Буйный (СИ) - Стар Дана. Страница 12

Её щечки порозовели за долю секунды, превратившись в две переспелые на летнем солнце помидорки. Малышка утвердительно кивнула, а после подарила мне свою самую красивую, самую обворожительную улыбку.

— Я весь твой. В твоих ногах. Скажи-ка мне, Дюймовочка, ты до сих пор меня боишься?

— Н-нет, — со вздохом ответила. — Наверно, больше не боюсь.

Чёрт. Всё равно сомневается. Хоть бери и за звездой в космос лети.

Девчонка осторожно прикоснулась горлышком кувшина к моим губам. Быстро руками ее руки на кувшине накрыл, уверенно, но несильно сжал.

Кожа к коже. Между нашими телами будто прошёл ток. В тысячу вольт.

Алевтина вздрогнула, резко одернула руки и, проглатывая буквы в словах, промямлила:

— Прости. Мне это… П-пора корову доить.

— Опять?

Да что ж там за корова такая? Безлимитная, чё ли?

Крутнувшись вокруг своей оси, Аля быстро развернулась и бросилась в сторону дома. Споткнулась. Поднялась. Два шага бега — снова споткнулась. Да-а-а-а! Ох уж эта девка! До могилы меня доведёт своей забитостью. Кажется, коленку счесала. Неугомонное чудо-юдо и заноза в пятке!

— Эй, осторож… — хотел было за ней следом броситься, но бочину вдруг адски скрутило. Перед глазами сгустилась тьма, а окружающий мир опрокинулся вверх тормашками. Или это я… опрокинулся? С ног на голову. В образовавшуюся в земле бездонную яму.

ГЛАВА 6

Я очнулся от громких воплей.

Девчонка! Она кричала и шлёпала меня по щекам.

Такая напуганная… Своими отчаянными шлепками и болтовней пыталась вернуть меня в чувства. Дергала за руки, оплеухи со всех сторон лупила. А потом в лицо ледянющей водой плеснула и прорычала, когда оклемался:

— К бабе Маше идём. Она поможет. Знахарка наша.

Кое-как доковыляли до соседней халупки, и я снова вырубился. Очнулся уже ранним утром и прибалдел, когда увидел малышку со мной... на одной кровати. Девушка лежала на моей груди, свернувшись калачиком, и тихонько посапывала. Ротик приоткрыт, на ресничках стынут маленькие капли влаги, напоминающие росу.

Плакала, что ли?

Вот те на!

М-м-м, какая же она всё-таки тёпленькая. И как вкусно пахнет. Льнёт ко мне всей своей крошечной тушкой и умопомрачительно краснеет. Даже во сне. Маленький ангелочек. Зацеловал бы всю. От пяточек до кончиков этих роскошных, искрящихся золотом кос.

Мне вдруг стало чертовски приятно. Аж сердце в груди затарахтело похлеще тракторного движка. Что она рядом. Со мной. Переживает. Обнимает. Не бросила с мыслью: лишь бы сдох поскорей под первым встречным кустом, тогда головной боли стало бы в разы меньше.

Я даже дыхание задержал на минуту. Просто не хотел пугать, как обычно. Эх, хорошо лежим! Знал же, если вдруг дёрнусь ненароком — шарахнется, как от чумы, за три километра бегом. А мне так кайфово с ней рядом, что ничего больше в жизни на хрен не надо. Хочется жить лишь ею. Дышать лишь её выдохами. Слушать лишь её тоненький звонкий голос. И есть лишь её еду, приготовленную нежными, заботливыми руками.

Аля резко распахнула глаза. Вздернула вверх свою светловолосую головку. Блин. Наши губы оказались в паре жалких сантиметрах друг от друга. Я едва-едва поборол внутри себя неистовое желание вцепиться ей пальцами в затылок, рвануть на себя и оприходовать эти мягкие, упругие мармеладки до красноты, до жжения на коже, до мелких ранок. Ворваться языком в сладенький ротик и устроить там полный беспредел.

Ух! Я научил бы эту хорошую девочку плохому. О, да!

Такая сонная. Милашка. Быстро-быстро спросонья захлопала пушистыми ресничками. В глазах крошки отразилось полное непонимание. Ещё не пришла в себя после ночи спящая красавица. Кажется, её разбудил стук моего ошалевшего сердца в момент, когда девчоночка мирно дремала, прижимаясь ухом к крепкой мужской груди, а я, напротив, не успел продрать глаза, как уже вовсю помышлял о всяких непристойных пакостях, мечтая овладеть невинным ангелочком самыми нескромными способами.

Не удержался. Плюхнул ей на бедро свою здоровенную лапищу, легонько сжал. Алевтина дёрнулась. Как я и думал. Чёрт! Быстро оттолкнулась руками от моей груди, шустро вскочила на ноги и, заикаясь, пробормотала:

— О-очнулся? Как ты?

