Буйный (СИ) - Стар Дана. Страница 32

Девичий. АЛЯ! Это она. Она кричала. С таким страшным надрывом, как кричал бы человек, с которого бы живьём сдирали кожу.

— Малышка! — зарычав в ответ, я опрометью бросился в комнату девчонки.

Первая мысль: уроды из местной шайки недоробков ворвались в наш дом и, не стесняясь моего присутствия, решили доделать до конца то, что хотели сотворить их «пропавшие без вести» братья неделей ранее.

Пирожка в комнате не было. Когда я увидел Алю, мне стало до тошноты дурно. Сердце сжалось в тиски. Кровь ударила в голову. В ушах засвистело. А лёгким стало нечем дышать. Она ворочалась на кровати. Руками и ногами лупила матрас. И кричала. Господи! Как же сильно она вопила. Голос девчонки охрип. Длинные волосы спутались в огромный клубок, закрывая лицо. Она полностью промокла, будто тонула и захлебывалась в собственном холодном поту.

Волосы, одежда, постельное бельё… В двух словах, жуткая картина.

Не медля ни секунды, я рванул к девушке с целью немедленно успокоить бедняжку.

— Аля! Алечка! Ты чего? Я здесь. Я с тобой. Успокойся.

На руки её подхватил, усадил к себе на колени.

Ох, чёрт!!!

Она была в полном неадеквате. Словно провалилась в самый что ни на есть тяжёлый аффект. Девушка никак не реагировала на мои попытки её утешить, будто не слышала, будто находилась в трансе, под гипнозом или, бляха, на её светлую душу наложили страшное проклятье. Я выругался в сотый раз подряд, когда увидел свежие царапины на руках и ногах девочки. Даже на груди. Ночная рубашка была порвана в нескольких местах и небрежно свисала на левом плече. Вдоль ключицы и ниже отчётливо проявились длинные полосы, вероятно, оставленные её же ногтями.

Боже. Что же с тобой, девочка? Неужели кошмар приснился?

Несмотря на мою мужскую мощь и попытки удержать Алю в неподвижном положении, она продолжала извиваться в моих сильных руках. Как и думал! Её ногти… они были сломаны. Она сама себе причиняла вред. Рвала на себе одежду, царапала до крови собственную кожу, молотила руками и ногами подушки, пока из них перья не полетели в разные стороны.

— Ну, успокойся, успокойся, успокойся… Девочка. Это я. Макс, я с тобой. Не бойся, — шептал на ушко крошке, одновременно сжимая её худенькие запястья, чтобы она не причинила себе большего вреда.

Аля притихла. Но всё еще отчаянно рыдала и тряслась, как в лихорадке. Мокрая. Холодная. Нет, ледяная! Я делал всё возможное. Раскачивался вместе с ней. Даже начал целовать её шейку. Ушко. Солёные от слёз щёки. Продолжая шептать на ушко ласковые фразы. И… своё имя. Как волшебное, целебное слово. Повторял его снова и снова, снова и снова, пока она не притихла. Как странно, но это сработало.

Впервые. Здесь и сейчас. Я назвал ей своё имя. И оно её успокоило.

Три минуты. Малышка обмякла. Но я всё ещё продолжал сжимать девушку в своих надёжных объятиях, тем самым демонстрируя ей силу своей поддержки. И раскачивался. Укачивал девочку. То влево, то вправо. Влево, вправо… Пока бедняжка окончательно не выбилась из сил и не обмякла в моих настойчивых тисках.

Глаза Али были закрыты. Приподнял её на руки. Положил на кровать. И сам рядом пристроился, на краю, свернувшись калачиком, так как ржавая рухлядь еле-еле вмещала в себя мой огромный рост. Да и вес тоже.

Гладил влажное личико кончиками пальцев, пока она рвано всхлипывала, льнула ко мне, как маленький, беззащитный, избитый до полусмерти котенок, что искал поддержки и спасения в тепле огромного бесстрашного тела. Легким взмахом руки бережно убрал спутанные пряди с лица девочки и одновременно нахмурился, когда увидел свежие царапины на бледных скулах.

Внезапно Алевтина распахнула глаза. Резко, неожиданно.

Мне стало дурно как никогда прежде. Её зрачки… они были чернее ночи. Огромные, пустые. Прожжённые диким, не знающим милости страхом.

Мама мия!

ГЛАВА 16

[Аля]

— Макс! Макс! — он терся своим мощным членом о мои до ужаса мокрые складки, а я исступленно шептала его имя.

