Империя волков - Гранже Жан-Кристоф. Страница 15
– А две другие?
– Первая – тоже от кровотечения. Если только сердце прежде не остановилось. Самым тривиальным образом – от ужаса. Резюмируя, скажу коротко – всех убило страдание. Мы делаем анализ ДНК последней жертвы, проводим токсикологический анализ, но я не думаю, что результат будет иным, чем в первых двух случаях.
Скарбон сухим и, пожалуй, слишком торопливым жестом отдернул простыню. Шиффер подошел ближе и спросил:
– Вы можете восстановить хронологию событий?
– Расписание составлять не возьмусь, но могу предположить, что эту женщину похитили три дня назад, то есть в четверг вечером. Она наверняка выходила с работы.
– Почему?
– Желудок был пуст. Как и у первых двух. Он подкарауливает их по пути домой.
– Давайте обойдемся без предположений.
Эксперт раздраженно продолжил:
– Затем, в течение двадцати – тридцати часов, ее подвергали пыткам.
– Как вы определили срок?
– Она отбивалась, пыталась вырваться. Веревки очень глубоко врезались в тело. Раны начали гноиться. Время можно восстановить именно благодаря нагноениям. Двадцать – тридцать часов – вряд ли я намного ошибся. В любом случае таков порог чувствительности человека.
Шиффер расхаживал по залу, глядя в зеркально-синий пол.
– Вы можете дать нам хоть какую-то зацепку насчет места преступления?
– Возможно.
Поль вмешался в разговор:
– Что именно?
Скарбон издал губами звук, напоминающий щелчок кинохлопушки.
– Я обратил на это внимание и у двух других жертв, но у последней женщины проявления особенно заметны: у нее в крови пузырьки азота.
– И что это означает?
Поль вытащил блокнот.
– Странно. Это может означать, что тело при жизни было подвергнуто воздействию давления более высокого, чем атмосферное. Такого, например, как в морских глубинах.
Врач впервые упомянул это странное обстоятельство.
– Я не ныряльщик, – продолжил он, – но явление это хорошо известно и изучено. По мере того как вы погружаетесь, давление растет. Азот, содержащийся в крови, растворяется. Если подниматься слишком быстро, не соблюдая уровней декомпрессии, азот стремительно возвращается в газообразное состояние, и образуются пузырьки.
Шиффер казался по-настоящему заинтересованным.
– Именно это и произошло с жертвой?
– Со всеми тремя. Пузырьки азота взрывались, продвигаясь по организму, что доставляло этим женщинам дополнительные страдания. На сто процентов я не уверен, но мы, скорее всего, имеем дело с «травмой ныряльщика».
Поль переспросил, делая пометки в блокноте:
– Они погружались – или их погружали – на большую глубину?
– Этого я не говорил. По словам одного нашего интерна, который занимается морскими погружениями, тела испытали воздействие давления как минимум в четыре бара. Такая величина регистрируется на сорокаметровой глубине. Мне кажется несколько проблематичным найти подобную толщу воды в Париже. Думаю, их скорее помещали в камеру высокого давления.
Поль быстро записывал.
– Где применяются подобные камеры?
– Нужно это узнать. Существуют камеры декомпрессии, которые используют профессиональные ныряльщики, но вряд ли такие есть в Иль-де-Франс. Кроме того, в некоторых больницах тоже установлены камеры высокого давления.
– В больницах?
– Да. Их используют для лечения больных с нарушениями кровоснабжения. Диабет, высокий холестерин… Высокое давление позволяет напитать организм кислородом. В Париже существует четыре или пять таких барокамер, но я не думаю, что наш убийца имеет доступ в больницу. Лучше поискать в промышленности.
– В каких отраслях применяется подобная техника?
– Понятия не имею. Ищите – это ваша работа. Повторяю еще раз: я ни в чем не уверен. Возможно, присутствие этих пузырьков объясняется совершенно иными причинами. Если так, я их не знаю.
Шиффер спросил:
– Есть ли на трех трупах нечто, дающее представление о нашем убийце – в физическом смысле?
