Женщина-вампир (Вампирская серия) - Люсне Анри. Страница 9

Самый младший наследник Кшатрия схватил узловатую палку и воскликнул:

— Клянусь Гангом, милые братья, вы плохо сообразили дело, если оставили мне подобное наследство!

И с этими словами он поднял непобедимую палку и осыпал братьев таким множеством ударов, что последние были принуждены уступить ему и кошелек, и тюрбан.

— Эта история доказывает, — наставительно прибавил индус, — что красота приятна, что богатство полезно, но что сила предпочтительнее всего.

— Хорошо быть сильным, — заметил один индус, — но еще лучше быть ученым.

— Не всегда, — отвечал другой, — любопытство ученых становится иногда пагубным, доказательством чему может служить история ученого грамматика.

Тотчас же воцарилось глубокое молчание и индус начал свой рассказ.

Жил некогда в Кашмире человек, слывший за самого ученого грамматика.

Он знал все, что только было можно знать. Он знал четыре силы, четыре элемента и все семь принципов. Он умел читать по-арабски, по-персидски, по-тибетски, по-китайски, по-санскритски, по-малабарски и по-индусски. Он гордился своим знанием и жил совершенно счастливо.

Однако, однажды он почувствовал неполноту своего счастия и упросил Кришну даровать ему весьма редкий дар: знание языка животных.

Покровитель ученых и бог красноречия, Кришна выполнил просьбу ученого грамматика.

Тот тотчас отправился в сад и неслышно подкрался к группе животных, состоявшей из павлина, лошади, быка и осла, разговаривавших между собой.

Павлин говорил:

— Наш хозяин, знающий столько вещей, хоть раз погляделся бы в пруд, в котором совершает свои омовения. Он увидел бы, что он лыс и что на носу его весьма уродливая бородавка.

Лошадь продолжала:

— Наш ученый хозяин должен был бы следить за конюхом; он убедился бы тогда, как сильно тот обворовывает его.

Бык подхватил, смеясь:

— К тому же, наш ученый хозяин не знает, какие письма пишет его жена своему соседу.

В разговор вмешался и осел:

— Наш ученый хозяин не знает, что он носит в теле зародыш семи смертельных болезней. Он не знает, что по правую руку его пропасть, по левую — змея, а в лесу его стережет тигр.

Испуганный всем слышанным, ученый грамматик поспешил домой.

Там он убедился, что он стар и уродлив, что жена его обманывает, что слуги обкрадывают его и что жизни его угрожают тысячи опасностей, и он начал проливать горькие слезы.

Но Кришна сжалился над ним. Он отнял у него способность понимать язык животных и воспоминание обо всем слышанном.

Ученый грамматик снова принялся за свои книги, за чтение поэзии Вальмики, и снова сделался счастливым человеком.

За историей ученого грамматика последовало множество других. Заря застала рассказчиков все еще сидящими у догорающего костра.

Другой и следующий за ним день прошли без всяких приключений. Днем путешествовали, ночью отдыхали.

Наконец, путешественники достигли плантаций сэра Морица около реки Паннар.

Они получили возможность отдохнуть в обширном жилище, окруженном полями цветущего хлопчатника, походившего на ковер из серого мха.

Однажды утром сэр Мориц заявил сэру Эдварду, что они принуждены расстаться раньше, чем предполагали, так как неотложные дела требуют его и его компаньона на плантации индиго, находящиеся в Низаме, около Гайдерабада.

Сэр Эдвард привскочил.

— Плантации индиго, — вскричал он, — плантации индиго! Позвольте, сэр Мориц, но мне нужно признаться вам, что я никогда не видел их. Никогда! И я решаюсь ехать с вами.

— Но… Гайдерабад очень далеко отсюда…

— Что за дело! Меня ничто не призывает в Мадрас, и я желаю как можно дольше пропутешествовать в вашем приятном обществе.

Что было отвечать на такие любезные слова?

Ровно ничего! Сэр Мориц так и сделал.

Он молча кончил свои приготовления к отъезду, и они опять пустились в дальний путь.

