Черная линия - Гранже Жан-Кристоф. Страница 90

Марк остался один. Он рискнул зайти в туалет. Полная тишина. Где же она? Не могла же она удрать. Может быть, она заснула в какой-то кабинке? Ведь он-то заснул там, на скамейке…

— Хадиджа?

Он толкнул дверь первой кабинки: никого.

— Хадиджа?

Он приоткрыл следующую дверь: никого. Он сделал еще шаг вперед. Шорох за спиной. Жак Реверди здесь.

Короткий «ежик» на голове. Серый плащ. Типичный легавый.

— Я…

Приглушенная колющая боль в затылке. Чернота.

83

Ниши.

Гигантские ниши. Овальные ячейки, высотой в несколько метров, выдавленные в стене из стали — или из алюминия. Из серебристого материала, мягко мерцающего в свете ламп.

Марк вынырнул из небытия. Посмотрел на стену перед собой и различил новые детали. Эти овалы казались уходящими в бесконечность. Были там и углубления поменьше, на полу, на потолке, повторяющиеся с той же гипнотической регулярностью. Оптическая иллюзия создавала впечатление движения, словно на картине Вазарели.

Он моргнул еще несколько раз и получил новую информацию. Стена не просто шла по кругу, она закруглялась у основанияи наверху. «Я нахожусь в каком-то шаре», — подумал он. Потом сообразил: комната не совсем круглая. Скорее одновременно округлая и плоская. Что-то вроде мяча для регби из хромированного металла, испещренного впадинами и болтами. Он никогда не бывал в подобном месте.

В воздухе ощущался странный сладковатый запах.

— Обменный резервуар.

Голос раздался позади него. Он пытался повернуть голову. Невозможно. Его привязали к стулу. Не только тело, но и голову. Нет, не привязали, приклеили. Спину, задницу, плечи, затылок. Все эти точки оказались прижатыми к холодной металлической поверхности. Он увидел, что сидит голый, целиком приклеенный к стальному креслу, которое, казалось, составляло одно целое с полом.

— Обменный резервуар, — повторил голос. — На химическом заводе, совершенно герметичный.

К нему вернулись воспоминания: исчезновение Хадиджи, туалет в комиссариате, Реверди в плаще, шприц… Где же Хадиджа?

Он снова потерял сознание, потом очнулся.

Приторный тяжелый запах по-прежнему щекотал ноздри.

— Здесь смешивают очень опасные газы под колоссальным давлением.

Голос приблизился. Этот же голос он слышал на кассете в Ипохе. Низкий, успокаивающий. Он снова попытался повернуть голову, но почувствовал только жжение и боль от натянувшихся волос. Волосы приклеены к металлу. Возникали и другие ощущения: ломота в теле, спазмы.

Наверное, Реверди избил его.

— Но сегодня, — продолжал он, — мы просто запустим сюда углекислый газ, чтобы ускорить «церемонию».

Теперь Марк явно различал шипение — это в помещение входил СО2 . Жак Реверди включил систему. Двуокись углерода скоро вытеснит кислород.

На его коже выступил пот. Эта камера превращалась в Комнату Чистоты. Через несколько минут атмосфера здесь станет смертоносной. Ему предстоит пройти ритуал черной крови.

Ценой огромного усилия ему удалось опустить глаза: на его теле виднелись следы многочисленных порезов. Его не били. Его резали, пилили, вскрывали. Сейчас раны были закрыты, но очень скоро их откроют…

Теперь он узнал запах: мед.

Его раны обмазали медом. Он скосил глаза и увидел, совершенно не удивившись, флакон с золотистой жидкостью на полу. Рядом с ним — кисточку и горящую масляную лампу. По его телу пробежала судорога, от которой напряглись все мышцы. Он посмотрел в другую сторону: в глубине, прислоненный к круглой стене, стоял баллон для погружений со шлангом и клапаном.

— Хадиджа… — прошептал он. — Где Хадиджа?

В поле его зрения появился Жак Реверди. Затянутый в комбинезон для погружений из черного неопрена. При каждом вдохе по его телу пробегали матовые блики, напоминающие густой блеск мазута.

