Крутой сюжет 1995, № 4 - Гаврюченков Юрий Фёдорович. Страница 38

— Что-то не по душе мне, Эдуард Борисович, ваша настойчивость. Вы туда часом яда не сыпанули?

Бэбик хотел изобразить доброжелательную улыбку, но получилась такая злодейская гримаса, что Зуб наблюдавший за ним сквозь дверную щелку, едва не прыснул. А гость продолжал куражиться:

— Разве я к вам кофе распивать пришел? Что с ураном решили? — Сашка понял, еще немного и Бэбик умрет от разрыва сердца. Тихонько приоткрыв дверь, он скользнул в гостиную и застыл над обреченно напрягшимся Славой: — Решать, Глеб Никодимович, буду я.

Актер попытался вскочить, но Зуб ткнул его в бок и, ухватив за волосы, швырнул на диван. Бэбик, как вкопанный, замер посреди комнаты, а Сашка, навалившись на Славу, старательно замолотил кулаком по мягкой диванной спинке. Звуки глухих ударов сопровождались таким повизгиванием и стонами, что со стороны казалось, будто фашиста и впрямь забивают до смерти. Наконец Зуб прекратил выколачивать из велюровой обивки пыль, отпрянул от жертвы и, искоса поглядывая на так и не шевельнувшегося Бэбика, оценил свою работу:

— К транспортировке готов.

— А что теперь? — перевел Бэбик взгляд с «коминтерновца» на истерзанного гостя. Слава успел раздавить под носом крохотный мешочек с томатным соусом и, безвольно свесив голову, выпускал изо рта «кровавые» пузыри.

— Как что? — удивился Зуб. — Допросим и ликвидируем. Не домой же его отпускать.

Дверь веранды хлопнула, и в гостиную ввалился ждавший своей очереди под окошком Сэт.

— Валентин Петрович, — он коротко кивнул Бэбику и по-военному вытянулся перед Зубом, — накрыли их тепленькими. С ним, — ткнул Сэт пальцем в Славину сторону, — еще трое были. Взяли всех тихо, без особых сложностей. Я распорядился, согласно вашего указания, о ликвидации.

— Забирай и этого. Выпотрошим хорошенько, потом… Что с вами? Эдуард Борисович!?

Бэбик и так чувствовал себя неважно, а услыхав о хладнокровной ликвидации национал-патриотов, совсем расклеился. Ноги подкосились и, не подхвати его Сашка, запросто разбил бы себе лоб об угол стола — падал, как оловянный солдатик, сбитый щелчком разыгравшегося ребенка. Друзья захлопотали над клиентом, а Слава, вытирая томатные сопли, сполз с дивана и зарыскал по углам в поисках выпивки.

— Сдурел, — отвязался на него Сашка, — а ну, марш в машину! Чтобы как мышка сидел, алкаш чертов!

Когда Бэбик пришел в себя, в комнате оставался только Зуб. Сергей, прикинув, что обморок достаточно глубок, но не смертелен, отправился вслед за Славой к «опелю», припрятанному под забором соседней дачи.

— Да-а, нервы у вас ни к черту, — Сашка подал Бэбику чашечку подогретого кофе. — Но не беда. Кажется, никакой опасности они, — последовал кивок за окно — больше не представляют. Да вы кофе-то пейте, не расплескивайте.

— А где Глеб Никодимович? — Бэбик с трудом заставил себя глотнуть обжигающего напитка. — К-куда вы его?

— Куда остальных, туда и его, — ухмыльнулся Сашка. — Наша проблема, вам об этом знать не стоит. Одно скажу, теперь их бояться нечего.

— А если искать начнут?

— Не начнут… Действовала эта группа сама по себе, без прикрытия и санкции руководства. Забудьте обо всем, тем более, от них и запаха не осталось. Тут дело такое, — Сашка присел рядом с Бэбиком и приобнял того за плечи. — На подходе еще один контейнер. Я не хотел говорить, пока с этим делом, — покосился он на «окровавленный» диван, — не разберемся. Но теперь-то все в порядке. Прибывает основной груз — семь килограммов. Требуется четыреста тысяч долларов, а потом все разом в Гамбург. Пойдете новым маршрутом, абсолютно безопасным.

— Но ведь у меня валюты…

— А драгоценности? А золото? Все равно их продавать придется, — напомнил Зуб, протягивая Бэбику сигарету. — Операция завершается, больше урана не будет. Да и в любом случае надо заканчивать. Вдруг еще какие-нибудь сорви-головы появятся.