VII

ВИДЕНИЕ

От берегов реки Паннар до берегов реки Кришны и с берегов реки Кришны до Гайдерабада путешествие совершилось без всяких приключений.

Ни запаздываний, ни опасностей. Ни одной причины, чтобы заподозрить в чем-либо любезного сэра Эдварда.

Путешествие сделалось почти монотонным. Сэр Эдвард был так любезен и весел, что Рожер невольно спрашивал себя иногда — действительно ли происходили с ними в дороге прежние ужасы.

Неужели этот веселый англичанин способен на хитрости, неужели он мог расставлять такие злодейские западни?

По мере приближения к Гайдерабаду, дорога становилась шире и люднее. Попадались повозки, запряженные быками, навьюченные зебры, позолоченные паланкины, всадники на верблюдах и слонах.

При въезде в город, глаза всех были невольно поражены живописностью наполнявшей его толпы, одетой в богатое и пестрое платье.

То были купцы в вышитых золотом тюрбанах, в ярких туниках, брамины в своих длинных одеждах, носильщики, одетые в белое, женщины, закутанные в покрывала, сквозь которые горели их глаза.

Они отдохнули в стоянке около Гайдерабада и пустились снова в путь к плантациям индиго, принадлежавшим сэру Морицу.

В продолжение двух недель негоциант и его молодой компаньон осматривали поля и выслушивали просьбы населения. Сэр Мориц получал и отправлял письма тайком от сэра Эдварда.

Последний и не думал об отъезде. Он проводил целые дни над опытами с индиго, которое он препарировал на тысячу разных способов.

Хозяева плантации с удивлением должны были сознаться, что опыты сэра Эдварда были чрезвычайно точны и научно построены.

Решительно, сэр Мориц мог ошибаться: сэр Эдвард был только страстно привязанный к науке, ученый.

Чтобы умерить овладевшее им нетерпение, Рожер пускался в дальние экскурсии, иногда в сопровождении слуг, иногда же один, вопреки советам сэра Морица.

Но жаркому климату нередко удавалось умерять пыл молодого француза.

Тогда, около середины дня, он предавался отдыху или в доме, или же в огромном саду, окружавшем здание.

Однажды, когда жара была сильней обыкновенного, Рожер отправился искать покоя в беседку, находившуюся в самом конце сада.

В тени деревьев качался шелковый гамак. Молодой человек растянулся на нем и закрыл глаза.

Легкий ветер шелестел листьями деревьев и несколько освежал удушливый воздух.

Над ним, между ветвями, сквозил иногда клок голубого неба, ярко освещенного палящими лучами солнца.

В воздухе раздавался меланхолический напев птиц, медленно перепрыгивавших с ветки на ветку.

Рожер уснул среди этой роскошной обстановки, как какой-нибудь принц из тысячи и одной ночи.

Его красивая голова с черными кудрями покоилась на шелковой подушке красного цвета. Ничто не нарушало его сон. Точно сама природа оберегала его.

Однако, позади дерева, к которому был привязан гамак, раздался тихий шорох. Кому принадлежат пальцы, раздвигающие ветви?

Рука мала и чрезвычайно изящной формы, ногти продолговаты и красивы.

Другая рука медленно и неслышно раздвигает еще шире густые ветви.

В этой зеленой рамке появляется фигура и любопытно и осторожно склоняется над спящим. Она находится так близко от Рожера, что ее дыхание может разбудить его.

Что за взгляд этих черных глаз! Что за огонь в зрачках! Какая гордость выражается прелестным челом, увенчанным белой повязкой! Полураскрытые губы красноречиво говорят о страсти.

Это лицо с скульптурными очертаниями принадлежит, по-видимому, какому-нибудь божеству. Тонкость черт, благородство физиономии достойны священных песен поэта.

Тело остается скрыто кустами. Из-за ветвей виднеется во всей своей блистательной красоте одна голова, безмолвно созерцая спящего.

Она грациозным движением склоняется над Рожером, точно уста ее хотят коснуться лба молодого человека.

Но она выпрямляется; щеки ее краснеют и она, как видение, исчезает в зелени ветвей.