Братство камня - Гранже Жан-Кристоф. Страница 15
Врач вернул на экран изображение других органов и кровеносных сосудов.
– В этом месте четко видна деформация. – Он кликнул мышкой. – И здесь.
– Но каким образом можно добраться до этой артерии изнутри? – Ланглуа не верил своим глазам.
Доктор замолчал, скрестив на груди руки, и повернулся, как будто хотел перебороть подступавшие тошноту и страх.
– Это самое странное: чтобы добраться до аорты, убийца запустил руку во внутренности жертвы.
Он крутанулся на стуле к монитору и задал новую команду. Торс фон Кейна восстановился на экране, внутренности скрылись под серой блестящей плотью. Картинка сфокусировалась на грудной кости, прямо над брюшной полостью, и они увидели разрез.
– Вот рана, – продолжил комментировать патологоанатом. – Разрез такой тонкий, что при внешнем осмотре мы не заметили его среди волос.
– Через него убийца и запустил руку внутрь?
– Никаких сомнений. Ширина раны не более десяти сантиметров. Учитывая эластичность кожи, этого вполне достаточно. При условии, если человек невысокий. В районе метра шестидесяти.
– Но фон Кейн настоящий колосс!
– Значит, убийц было несколько. Или жертву накачали наркотиками. Почем мне знать…
Патрик Ланглуа наклонился к экрану и спросил:
– Как вы полагаете, человек был жив во время эвантрации [2]?
– Не просто жив, но и в сознании. Это доказывает взорвавшееся сердце. Когда изверг шарил у него внутри, сердце забилось, как обезумевший от боли зверь в капкане, и включило механизм всасывания. Насыщение кровью произошло почти мгновенно.
– Я понимал, что у нас проблема, но к такому готов не был… – пробормотал лейтенант.
В этот момент сыщик и врач вспомнили о молодой женщине и синхронно обернулись.
– Мне очень жаль, Диана, – сказал Ланглуа. – Мы увлеклись и… Диана? С вами все в порядке?
Диана, так и не снявшая темных очков, с ужасом смотрела на экран монитора.
– Мой сын… – наконец произнесла она бесцветным голосом. – Я хочу видеть сына.
15
Диана знала эти сады как свои пять пальцев. Ребенком она каждый вечер играла у фонтана, от которого в разные стороны расходились зеленые аллеи. Особой ностальгии она по этому месту не испытывала, но оно вносило умиротворение в ее душу.
Чудо произошло сорок восемь часов назад. Все говорило о том, что Люсьен пошел на поправку. Вчера он несколько раз шевелил указательным и большим пальцами правой руки. Диана готова была поклясться, что своими глазами видела, как поднялось и опустилось правое запястье сына. Анализы и обследования подтвердили, что отек мозга уменьшается. Физиологические функции приходят в норму. Даже доктор Дагер готов был признать, что ребенок действительно выходит из комы, и собирался в ближайшие дни вынуть дренажные трубки.
По логике вещей, Диана должна была просто умирать от счастья. Но она не могла не думать о совершенном с непостижимой, чудовищной жестокостью убийстве: то, что она увидела на экране сканера, день и ночь стояло перед глазами. Откуда такое зверство? Почему человек, спасший ее сына, несколько часов спустя умер такой страшной смертью?
– Я могу присесть?
Диана подняла глаза: перед ней стоял лейтенант Ланглуа. Выглядел он точь-в-точь как накануне: черное пальто, черные джинсы, черная майка. Она была почти уверена: в шкафу у полицейского висит несколько таких, с позволения сказать, комплектов. Да и «скелетов» там наверняка предостаточно. И пахло от инспектора не одеколоном, а свежевыглаженной одеждой.
Диана поднялась со скамейки:
– Давайте лучше пройдемся, не возражаете?
Сыщик кивнул. Диана направилась в сторону верхних садов. Газон разделялся на три отлогие аллеи. Ланглуа произнес жизнерадостным тоном:
– Как хорошо, что вы назначили встречу именно здесь.
– Люблю это место. Я живу совсем рядом.