– Ничего. Он очень тщательно их моет и, в любом случае, «работает в перчатках». Не вступает с ними в сексуальный контакт. Не ласкает. Не целует. Не его стиль. Совсем не его. Ваш человек – вообще клинический случай. Он как будто запрограммирован. Этот убийца… бесплотен.
– Его безумие возрастает с каждым новым убийством?
– Нет. Пытки он применяет в строго определенном порядке. Он одержим злом, но никогда не теряет контроля над собой. – Скарбон криво улыбнулся. – Организованный убийца, как пишут в учебниках по криминалистике.
– Что его, по-вашему, возбуждает?
– Страдание. Страдание в чистом виде. Он мучает их старательно и очень тщательно – до самой смерти. Его возбуждает боль, он питается страданиями жертв. В подоплеке – глубинная, животная ненависть к женщинам. К их телам и лицам.
Шиффер обернулся к Полю, издав злой смешок.
– Мне сегодня решительно везет на психологов.
Лицо Скарбона залилось краской.
– Судебная медицина – это всегда психология. Жестокость, с которой мы имеем дело, есть всего лишь проявление больного мозга…
Полицейский кивнул и, не переставая улыбаться, подхватил отчет о вскрытии, который Скарбон положил на соседний стол.
– Спасибо, доктор.
Когда Шиффер открыл дверь, находившуюся между окнами, в помещение ворвался солнечный свет, похожий на поток молока, хлынувший с небес.
Поль спросил, кивнув на другой экземпляр отчета:
– Я могу его взять?
Врач несколько мгновений молча смотрел ему прямо в глаза, потом поинтересовался:
– Ваши начальники в курсе насчет Шиффера?
Поль изобразил широкую улыбку.
– Не беспокойтесь. Все под контролем.
– Я беспокоюсь за вас. Он – чудовище.
Поль вздрогнул. Патологоанатом «добил» его, произнеся с полной убежденностью:
– Он убил Газиля Гемета.
Имя пробудило воспоминания. Октябрь 2000-го: турок, погибший под поездом, против Шиффера выдвинуто обвинение в убийстве. Апрель 2001-го: прокуратура загадочным образом закрывает дело. Он ответил ледяным тоном:
– Тело было раздавлено. Вскрытие ничего не смогло доказать.
– Я делал повторную экспертизу. Лицо было ужасно изуродовано. Один глаз вырвали из орбиты. На височных костях сохранились следы пыток сверлом. – Он кивнул на прикрытый простыней труп. – Вполне на равных с вашим убийцей.
Ноги у Поля стали ватными. Он не мог позволить себе усомниться в человеке, с которым собирался работать рука об руку.
– В отчете говорилось только о ранах на теле и…
– Они убрали из документа мои комментарии. Они его покрывают.
– Кто эти «они»?
– Они боятся. Все они боятся.
Поль шагнул назад, в яркую белизну коридора. Клод Скарбон выдохнул, снимая резиновые перчатки:
– Вы заключили союз с дьяволом.
13
– Они называют это Искеле. Ис-ке-ле.
– Что?
– Можно перевести как «пристань» или «платформа отправления».
– О чем вы говорите?
Поль присоединился к Шифферу в машине, но с места не трогался. Они находились во дворе корпуса Везаля, в тени тонких колонн. Цифер продолжил:
– О главной мафиозной организации, контролирующей доставку турецких нелегалов в Европу. Они находят им работу и жилье. Устраивают так, чтобы в каждой подпольной мастерской работали люди из одних мест, – в некоторых заведениях в Париже горбатятся только односельчане из анатолийской глуши.
Шиффер замолчал, побарабанил по дверце ящика для перчаток, потом продолжил:
– Цены у них разные. Самые богатые могут заплатить за билет на самолет и дать взятку таможеннику. Они десантируются во Франции с липовым разрешением на работу или с фальшивым паспортом. Самые бедные плывут в трюме грузового корабля через Грецию или едут в кузове грузовика через Болгарию. Но рассчитывать в любом случае нужно тысяч на двести как минимум. Семья на родине в деревне складывается и собирает около трети суммы. А нелегал десять лет выплачивает остальное.
Поль смотрел на чеканный профиль Шиффера на залитом солнцем стекле. Ему десятки раз говорили об этих сетях, но он впервые услышал столь точное и подробное описание.