Спасти диплом, угнать дракона - Мамаева Надежда. Страница 71

Я могу лишь предполагать, что именно после этого отец стал сотрудничать с альвами. Возможно, даже не подозревая, что его дочь выжила. А я… Я стала первой излечившейся. И в моей крови оказался естественный катализатор: минимальная частица реагента — камешек, который породил лавину реакции, оживив дракона.

Я не заметила, как заснула.

ЭПИЛОГ

Столица бурлила. Новостные листки пестрели заголовками: «Из фонтана на рыночной площади угнали дракона», «Святая Себастьяна снизошла с небес, чтобы оставить послание», «Побег из тюрьмы или неисправное охранное заклинание?», «Последняя игра сезона по громобою, а у команды-лидера исчез капитан».

Тайная канцелярия быстро смогла утихомирить волнения, но гораздо тяжелее было успокоить разошедшихся репортеров. Те, почуяв сенсации, а значит, и гонорары, старались вовсю. Истории, похожие на правду и откровенно выдуманные, заполонили новостные листки.

Но эта шумиха обошла наш дом стороной. Фамилия Росс нигде не фигурировала. В отличие от Норвуд. Правда, род Вирмара не полоскали досужие сплетники. Зато имя Вира значилось в нескольких приказах.

Его высочество ясно дал понять, что своего верного врага видеть на территории империи не желает. Посему ректор был вынужден подписать приказ об отчислении адепта пятого курса факультета алхимии, прибывшего по обмену.

Я же, набравшись мужества, решила поговорить с Алекс, которая после случившегося не появлялась в университете. А когда пришла к ней домой, то увидела ее не в трауре, не разбитой, а… спокойной.

— Знаешь, Нари, я тебе не говорила. Никому не говорила… Но мой брат рвался к альвам не потому, что бредил их культурой. Хотя окружающие считали именно так. Нет. Просто только там отец не смог бы достать его. — Она сидела на диване, обхватив колени, и рассказывала впервые в жизни кому-то о том, что идеальная семья Лейрин была только фасадом.

Отца Алекс окружающие считали строгим, но справедливым. А на деле у эйра Лейрина случались вспышки неконтролируемого гнева. Особенно когда на работе были серьезные проблемы. И срывался он на домашних.

— Я лишь однажды испытала на себе его гнев, когда попалась под горячую руку. Он, используя дар, стал ломать мне кости. Ломать и тут же сращивать. Ломать и сращивать… А брату доставалось гораздо больше. Но знаешь, что самое страшное? Мы не могли ничего никому сказать. И сейчас я должна носить траур и скорбеть, но я не могу. Я радуюсь. Радуюсь и боюсь, что на людях не смогу скрыть эту радость.

— Алекс. Я знаю, каково это — выдержать дар твоего отца, — вырвалось у меня тогда откровенное признание.

Мы просидели с Алекс до ночи, разговаривая обо всем. Даже о том, о чем раньше никогда не говорили.

На следующий день меня удивил магистр Мейнхаф. Он специально вызвал меня с занятия для разговора в свой кабинет. И начал с извинений.

— Эйра Найриша, я был не прав насчет вас. Абсолютно. Еще никогда я так не ошибался… Ни в вашем уровне дара, ни в глубине знаний… — Он протянул мне новостной листок.

Один из множества. На нем во всю полосу красовалась магография стены базилики с выжженной формулой.

— О чем вы? — Я попыталась сделать вид, что не имею к этому никакого отношения.

— О том, что у вас, при всей вашей нарочитой невзрачности, есть одна отличительная черта — почерк. Вернее, то, как вы пишете символ хронос в условиях реакции, когда злитесь.

Сказать, что я была поражена, значит промолчать. Громко и выразительно промолчать. По такой мелкой детали…

— И все же вы, магистр, ошиблись… — тоном «мне это вообще подкинули» возразила я.

— Эйра Росс, мне очень жаль, что я не увидел в вас того, что должен был… — печально сказал Мейнхаф. — Но знайте, хотя это сделали и не вы, — хитро, словно принимая мои условия игры, улыбнулся полутролль, — я считаю, что данная формула — прорыв в алхимии и лекарском деле, и тот, кто ее открыл, оставив свое имя в тени, не требуя славы и не ища выгоды, — истинный маг и ученый.

