Так берегись - Фрай Макс. Страница 8

– Всё-таки вы все здорово меня переоцениваете, – вздохнул я. – Да я от одной мысли о том, что иногда случается с уснувшими на Тёмной Стороне, холодею. Не настолько мне жизнь надоела. Она мне вообще ни насколько не надоела, собственно говоря.

– Со стороны это не особо заметно, – язвительно вставил сэр Шурф.

– Да ладно тебе, – отмахнулся я. – Можно подумать, я нарочно всё это устроил. Вот прямо целыми днями хожу, ищу, где тут смертельные опасности всем желающим бесплатно раздают…

– А разве нет?

Джуффин прекратил бессмысленный спор, который мы с переменным успехом ведём чуть ли не с первого дня знакомства, потребовав:

– Давай, рассказывай, что случилось.

– По порядку, – с нескрываемым злорадством добавил Шурф и протянул мне стакан с бомборокки. Из чего я сделал вывод, что сердце у него всё-таки есть.

От бомборокки я предсказуемо расслабился и не то чтобы действительно развеселился, но обрёл былую способность более-менее убедительно это изображать. Улыбнулся своим дознавателям и сказал:

– Угодить на допрос к вам обоим одновременно – вершина карьеры для любого государственного преступника. А я всего-навсего без билета на поезде прокатился. Даже неловко как-то. Не заслужил.

Эти двое зыркнули на меня так, что я почти всерьёз испугался: сейчас поколотят. И принялся подробно рассказывать, как шёл мимо руин резиденции Ордена Дырявой Чаши, замечтался, споткнулся, ушибся, сел лечить ногу, услышал шум приближающегося поезда, и всё, что было потом.

На самом деле, совсем короткий вышел у меня рассказ. Всего-то событий – вскочил на подножку и ехал, восхищённо глазея по сторонам на всякое неописуемое, пока не пришла пора исчезать.

– Я сперва решил смыться подобру-поздорову, – заключил я. – Ну то есть перестать смотреть этот чужой сон и пойти по своим делам. Скорее всего, так бы и вышло, но в самый последний момент я передумал. Жалко стало, что такое отличное наваждение рассеется без следа, и больше никто никогда его не увидит. Поэтому я усилием воли вернул поезд на тот пустырь и попросил его остаться у нас навсегда. А уже потом спрыгнул, как с настоящего; он собственно и был в тот момент настоящим. Вряд ли я бы взаправду расшибся, прыгая с поезда, который просто кому-то снится. Причём даже не мне самому!

– Ну на самом деле ещё и не такое случается, – заметил Джуффин. – Смотря в чьё сновидение попадёшь. Помнишь, тебе самому однажды приснилось, что подрался с капитаном Фуфлосом, а бедняга проснулся в своей постели избитым до полусмерти, со сломанной ногой? А ведь наяву ты его пальцем не трогал. Так что знаешь, на твоём месте я бы давно перестал гадать, что настоящее, а что не очень. Всё, что с тобой происходит, и есть настоящее. Всё!

Я только горько вздохнул, потому что уже раз сто от него что-то подобное слышал. И столько же раз соглашался – что тут возразишь. Но одно дело разделять эту концепцию теоретически, и совсем другое – понять и принять её всем своим существом.

А Шурф спросил:

– Но зачем тебе понадобился этот поезд? Почему ты попросил его остаться навсегда? Какой в этом смысл?

В кои-то веки он выглядел совершенно растерянным. Как, страшно сказать, нормальный человеческий человек перед лицом непостижимой загадки. Что, на самом деле, довольно странно. Какая из меня, к лешим, загадка. Обычно Шурф понимает меня даже лучше, чем я сам себя.

– Да примерно затем же, зачем тебе однажды понадобилась салфетка, на которой весь вечер что-то писал и тут же зачёркивал подвыпивший Киба Кимар, – объяснил я. – Помнишь? Он её сжёг, а ты тайком собрал пепел, вернул его в прежнее состояние и даже каракули расшифровал. И сам потом говорил мне, что из уважения к воле автора следовало бы оставить всё как есть, но иногда бывает совершенно невыносимо смириться с тем, что нечто прекрасное исчезло навсегда. Мы тогда ещё договорились до того, что у некоторых людей есть инстинкт сохранения прекрасного, примерно такой же сильный, как инстинкт самосохранения, потому что для них прекрасное – это и есть сама жизнь.

Шурф нетерпеливо кивнул – дескать, помню, и что с того? Зато Джуффин уставился на меня с недоверчивым интересом. Видимо, попытался примерить образ возвышенного интеллектуала, самозабвенно рассуждающего о прекрасном, на того меня, которого знал все эти годы. И не преуспел.