Ухмыльнулся:

— Лучше не бывает. Здоров как был.

В качестве доказательства данных слов поиграл бицухами. Аля кивнула:

— Идем тогда домой. Не хочу причинять неудобства бабе Маше. Сможешь дойти? Сам?

— Ну-у-у, не знаю, — закатив глаза, я скорчил моську тяжелобольного пациента. — Если только ты меня обнимешь. Тогда да! Без проблем, — и бровями подёргал.

Аля-то щёчки надула, как у лягушонка, но, блин, к моему проклятому удивлению, она… Чёрт! Вытянула перед собой дрожащую ручонку. Сама! Правда, с неуверенностью. Будто сомневалась и топталась на месте, решая для себя: «Бежать или не бежать?»

Осторожно приподнялся на кровати, придерживаясь за раненый бок. Вытянул руку навстречу и уверенно переплел наши пальцы друг с другом. Крепко сжал. Взгляд — глаза в глаза. Мне показалось, или малышка растаяла? Превратилась в обмякшую, желейную лужицу. Будто её тело состояло не из плоти и костей, а из желе и воды. Но не от страха обмякла и расслабилась, конечно же, а от удовольствия. Почувствовала мой жар. Мою власть. Силу. Но главное, своей доминирующей хваткой я с абсолютной уверенностью дал ей понять, что она теперь не одна в этом мире, что её больше никто и кончиком ноготка не посмеет тронуть. А если вдруг тронет, то будет иметь дело со мной. А у меня, сцука, разговор короткий. И разговариваю я не словами, а кулаками.

***

Спустя несколько дней мне заметно полегчало. Рана заживала поразительно быстро и практически не беспокоила. Каждый день, утром и вечером, Алечка делала перевязки. Промывала увечья каким-то странным раствором, что имел специфический запах, с ноткой календулы, и сама же бинтовала. Своими ласковыми маленькими ручками. А я в этот момент, развалившись на кровати, закинув руки за голову, наблюдал за её действиями. И наслаждался. С хроническим стояком в штанах. Ах-ха! Первое время девочка краснела чуть ли не до дыр в щеках, когда случайно натыкалась взглядом на мой мощный, не поддающийся никакому контролю бугор, изрядно выпиравший из штанов.

Да, девочка. Я ничего с этим поделать не могу. И он будет стоять как проклятый! Пока я не получу своё. Пока я… не поимею тебя. Немедленно.

С момента оргии в сарае прошла неделя. Естественно, я проголодался. Приходилось терпеть. К другим бабам тащиться не хотелось. Не было ни сил из-за раны, не желания из-за Али. Только и думал о Дюймовочке. Сутки напролёт. И никто теперь, нах, стал не нужен и не вкусен. Интуиция нашептывала, мол, осталось недолго терпеть. Девочка почти созрела. Больше не тряслась, как трусливый зайчишка, наоборот, каждый сантиметр её крошечного тельца, каждая эмоция вопили о доверии.

Правильно! Такую редкую конфетку нужно заслужить. Не шлюха же, тем более если целочка. Ради такого случая стоит подождать. Да воздадутся мне мои усилия! Придётся попотеть. Но я уверен, что приз того стоит. И будет ещё более вкусным, когда я его добьюсь. Ожидание, затраченные силы подогревают интерес. Уф. Наш с ней первый оргазм будет феерически бомбическим. Ещё бы! После такой-то грёбанной недели воздержания и накопления внутри себя сумасшедшей энергии.

***

С каждым днем она привыкала ко мне всё больше и больше. Иногда мы перебрасывались парой интересных историй из жизни. Конечно, свои истории я придумывал. Кстати, я до сих пор не назвал ей своего настоящего имени.

Иногда после работы по хозяйству мы вместе пили чай. Или вечерами просто молча сидели на крыльце дома с кружкой ароматного какао и смотрели на звёзды. В полном молчании. К слову, какао я купил на оставшиеся деньги. И был отрадно удивлен, узнав, что она ни разу в жизни не пробовала этот напиток.

Кайф! Давно так круто не расслаблялся. Годы заточения едва не превратили меня в нелюдя. И как я только продержался? Человечность-то осталась. Возможно, её давно подавили шокерами и сапогами, но она вновь вспыхнула в моём сердце, благодаря лишь ей одной, этой девчонке, что вдохнула в меня новый смысл жизни, заставила отпустить прошлое, навсегда завязать с криминалом и начать зарабатывать на хлеб честным путём. Она дала мне понять, что для истинного счастья много не надо. Счастье — не в крутых тачках, тусовках, матёрой одёжке. А в любви. В умении наслаждаться теми мелочами, что окружают тебя. Будь то небо, солнце или колос пшеницы, что так приятно шелестит в твоих руках во время работы на поле. В ощущении ветра на коже. В возможности просто видеть дневной свет и пролетающие над головой стаи птиц.