Он поклонился мне. Тролль со своим кодексом чести и благородства. Въедливый, дотошный, во многом — непререкаемый. Он вызвал во мне невольное уважение тем, что сумел признать свою ошибку.

Я уже почти шагнула за дверь его кабинета, но внезапно остановилась и обернулась. Два часа назад я получила вежливый отказ от магистра Брендона То Морриса, у которого писала диплом. Дескать, по причине того, что мой соавтор отчислен, у меня не хватит дара для проведения экспериментов, связанных с кровью.

— Знаете, эйр Мейнхаф, — произнесла я, — кажется, в том уравнении ошибка. Почему все уверены, что в качестве катализатора использована капля драконьей крови?

— Возможно, потому что там начертан символ крови. А рядом в это время был дракон… — Магистр изогнул одну бровь, прекрасно понимая, что про драконью кровь — предположение ушлых репортеров, почему-то прочно осевшее в умах многих.

— Если опираться на такое предположение, то можно и всех драконов истребить…

«Которых в мире целая одна штука», — мысленно закончила я.

— К чему вы клоните? — прищурился Мейнхаф.

— Не согласитесь ли вы стать руководителем моего диплома?

— Думаете, стоит внести уточнения в катализатор? — без обиняков спросил преподаватель.

А я поняла одно: сработаемся. Ведь с теми, с кем мыслишь одинаково, даже спорить приятно. В то время как с остальными — не имеет смысла. А я хотела поспорить с одним рыжим троллем. Очень.

Варлок появился в университете накануне финальной игры сезона. Впервые — уловимый. Альв нашел способ, как обойти приказ главы тайной канцелярии: отчислили и депортировали по документам Вирмара Норвуда. А вот Варлок не был упомянут ни в одном из приказов. Этим-то и воспользовался остроухий. А ректор… У ректора все было в идеальном порядке, поскольку по табелям проходили два студента: Норвуд и собственно Варлок.

Не сказать чтобы Арнсгар совсем уж смолчал. Опуская эпитеты и цветастые выражения, которыми он наградил альва, суть его речи сводилась к следующему: только попробуй мне тут еще нашпионить!

На финальной игре сезона его высочество был на трибунах. И не иначе как из вредности болел за команду противника. За что и поплатился разочарованием: наша команда выиграла кубок по громобою.

А Вар, держа его над головой, прокричал на весь стадион:

— Нари, ты станешь моей женой? — И, взмыв в небо, приземлился рядом со мной.

Никогда еще на меня не смотрело столько глаз. А я… Я хотела где-нибудь тихо и мирно прикопать одного альва. Но пришлось говорить «да». Потому как Вар, склонившись ко мне, прошептал: «Если не согласишься, мне придется перейти к порче. Порче твоей репутации в глазах дяди, чтобы он выдал тебя за меня». Представив реакцию Морриса на такое заявление, я нервно дернула глазом и сдалась. А потом меня одолели сомнения: а точно ли Варлок воин? Потому что действовал он как матерый дипломат, добивающийся заключения мира любой ценой, но на выгодных для него условиях.

О помолвке чемпиона по громобою и скромной студентки гудели все новостные листки. Поклонницы альва негодовали. Но ровно до того дня, когда я сделала доклад по научной работе, посвященной катализаторам крови. После нее они искренне жалели несчастного, которого угораздило влюбиться в магессу, одержимую наукой: ведь если женщина умнее мужчины, это же беда в семье! И предлагали Вару утешение на своей груди. Но альв утешаться не желал, а торопил меня со свадьбой.

А вот излечение больных детей альвов репортерами не освещалось. Хотя если бы они пронюхали — сенсация была бы на всю империю.

Первым выздоровевшим был брат Варлока. Его кровь, как излечившегося, послужила катализатором для еще нескольких больных. Но выздоровление шло медленно.

Универсальный же катализатор, над формулой которого мы работали вместе с Мейнхафом, позволил ускорить процесс исцеления многократно.

— Нари, церемония через два часа, — уже в третий раз за десять минут напомнил он из-за двери.