– Так вот, – заключил я, – у меня, получается, тоже есть этот инстинкт. Просто представления о прекрасном – ну, вот такие. В тот момент поезд казался мне самой восхитительной штукой на свете. Сам толком не понимаю, чем он меня так приворожил.

В ответ на это чистосердечное признание Джуффин положил передо мной явно заранее заготовленный лист дорогой плотной бумаги с неровно обрезанными краями. А Шурф, порывшись в карманах своей магистерской мантии, выдал мне огрызок карандаша.

– Ты обмолвился, что можешь нарисовать, как выглядит очаровавшее тебя транспортное средство, – сказал он. – Вот и нарисуй. Трудно обсуждать предмет, о котором мы с сэром Джуффином пока не имеем никакого представления.

– Но я не говорил, что могу его нарисовать! – запротестовал я. – «Хоть рисуй» – это было не обещание, а просто выражение сожаления, что я не знаю, как описать поезд словами. На самом деле мой рисунок только ещё больше вас обоих запутает. Я уже хрен знает сколько не…

Но Шурф был неумолим.

– Постарайся, пожалуйста. Никто не ждёт от тебя шедевра. Любое мало-мальски правдоподобное изображение сойдёт.

– Это очень важно, – добавил Джуффин. – Мы должны знать, как выглядит наваждение. Как минимум, чтобы безошибочно опознать, когда оно снова появится в Ехо.

– А с чего ты взял, будто оно снова появится? – удивился я. – Думаешь, моей просьбы достаточно? Я, если что, ничего специально не делал. Не колдовал. Если и есть какие-то заклинания, позволяющие овеществить и закрепить наваждение, я их не знаю. Никто меня такому не учил.

– Ну а на что, как по-твоему, ушли все твои силы? – спросил Шурф. – Уж точно не на лечение ушибленной ноги.

– Ушли все силы, – повторил я. – То есть я поэтому больше не могу колдовать? Угрохал все силы разом на этот грешный призрачный поезд? И теперь он у нас есть? Будет всегда туда-сюда по пустырю мотаться? То есть, думаешь, у меня получилось? Класс.

– Получилось или нет, это нам ещё только предстоит выяснить, – заметил Джуффин. – Угрохать все силы далеко не всегда непременно означает добиться своего. Чаще как раз бывает наоборот: маг потому и теряет всю силу разом, что её оказалось недостаточно для осуществления задуманного. Но шанс, что твои усилия увенчались успехом, разумеется, есть.

– Было бы здорово.

– Возможно, – пожал плечами Джуффин. – Хотя лично я не в восторге от такой перспективы. Я сам люблю всякие интересные наваждения – пока они остаются где-нибудь в Красной пустыне Хмиро, или на сумрачных берегах Кирваори. А в Сердце Мира им, на мой взгляд, не место. Мы тут и без дополнительных наваждений совсем неплохо живём. Но если уж наваждение у нас всё равно завелось, не спросив моего разрешения, лучше заранее знать его в лицо. Так что давай рисуй. В награду я готов накормить тебя пирогом, или что там у меня сегодня на ужин. Сейчас, собственно, выясним.

С этими словами сэр Джуффин Халли исчез. И почти сразу же снова появился, я даже начать рисовать не успел. В одной руке у него было блюдо, на котором возлежал кеттарийский слоёный пирог, в другой – относительно небольшой котёл с какой-то густой жидкостью, благоухающей столь прельстительно, что я чуть ума не лишился.

– Всё-таки у Кимпы изумительное чутьё, – сказал Джуффин. – Вроде бы знал с моих же слов, что гостей я сегодня не жду, да и сам вернусь хорошо если под утро. А еды всё равно наготовил чуть ли не вчетверо больше, чем надо мне одному. И так всегда, сколько он у меня служит. На моей памяти ещё ни разу не было, чтобы он не угадал.

– Более того, судя по тому, что в котле не просто суп, а «Шайтохское дымное варево», ваш дворецкий предвидел, что вам придётся обойтись без надлежащей сервировки, – заметил Шурф. И объяснил мне: – «Шайтохское дымное варево» традиционно считается охотничьим блюдом, поэтому, согласно правилам этикета, его не едят ложками из тарелок, а поочерёдно отхлёбывают прямо из котла. Правда и готовить «Шайтохское дымное варево» следует не на кухонной плите, а на сложенном из слегка отсыревших дров костре, дым которого – один из важнейших ингредиентов. Поэтому в городских трактирах это блюдо обычно не подают. Но зная господина Кимпу, не сомневаюсь, что он не поленился развести костёр в саду.