Разговор этот аферисты хотели отложить на завтра, но сейчас Бэбик находился в таком состоянии, что грех было не воспользоваться. Когда человек деморализован, легко убедить его в чем угодно, а убеждать Сашка умел. В пять минут он внушил Бэбику мысль о необходимости передачи драгоценностей «коминтерну», тот даже не упорствовал и, спустившись в подвал, выволок на свет Божий все три жестяные коробки.

Зуб обалдел. Подобное он видел лишь однажды, по счастливой случайности оказавшись в знаменитой «золотой» комнате Эрмитажа. Правда, шедевров ювелирного искусства здесь было поменьше, в основном преобладал ширпотреб начала века, но тем не менее… Даже приблизительно оценить бриллиантово-золотые россыпи возможным не представлялось. Может миллион, а может все пять. Естественно долларов.

С огромным трудом удержавшись от восторгов, Зуб равнодушно произнес:

— Я-то полагал, дед ваш отличался большим вкусом. Не знаю, потянет ли это на четыреста тысяч… Нет, от силы двести пятьдесят, ну триста.

— Как же так? — закручинился Бэбик, — столько всего.

— А толку? Поставщикам наличность нужна, а это, — Зуб обвел сокровища рукой, — еще реализовать надо. Напрямую придется с получателями связываться, без посредников. А это потеря во времени, причем значительная.

— Что же делать? — Бэбик переживал так искренне, что Сашке стало его чуточку жалко. — Ладно, как-нибудь вывернемся. Я это забираю, вечером или завтра с утра привезу последний контейнер. А там, в дорогу.

Уложив коробки в старую хозяйственную сумку, Сашка еще раз напомнил, что волноваться не стоит, поскольку за дачей присматривают надежные ребята, распрощался и растворился в ночной тиши.

«Опель» отыскал мигом. Заполучивший поощрительную бутылку водки, Слава успел ее опорожнить и развлекал Сэта свежими анекдотами. На их громкий хохот Сашка и сориентировался.

— Вот теперь, так точно все, — опустил он увесистую сумку на заднее сиденье, — поехали. — Значит все вытянули? — Сэт завел двигатель.

— Ну, квартира еще осталась, машина, гараж, дача. Так ведь мороки с недвижимостью сколько, — засмеялся Сашка, — пусть хоть крыша над головой у балбеса останется. А дачу продаст — с голодухи не помрет…

Часть третья

С высоты двадцать второго этажа открывался изумительный вид. Яркое апрельское солнце наполнило кристально-чистый воздух удивительным теплом скорого лета, Минск словно окунулся в бассейн, выложенный золотыми плитами и превратился вдруг в благополучную столицу нормального европейского государства, принарядившуюся к какому-то празднику.

Может быть, кто-то из западных бизнесменов или туристов, заполнивших в обеденное время ресторан под самой крышей отеля «Беларусь», считал, что так оно и есть, однако Валентин Петрович Черепцов, прекрасно информированный о положении дел в республике, все видел в несколько ином ракурсе. Воздух чист и прозрачен, значит заводы стоят или работают не в полную силу, транспорт парализован дороговизной энергоносителей. Улицы сверкают чистотой, так ведь окурок сейчас далеко не каждый мужик выбросит, бумажники не валяются, так она и стоит, бумага-то. Газету не каждый купить способен. Даже толпы минчан на центральных улицах только с высоты птичьего полета напоминают веселый праздничный люд, жаждущий развлечений. Безработица, безумные цены, задержки с выплатами пенсий и пособий — вот и мечутся горожане в поисках продуктов подешевле или хоть какого-то заработка. Лица-то совсем не праздничные, скорее пасмурные, несмотря на воистину прекрасный погожий день.

Валентин Петрович общих с народом тягот не испытывал, но тоже был хмур и сосредоточен. Как и трое его сотрудников, крепких ребят суровой наружности, специально приехавших из Москвы по приглашению подполковника.

Услуги приезжих стоили недешево. Но того стоили — все они были профессионалами своего нехорошего дела, заниматься которым самому Валентину-Петровичу, как офицеру республиканского КГБ, было не с руки. Собственную же группу, коллег залечивавшего раны и переломы Севы, Черепцов задействовать в предстоящей операции не спешил, отдав предпочтение специалистам со стороны.