Марк не мог опомниться от потрясения. Убийца обрел ошеломляющую реальность. Седые виски, морщины вокруг глаз, вздувшиеся вены под загорелой кожей. Да, Жак Реверди существовал. Он был реальным человеком. Вовсе не фантасмагорическим чудовищем. Одна нелепая деталь делала его облик почти что комическим: на запястье у него был укреплен большой счетчик. Настоящий дайвер, готовый к погружению. В какую бездну?

— Где Хадиджа? — повторил Марк. Реверди указал куда-то рукой. В его ладони блеснуло что-то серебристое. Нож для погружений.

— Здесь. С нами.

Марк посмотрел в ту сторону, куда указывал нож. Натянув до предела кожу и волосы на затылке, он смог увидеть. Хадиджа находилась справа, метрах в трех от него, тоже голая, тоже приклеенная к стальному креслу. Голова опущена, лицо закрыто черными кудрями. Без сознания. Он знал, что она не умерла: он видел на ее смуглой коже заклеенные раны. Реверди выпустит из нее кровь позже, в момент великого опустошения.

— Она проснется, не волнуйся, — сказал он тихо. — Но я позаботился о том, чтобы она не докучала нам своей болтовней. Ты же знаешь, как устроены женщины…

Сквозь черные локоны Марк с ужасом увидел нечто особенное. Убийца скрепил губы девушки техническими скобами, вогнав их прямо в плоть. Ее красота была загублена навсегда. Впрочем, никакого «всегда» уже не будет: эти развлечения стали лишь последним отступлением на пути к смерти.

— Она тут ни при чем, — простонал он. — Я просто послал тебе ее фотографию, я…

— Замолчи.

Реверди отошел вбок и замер ровно посередине между двумя своими жертвами. Черный, тонкий, огромный, он образовал третью вершину правильного треугольника.

— Уже не важно, кто что сделал, — заговорил он очень мягко. — В глубине души я рад, что вас двое.

Мы втроем воспроизводим исходный треугольник. Отец, мать, ребенок. Треугольник первородной лжи. Мы сможем воссоздать первичное предательство. И пережить последний катарсис!

— Я тебя умоляю… Она ничего не знала! Реверди приложил нож к его губам:

— Тс-с! Слушай… Слышишь этот шум? У нас не так много времени. Меньше чем через полчаса содержание кислорода достигнет критического порога в десять процентов.

Хадиджа приподняла голову. Ее веки медленно затрепетали, но из-под них виднелись только белки глаз. Резкий контраст между смуглой кожей и этими белыми полосками. Она издала немой вопль. От натужного дыхания губы вздулись, скобы еще глубже вошли в плоть.

— Вот и наша принцесса просыпается. Очень хорошо. График соблюден.

Реверди схватил пульт дистанционного управления, болтавшийся у него за спиной.

— Ничего не бойся, — сказал он, словно следя за мыслями Марка. — Я знаю, как устроены такие машины. Они работают как кессоны высокого давления для ныряльщиков. Пока что у нас двадцать процентов. Сейчас вы начнете потеть…

Он поднял глаза. Они горели странным огнем, одновременно довольным и возбужденным. У его ног по-прежнему колебался язычок голубого пламени.

— Прежде всего, я должен дать вам кое-какие практические пояснения. Как мы очутились здесь? Каким чудом мы смогли попасть в эту круглую камеру?

Он сделал несколько шагов. В профиль он казался тонким, как канат. Марк подумал о черных кабелях, протянутых по дну океанов, под песком, напичканных технологическими штучками и энергией. Попутно он заметил, что Реверди бос. Дайвер, готовый к погружению…

— Я не стану распространяться о нашей игре в прятки в Париже. Выследить вас обоих было легко. Достаточно посмотреть на витрины… Потом эти гонки с преследованием в деревне, немного забавные. Я видел, как вы забились в этот сарай. Честно говоря, вы были… жалкой добычей.

Марк попытался заговорить. Вместо этого он закашлялся. Нехватка кислорода становилась более явной, более острой. Его тело покрылось потом. Страшная головная боль пронизывала каждую клеточку его мозга. Он прочистил горло и смог произнести:

— Почему ты не убил нас тогда?

— Вы не созрели для жертвоприношения. Страх должен был немного истощить вас. Лишить вас вашей уверенности, ваших ориентиров. Вчера утром, когда я видел, как вы бредете в этом сером свете, я сказал себе, что вы уже доходите до кондиции…