Так берегись - Фрай Макс. Страница 2
– У твоей жены железные нервы, – заметил я. – Мне и то не по себе стало, когда узнал о твоих прогулках между мирами, а уж ей-то впору сразу сойти с ума. Или Хенна думает, это совершенно безопасно – всё равно, что в соседнюю лавку сходить?
– Хенна не настолько наивна, – улыбнулся Нумминорих. – То есть она вообще ни насколько не наивна, ни капельки, совсем! Просто точно знает, что со мной ничего ужасного не случится, я не погибну, не пропаду и не сгину, пока наши дети не вырастут. Я в своё время дал ей такое специальное твёрдое обещание, которое невозможно нарушить, даже если очень захочется. Но мне и не хочется. Зачем это вдруг погибать?
– Да, точно. Специальный древний обет, названный по имени кого-то доисторического [1], – вспомнил я. – Ты об этом как-то рассказывал, но у меня вылетело из головы, что ты настолько неуязвимый. Это, конечно, круто. Особенно меня радует, что твоим детям до совершеннолетия пока ещё далеко; пока они подрастут, глядишь, я успею научиться спасать всё, что шевелится, не вставая с дивана, одним мановением руки… Но твоё искушение мне всё равно не нравится.
– Оно мне самому не нравится, – кивнул Нумминорих. – Поэтому я и решил всё тебе рассказать. Когда так сильно хочется надолго задержаться в месте, где чувствуешь себя настолько чужим, что даже дышать трудно, – это здорово смахивает на безумие. А я предпочёл бы оставаться в здравом уме. В юности я, как многие, думал, что быть безумцем гораздо интересней, чем нормальным человеком, но с тех пор, как учился на знахаря и проходил практику в Приюте Безумных, точно знаю, что это не так.
– Всё-таки вряд ли ты сходишь с ума, – сказал я. – Просто все реальности разные, каждая со своим характером. И среди них встречаются жадины: любого пришельца норовят захапать себе навсегда. Ну или не любого, а только того, кто очень понравится. Но маги обычно всем сразу нравятся, вот в чём наша беда. Меня самого знаешь сколько раз пытались оставить в коллекции? У-у-у, даже вспоминать не хочу! Тебе, на самом деле, ещё крупно повезло отделаться всего лишь желанием задержаться подольше, которое даже тебе самому кажется странным. На фоне того, как обычно бывает, когда хищная реальность разевает пасть на вкусного и полезного юного мага, это вообще не проблема. Главное – память о себе не потерять.
– Не потеряю, – улыбнулся Нумминорих. – Тут мне крупно повезло, я же учился у Тубурских сновидцев. И с тех пор привык в любой ситуации, включая обыденные и привычные, первым делом вспоминать, кто я. «Я – Нумминорих Кута, нюхач из Ехо», – иногда пару сотен раз за день успеваю повторить, наяву, во сне, на Тёмной Стороне и в Хумгате… Кстати, в Хумгате это здорово помогает не растеряться и не забыть, куда собирался пойти. Потому что вообще-то ещё как можно! Я там всегда хочу сразу всего и одновременно ничего конкретного. Но стоит сказать себе: «Я – Нумминорих Кута», – и это почему-то очень отрезвляет. У меня есть обычное человеческое имя, значит, я – просто человек. А у людей всегда есть какие-то понятные дела, цели, желания, вот и у меня тоже…
– Ты очень крутой, – повторил я.
Хотя, наверное, лучше бы всё-таки начал ругаться. Потому что чёрт знает что творит этот псих, за которого я, по идее, несу ответственность. Или уже не несу, раз он и правда такой крутой? Сложный вопрос.
Ну или наоборот, гораздо более простой, чем мне хотелось бы. Потому что, по моим ощущениям, я несу ответственность вообще за всё происходящее во Вселенной, включая ритуальный танец пятисотлетней шаманки Беруди-Ай-Им-Пщутто из племени Кубарачей, обитающего в вечноснежных степях материка Улимхайя на планете Зузадда, что вращается вокруг красной звезды Юль-Камыс – так вот, если достопочтенная дама споткнётся во время своего ритуального танца, все претензии ко мне, это я не уследил. И тот факт, что ни её самой, ни племени Кубарачей, ни планеты Зузадда, ни даже красной звезды Юль-Камыс, скорее всего, не существует, не снимает с меня ответственности, данной мне исключительно в ощущениях, но этого совершенно достаточно. Всё равно кроме ощущений у меня ничего толком нет.