Они поднялись по каменным ступеням. День выдался ненастный, и людей на тропинках было совсем мало. Дул прохладный ветер, и деревья жеманно шелестели листвой, как женщины, подхватывающие юбки над вентиляционными решетками в метро. Инспектор сделал глубокий вдох и объявил:
– Не думал, что когда-нибудь на это решусь.
– На что именно?
– Подгрести к сидящей на скамейке Люксембургского сада красивой девушке.
– Ого! – присвистнула Диана. Она была польщена и смущена одновременно.
Казалось, что все страхи, все тревоги куда-то улетучились. Но Диана с некоторым отвращением к себе и своему спутнику подумала о неистребимом эгоизме живых по отношению к усопшим. В это мгновение гладкие листочки, свежесть ветра, доносившиеся издалека детские крики составляли единственную подлинную реальность, и даже воспоминание о фон Кейне не могло испортить прелести момента. Лейтенант начал рассказывать:
– Когда я стажировался в инспекторской школе, меня как магнитом тянуло в Сорбонну, послушать лекции на филфаке. Вечером я приходил сюда, в Люксембургский сад. В те времена мне казалось, что я избежал природного катаклизма – не стал безработным. Но меня настигла другая, куда более страшная, катастрофа.
– Какая именно?
Он развел руками:
– Полное безразличие парижанок. Я гулял по парку, смотрел, как они сидят на железных стульчиках, читают, изображая гордую неприступность, и думал: «Как же тебе, братец, с ними заговорить? К таким подойти – и то непросто!»
Губы Дианы дрогнули в едва заметной улыбке:
– Нашли ответ?
– Увы…
Она наклонила голову к плечу и произнесла доверительным тоном:
– Сегодня проблема решается просто: на крайний случай можно козырнуть удостоверением.
– Что да, то да. А еще лучше – заявиться сюда с командой и всех повязать.
Диана расхохоталась. Они шли к воротам, выходящим на улицу Огюста Конта. Дальше сад суживался, посетителей здесь было гораздо меньше. Ланглуа спросил:
– Как дела у Люсьена?
– Ему и правда лучше. Пульс в руках и ногах хорошего наполнения.
– Невероятно!
Диана не позволила ему продолжить:
– Жизнь. Смерть. Вы мне это уже говорили.
Ланглуа усмехнулся. Вид у него при этом был ужасно хитрый и по-детски обаятельный. Сыщик посерьезнел:
– Я хотел сообщить вам новости. Мы установили личность таинственного доктора. Фон Кейн – его настоящее имя.
Диана спросила, постаравшись скрыть нетерпение:
– Так кем же он был?
– Доктор сказал вам правду: он был главным анестезиологом детской хирургии больницы «Шарите» [3]. Гигантское заведение, вроде той клиники, где лежит ваш сын. Кроме того, руководил кафедрой нейробиологии в Свободном университете Берлина. Фон Кейн проводил коллоквиумы по проблемам нейростимуляции и ее связи с акупунктурой. Сами видите – звезда первой величины.
Диана вспомнила, как седовласый великан стоял в полумраке палаты перед кроватью ее сына и вкручивал иголки в его тело.
– Где он научился технике иглоукалывания?
– Точно не знаю. Но в восьмидесятых доктор провел около десяти лет во Вьетнаме.
Лейтенант на ходу достал из кармана картонную папку и время от времени сверялся с записями:
– Фон Кейн был восточным немцем. Жил в Лейпциге. Потому-то его и пустили во Вьетнам – тогда это была совсем закрытая страна.
– Хотите сказать, он был коммунистом?
– Именно так. В то время восточному немцу было гораздо легче поселиться в Хошимине, чем отправиться за покупками в Западный Берлин.
Патрик Ланглуа перелистал еще несколько страничек:
– Единственная «сумеречная» для нас зона в его карьере – период между шестьдесят девятым и семьдесят вторым. Никто не знает, где он был в те годы. После разрушения Стены фон Кейн вернулся в Германию и поселился в Западном Берлине. Он очень быстро освоился, проявил себя, и интеллектуалы бывшей ФРГ приняли его в свой круг.
– У вас есть хоть какая-нибудь версия убийства? – Диана решила вернуть сыщика к реальности.
2
Выпадение внутренностей.
3
Знаменитая больница «Die Charite» в Берлине.