— Умоляй меня, детка. Давай! Еще! Ещё! Ещё-ё-ё-ё!

— Прошу. Прекрати. Возьми.

— Хочешь? Точно хочешь? Или до сих пор боишься?

Что это? Что за странные и очень, очень приятные ощущения, которых я прежде никогда не испытывала? Это нечто. Это так… приятно.

И невозможно! Хочется выть от удовольствия, губы кусать, стонать, кричать, чтобы избавиться от этого дьявольски мучительного напряжения.

— Макс! Макс! Ма-а-акс!

Он дразнил меня. Доводил до точки кипения. Я в шоке. Страх сменился злостью. Мы до сих пор в душе. Меня колотило, вело, как проклятую наркоманку, от прикосновений к телу этого совершенного мужчины, от его запаха, силы, власти и… эрекции, что буквально рвала его мокрые шорты на куски.

Я специально переключила душ на холодную воду. Хотела остыть. Да-а-а, чтобы растянуть удовольствие, но Макс подхватил меня на руки и вынес из ванной. Бросил на кровать. Ух, какой же у него голодный и опасный взгляд. Я вся трепетала, дрожала от эмоций. Хочется его. Неимоверно. А он будто намерено со мной играл. Растягивал удовольствие. Дразнил ожиданием.

Боец распял меня на кровати. Оседлал сверху и ждал, пока я сгорю тут, как спичка, от новых, воистину невероятных ощущений. Да, я горела! Вся! Пылала живьём. Даже душ не помог. Эта ситуация с похищением, с боем, ставка для участия в котором — собственная жизнь, уничтожила внутри меня блок, который жил со мной долгие годы. Адреналин, а также страх больше никогда не увидеть Максима, никогда к нему не прикоснуться побороли страх интимной близости с мужчиной. Я миллиард раз подряд пожалела бы, если бы Максим… проиграл бой за мою свободу. Если бы там, на кровавой арене, я увидела его бездыханное тело, разорванное на части сумасшедшими фанатиками.

Нужно ценить то, что у тебя есть. Не завтра, не послезавтра. А здесь и сейчас. Сегодня!

— Максим! — жалобно завыла. Он меня обездвижил, а я так хотела к нему прикоснуться. Парень отреагировал. На его разбитых в кровь губах появился опасный оскал.

— Буйный.

Почему он меня игнорирует? Издевается?

— БУЙНЫЙ!

Не дышала. Смотрела глаза в глаза. Ждала того самого, заветного предложения.

И он его получил:

— Возьми меня. Я больше не боюсь. Я очень сильно тебя хочу.

Он спас меня трижды. Он сделал то, что ещё никто и никогда не делал ради меня. Поэтому я ради него сделаю то, чего прежде боялась больше самой смерти. Я стану с Максимом единым целым. Я отдамся ему. Потому что, как бы странно ни звучало, но я сама его очень хочу. И это желание стало сильнее страха. Когда я поняла, что в любой миг могу навсегда потерять Максима. Если бы он проиграл… Боже. Я даже не представляю, что бы со мной стало. Ох, как же я сильно за него испугалась. Я думала, это всё. Конец. Вот я дура. Зачем убежала? Ночью. Бросилась, куда глаза глядят, свернула в первый попавшийся переулок, моментально угодила в лапы опасности. И пикнуть не успела, вообще ничего не успела понять, как врезалась в чьё-то крепкое тело. Секунда — к лицу был приставлен платок с резким запахом. Ещё мгновение — я улетела в беспечный сон, а на мою голову натянули черный и душный мешок.

«Связалась с ним! Идиотка! И о чём только думала?! Что теперь делать? Куда идти? Дома нет. Сгорел. Семьи тоже… А дедушка… Даже и похоронить не смогла».

Я думала только об этом. Я была расстроена и зла на Максима. Мне показалось, что он собирался мне изменить. Видеть его с другой… было мучительно больно.

Спустя некоторое время я открыла глаза в каком-то шумном месте. И внезапно поняла, что болтаюсь в воздухе, запертая в клетке. Подо мной — орали и дрались какие-то люди. Шумно. Страшно. Жутко. И больно. В груди. Когда я увидела Максима. Вернее, увидела его копию. Ведь он не был похож на самого себя. Он был похож на зверя, на быка, у которого из ноздрей вырывалось опасное пламя, а кулаки в полутьме светились от искр.