А Нумминорих как минимум ничем не хуже этой наскоро выдуманной шаманки. Поэтому шансы, что я однажды перестану чувствовать ответственность за его жизнь и рассудок откровенно невелики.
Но это исключительно мои проблемы. Нумминорих совершенно точно не должен от них страдать. Поэтому я не стал хмурить брови и изрекать мрачные пророчества с целью надолго отбить у него охоту самостоятельно путешествовать между мирами. А просто сказал:
– Хорошо, что у тебя есть такая подготовка. И это твоё магическое обещание не сгинуть, пока дети не подрастут. С такими козырными картами вполне можно позволить себе флиртовать с иными реальностями. Без них тоже можно, просто ставки будут повыше. Ну и не факт, что непременно повезёт. Впрочем, мне до сих пор везло, как видишь. А у тебя удачи побольше моего.
– Так и знал, что тебе можно всё рассказать! – обрадовался Нумминорих. – И ты не запретишь продолжать в том же духе. И не наложишь на меня какое-нибудь специальное заклятие, препятствующее путешествиям между Мирами, до тех пор, пока опыта не наберусь.
Отличная, между прочим, идея, мрачно подумал я. Но вслух сказал:
– Если запретить, как же ты этого грешного опыта наберёшься? С запретами вечно такая проблема.
– Многие так рассуждают, – улыбнулся Нумминорих. – Но как доходит до дела, сразу решают, что проще всё-таки запретить.
– Им, наверное, действительно проще. А для меня это и есть самое сложное – кому бы то ни было что-нибудь запретить, – признался я. – Сам знаешь, у меня довольно специфическая разновидность могущества: достаточно щёлкнуть пальцами, и мой Смертный Шар лишит воли любого, от королевской особы до воскрешённого мертвеца. С тех пор как я в первый раз проделал этот фокус, нет для меня ничего ужасней чужого повиновения. И ничего гаже отдающего приказы себя. Иногда всё равно приходится – и Смертные Шары метать, и просто командовать, потому что другого выхода нет. Но чем реже меня будет тошнить от себя, тем лучше. Причём сразу для всех.
– Я не знал, что ты так к этому относишься, – удивился Нумминорих. – Думал, тебе всё легко – могу колдовать, могу не колдовать. А Смертные Шары так редко пускаешь в ход, потому что это слишком просто и не особенно интересно – всё равно, что сейчас уйти отсюда Тёмным Путём прямо в мой сад.
Нарисованный им образ восхитительно могущественного балбеса, способного отказаться от магии только потому, что она чересчур упрощает жизнь, так мне понравился, что я поспешил согласиться:
– На самом деле, правильно думал. Примерно так и есть – пока я не начинаю, горестно заламывая руки, рассказывать о потаённых безднах своей непростой души. Видимо, у меня врождённый талант из всего делать драму. Должен же он как-то реализоваться. Пьес-то я не пишу.
– Может быть, зря, – совершенно серьёзно сказал Нумминорих. – У тебя отлично бы получилось. Возможно, твои пьесы даже помогли бы возродить пришедшее в упадок искусство театральных представлений. Энтузиасты сейчас очень стараются, но на старом классическом материале их шансы заинтересовать широкую публику, сам понимаешь, невелики.
Рассуждать о возрождении театральных традиций Нумминорих мог бы до утра, причём послезавтрашнего. Сразу видно человека, недавно обедавшего с леди Кенлех. В глубине души я уверен: Кенлех кусает всех, кто попадается на её пути, и несчастные со страшным воем превращаются в завзятых театралов. Только своего мужа она почему-то великодушно щадит, по крайней мере, сэр Мелифаро так до сих пор и не увлёкся старинным театром, даже толком не научился делать вид, будто ему интересно, хотя временами очень старается, чтобы не обижать жену.
Меня леди Кенлех тоже пока пощадила, поэтому смена темы не вызвала у меня особого энтузиазма. И я решительно вернул Нумминориха с неба на землю. Можно сказать, сверг с театральных подмостков обратно в Хумгат. Сказал, старательно имитируя фирменную преувеличенно спокойную интонацию сэра Шурфа Лонли-Локли, от которой даже самым безудержным оптимистам обычно становится не по себе: