Партизанки - Яковенко Владимир Кириллович. Страница 64

Страшный черед дошел и до людей. Резко прозвучали слова команды — и казнь, изуверская, жестокая, началась.

Выхватывая из толпы обезумевших от ужаса селян, малых детей, женщин и немощных стариков, каратели факелами обжигали лица людей огнем и тут же прошивали их насквозь автоматными очередями. Пытавшихся бежать тоже догоняли пули. Вскоре все было кончено.

Тела людей с опаленными, изуродованными лицами, с горящей на них одеждой, нередко еще полуживых, гитлеровцы хладнокровно перетащили в сарай, а затем, облив стены бензином из канистр, подожгли.

Не было больше Белого. С лица белорусской земли стерто еще одно мирное село! Которое по счету?

Под рухнувшей кровлей колхозного сарая остались погребенными Анна Золотаревич с тремя малолетними сыновьями, Софья Горбель с сыном, Фекла Шардыко с тремя детьми, старушка Акулина Пархимчик, Евдокия Пархимчик с дочерью и сыном, трое детей Федора Шардыко и он сам, Антонина Горбель с девятимесячным сыном и многие, многие другие.

В Екатерину Степановну Золотаревич стреляли из винтовки. Окровавленная, она упала возле сарая на почерневший от гари снег. Сочтя женщину мертвой, фашисты бросили на ее тело охапку тлеющей соломы.

Однако она была еще жива. С трудом придя в себя и превозмогая боль, чудом оставаясь незамеченной в суматохе бойни, поползла за сарай, прочь от страшного места. С огромными усилиями добралась она до заснеженного поля на околице и там, перед тем как потерять сознание, покатилась в густой кустарник, пытаясь сбить с себя огонь. Только это и спасло ей жизнь.

Тем временем карательный отряд, направлявшийся в Сторонку, достиг наконец своей цели. Маленькой деревушке была уготовлена та же тяжелая участь, какая постигла и Белое. Несущие смерть автоматные очереди, стена огня, дымящееся пепелище…

Едва завидя первые строения деревни, гитлеровцы потеряли к лесничихе всякий интерес: им предстояла новая кровавая акция. Анна Евменовна побежала что было сил в родную деревню. Когда спустя полчаса она была там, Белое уже догорало. На околице Анна Евменовна наткнулась на израненную и обожженную соседку Екатерину Золотаревич, приподняла ее, и та, открыв на минуту глаза, указала на пылающий вдали сарай:

— Там… твои Оля и Маня! И другие тоже.

Не помня себя от горя, Анна Евменовна побежала к сараю. Но было уже поздно.

Потрясенная женщина вспомнила, что в доме, стоявшем на отшибе, могла остаться внучка Инночка. И вновь побежала.

Да, ее дом уцелел один во всем Белом. Цепляясь руками за перила, Анна Евменовна медленно поднялась на крыльцо, дрожащим голосом позвала:

— Инночка!.. Внучка!

Никто не откликнулся.

А когда она отворила дверь и вошла в хату, ноги ее подкосились: на дощатом полу насквозь проколотое солдатским штыком лежало окровавленное детское тельце.

Да, чудовищны были злодеяния, творимые фашистскими палачами на земле белорусской. Однако, несмотря на жесточайшие репрессии, на массовый кровавый террор, сломить гордый дух и волю народа, поставить его на колени и поработить врагу так и не удалось. Партизанский тыл, терпя неисчислимые беды и страдания, продолжал жить и бороться.

В начале сентября 1943 года Минский подпольный областной комитет партии поручил нашему отряду прикрыть от карателей несколько деревень в Глусском районе.

Ранним осенним утром отряд, имея на вооружении около тридцати пулеметов, автоматы, винтовки и пять ротных минометов, вошел в деревню Стрижи. Заняв отведенные участки обороны вокруг села, мы приступили к рытью траншей. На помощь вышла вся деревня. До наступления темноты кипела, спорилась работа. К ночи все было готово: линия траншей полного профиля вкруговую опоясывала Стрижи.

А на рассвете близ деревни, в лесочке, завязался бой. Губительным огнем шести пулеметов при поддержке минометов встретило батальоны врага наше передовое подразделение. Тотчас же, изготовившись к схватке, полосу обороны на окраинах деревни заняли бойцы находившихся здесь рот.

Но до деревни бой так и не докатился. Настолько ошеломляющим и мощным оказался удар партизанских подразделений в предполье, что вскоре гитлеровцам пришлось поспешно отступать, оставив на месте боя десятки трупов своих вояк. Преследование врага велось еще долго, почти до самой деревни Барбарово, превращенной фашистами в свой опорный пункт.

Справедливое возмездие постигло в тот день оккупантов. Крупная группировка карателей во главе со смертельно раненным полковником, вывезенным позже на военно-транспортном самолете в Бобруйск, была разгромлена наголову.

На другой день вместе с комиссаром отряда Владимиром Жлобичем и разведчиком Николаем Дешевым выехал я из Стрижей в соседнюю деревню Славковичи, направляясь в сторону партизанского аэродрома. Выехали верхами: путь предстоял неблизкий — более полусотни километров по оккупированной земле. Вернуться рассчитывали в тот же день к вечеру.

На окрестных полях полным ходом продолжались уборочные работы. Сотни женщин, девушек и детишек трудились на своих участках. Немало среди них было и партизан. С автоматами за плечами, они были готовы в любой момент защитить безоружных людей.

Въехав на рысях в Славковичи, мы остановились у ближайшего колодца: осенний день выдался на редкость жарким, солнце припекало совсем по-летнему. Завидев нас, из стоящего невдалеке дома вышла пожилая женщина с ведром и кружкой в руках. Подошли и соседки ее в сопровождении вездесущих ребятишек.

— Доброго здоровья, сыночки! Издалека путь держите?

— От Стрижей.

Усталые лица женщин просветлели.

— Вот оно что! Стало быть, вчерашний бой в лесу — ваших рук дело?

— Выходит, так.

— Ну, спасибо. От всей деревни нашей спасибо! Крепко там, слышали, фашисту досталось.

Разговор наш постепенно перешел на дела и заботы крестьянские. И вот тут-то начал я замечать нечто странное. Как-то по-особому, с пристальным вниманием присматриваются женщины к нашим лошадям, переглядываясь время от времени меж собой.

— Вы, хлопчики, часом, не разведчики? — спросила наконец одна из них, что постарше.

— Нет. А что?

— Как что? — удивилась она. — Неужто не слыхали приказа по нашей партизанской бригаде: всех лошадей до единой, кроме тех, что у разведчиков, передать на время уборки в деревни. За дела ваши военные от чистого сердца спасибо, а коль не из разведки вы, то с конями денька на три придется расстаться…

В первый момент мы, признаться, даже опешили. Но потом нашелся Николай:

— Так тот приказ по вашей бригаде действует. А мы ведь из другой!

— Что ж из того? — не сдавалась женщина. — Советская власть, ребятки, в нашем краю одна.

— Бульбочку-то, родненькие, мы же для вас выращивали, — добавила другая.

Женщины были правы, они радели за народное добро, за наш хлеб, выращенный долгим и тяжелым трудом. Однако и нас надо было понять: назначенная в тот день встреча на партизанском аэродроме могла сорваться. А от нее зависело многое. О том и поведали мы без утайки женщинам, твердо пообещав, что назавтра добрый десяток лошадей из отряда будет в их распоряжении на целую неделю.

Слово свое мы, конечно же, сдержали.

А спустя несколько дней по распоряжению обкома партии довелось мне выехать вместе с командиром 99-й бригады Андреем Тихоновичем Чайковским в штаб соединения партизанских отрядов Минской области. В то время он располагался на территории Любанского района в лесу неподалеку от реки Оресса. Там же находился и подпольный обком партии.

Выехали мы с Андреем Тихоновичем ранним утром в сопровождении двух конников-автоматчиков. За несколько часов предстояло преодолеть несколько десятков километров по проселкам и полям, минуя немало деревень, хуторков и поселков.

Проезжали по одной из самых крупных партизанских зон Белоруссии. Во многих деревнях почти от самой Березины с востока и немного не доходя до Припяти на юге, западнее железной дороги Барановичи — Лунинец, в обширном междуречье действовала восстановленная партизанами Советская власть. Эта зона в глубоком вражеском тылу простиралась на территории Минской, Полесской, Пинской, Могилевской и Барановичской областей. И в каждой деревне, поселке располагались партизанские комендатуры, дозорные, посты, пункты самообороны, действовали Советы. Во многих местах были восстановлены колхозы.