Пурпурные реки (Багровые реки) - Гранже Жан-Кристоф. Страница 18

И лейтенант пятясь вышел из ангара. По пути он прихватил свой «глок».

Сев в машину, он рванул с места и остановился, лишь проехав несколько километров, в какой-то роще, чтобы прийти в себя и подвести итоги услышанному. Значит, склеп вскрыли до двух часов ночи. Злоумышленников было двое, и они, вполне вероятно, уехали в машине восточноевропейской модели. Карим взглянул на часы: он едва успеет составить рапорт. А расследование придется вести самым серьезным образом: объявить розыск преступников, проверить все водительские права, опросить людей, живущих вдоль шоссе № 143...

Но мыслями Карим был уже далеко. Он выполнил поручение Крозье. Теперь комиссар должен предоставить ему свободу действий. И он сможет вести расследование сам, как сочтет нужным – например, выяснить, кем же был мальчик, умерший в 1982 году.

III

11

«...Осмотр передней части грудной клетки выявил длинные продольные раны, нанесенные, вероятнее всего, каким-то режущим орудием. Зафиксированы также аналогичные разрезы тканей, сделанные тем же орудием, на плечах, предплечьях...»

Патологоанатом носил мятую непромокаемую куртку и маленькие очочки. Звали его Марк Кост. Это был молодой человек с острыми чертами лица и туманным взором. Он сразу понравился Ньеману, который признал в нем страстно увлеченного своим делом специалиста; может, ему еще не хватало опыта, но в нем горел исследовательский азарт. Он размеренно читал свое заключение:

«...Множественные ожоги на туловище, плечах, боках, руках. Мы насчитали примерно двадцать пять следов данного типа; большинство из них совпадает с вышеописанными разрезами тканей...»

Ньеман прервал его:

– Что это означает?

Врач робко глянул на него поверх своих смешных очков.

– Я думаю, убийца прижигал раны. Вполне вероятно, он брызгал на них каким-то легковоспламеняющимся веществом, чтобы лучше горело. Я бы сказал, что здесь применялся иностранный аэрозоль типа «Karcher».

Ньеман снова прошелся по аудитории, где он устроил свой штаб; она находилась на втором этаже факультета психологии и социологии. Именно здесь, вдали от любопытных глаз, он решил побеседовать с судебным врачом. Тут же, в позах прилежных студентов, сидели капитан Барн и лейтенант Жуано.

– Продолжайте! – отрывисто приказал Ньеман.

"...Мы констатировали также множественные гематомы, отеки и переломы. В частности, на торсе выявлено восемнадцать гематом. Сломано четыре ребра. Раздроблены обе ключицы. Раздавлены три пальца на левой руке и два на правой. Гениталии под воздействием ударов приобрели синюшный цвет.

В качестве орудия использовался, скорее всего, железный или свинцовый стержень толщиной не менее семи сантиметров. Из общего количества повреждений следует, разумеется, выделить те, что появились в результате последующей транспортировки тела и его «размещения» в скале, однако это не относится к отекам, так как они обычно не появляются post mortem... [16]"

Ньеман бросил взгляд на своих коллег: по их лицам струился пот, в глазах был ужас.

«...Обследование верхней части тела. Лицо осталось невредимым. Синяков на затылке не наблюдается...»

Полицейский переспросил:

– На лице нет следов ударов?

– Нет. Очевидно, убийца старался к нему не прикасаться.

Кост опустил глаза и собрался было читать дальше, но Ньеман остановил его:

– Погодите. У вас там, наверное, еще много всего?

Врач нервно замигал и начал листать свой рапорт.

– Да, довольно много...

– О'кей. Мы все это прочтем после. А вы сейчас назовите нам причину смерти. Жертва скончалась от нанесенных ран?

– Нет. Этот человек был задушен. Вне всякого сомнения. Металлической проволокой диаметром около двух миллиметров. Я бы сказал, что это тросик велосипедного тормоза или рояльная струна, что-то в этом роде. