зудящими язвами.

«Твари, какие же твари!» — Вспоминал я очкарика и его друга, в ужасе понимая, что меня ждет.

Когда мою тушку наконец бросили на холодные и сырые камни импровизированной темницы в подвале, не-мои губы тронула моя презрительная ухмылка — люди и другие расы тоже болеют этой самой чумой, и у них все периоды болезни проходят ускоренно в несколько раз, а передается всё это добро от мужчины к женщине и наоборот, через кровь, и возможно даже посредством поцелуев.

Сколько же Хэнс и другие, подобные ему, уроды поставили в такие вот бордели зараженных девушек? Думаю, не трудно догадаться что что ждёт хозяйку — ведь скорее всего вестовой за клириком в замок местного барончика уже отправился, а когда он устроит тут допрос с пристрастием и узнает сколько прошло мужиков через это тело, хозяйку ждет плаха.

Злорадствовать, конечно, приятно, и даже мысль о том, что грязный толстяк скорее всего уже мертв, а тело сожжено — просто на всякий случай, не решала основной проблемы — меня тоже как разносчика сожгут, а вот это уже совсем не весело. При этих мыслях неприятно заныло в правом боку, я скривился и стал размышлять — была ли эта боль еще десять минут назад или пол часа, или это я себя уже накручиваю?

Меня не связывали, я просто знал, что ошейник не даст мне покинуть территорию этой моей комнатки, ошейник завязывался на хозяина, а когда раба отдавали в аренду — хозяин мог «сменить» владельца на определенный срок.

Послышались быстрые шаги, лязгнул затвор двери и в комнату вошли двое — хозяйка — полноватая женщина лет пятидесяти, с неприятным округлым лицом и короткими темными волосами, собранными в косу, а рядом один из верзил который тащил меня сюда, в руках у здоровяка была плётка.

— Сучка, ты всё испортила! — Заорала неприятным визгливым голосом эта видная дама.

Тело самопроизвольно, на инстинкте сжалось в комочек в ожидании боли, а с губ сорвался непроизвольный стон. Но боли не было, а я, догадавшись, стал трястись и стонать, всем видом показывая, что «всё как обычно», и надеясь на то, что моих актёрских способностей вкупе с доставшейся памятью, хватит что бы разыграть боль от ошейника.

— Ляг на живот и попробуй только дёрнуться или пискнуть. — Приказала хозяйка.

Я лёг и услышал, как хлыст в руках здоровяка расправился и несколько раз прошелся по полу рядом со мной, со страшным щёлкающим звуком.

«У него что еще и на кончике что-то прицеплено?!» — В ужасе подумал я.

«Да…» — Пришел ответ от чужой памяти.

Сильные руки разорвали одежду прямо у меня на спине, оголяя её.

Я лежал и думал над тем, что мне нельзя даже пошевелиться, ведь ошейник чётко следил за выполнением приказа хозяина, и не дай Боги не повиноваться — сразу последует наказание в виде невыносимой боли, которая будет продолжаться пока хозяин не прекратит или пока ты не начнешь выполнять всё так как сказано.

— Щёлк. — раздался звук и спину обожгло невыносимой болью.

Я сжал челюсть так, что казалось сейчас лопнут зубы.

— Щёлк.

— Щёлк.

— Щёлк. — Плеть раз за разом проходилась по моей спине.

Я прикусывал губу до крови, сжимал руки в кулаки и ногтями царапал себе кожу на ладонях, но не проронил ни звука, а когда раздался очередной щелчок, и казалось, что вся спина сейчас превращена в фарш, я наконец отключился.

Пришел в себя быстро, слыша разговор за лязгнувшей засовом дверью, хозяйка отдавала распоряжение:

— Плеть и одежду сожги, принеси мои вещи в карету, через час отправляемся.

«Решила удрать из города до приезда клирика?» — Подумал я.

Спина горела от дёргающей боли, но настроение было всё равно приподнятое — ошейник не работал. И кажется я знаю почему — его делали для…

Я задумался — а как меня зовут? Попытался найти ответ в памяти — но не получилось, только заработал еще более сильную головную боль. Итак, ошейник был завязан на неё, но теперь то тут я и система дала сбой.

Мне нужно выбраться отсюда, и вроде бы это даже не сложно — немного залечить спину, открыть засов на двери телекинезом, вырубить охранника — что для этого тела не должно представить проблему, всё-таки она ветеран двух Великих Войн, что ей какой-то жирный бурдюк без оружия. Как там было в фильмах про магов, надо представить, чего ты хочешь и напрячься, и магия сама всё сделает.

Я усердно представлял как заживает спина, напрягался, тужился — но ничего не происходило.

«Не обделаться бы от такой натуги» — проскользнула ненужная мысль.

Я опять полез в глубины чужой памяти, хотя не хотелось. И то, что я там обнаружил — не радовало. Напрягайся или нет — неважно, оказалось, что телу сейчас еще предстоит пропустить через себя какую-то часть энергии, которая пропитывает весь этот мир, накопить заряд или что-то вроде того, а вот дальше самое неприятное — что бы использовать любое заклинание нужны расчёты. В уме. Много расчетов.

И если самое простое я хоть как-то мог понять — что-то вроде: «a-квадрат+b-квадрат равно», и так далее, а что-то сложнее походило на дискретную математику, перемешанную временами химическими формулами, которые непонятно как туда вплетались.

— Да уж. — прошипел я, понимая, что за те несколько часов которые у меня есть, ни черта я не научусь магичить. Да и вообще сомнительно что смогу осилить такое, да еще без преподавателя. В школе помниться на уроках химии еле-еле наскребал на тройку, а в университете вечно долги по дискретной математике висели.

— Сраная магия. — сплюнул я рядом с собой кровь, которая набралась во рту из прокусанной губы.

Ладно, если я не могу себя исцелить сразу, что у нас есть из простого? Оказалось, не всё так плохо — простенькая формула, чтобы ускорить регенерацию, я начал думать, как её усилить для ускорения этого процесса в несколько раз — сначала показалось что будет просто, но каждый раз получалась конструкция из нагромождения цифр, символов в несколько рядов, и конца этому не было видно, я терялся уже на третей строчке в уме, забывая с чего начинал.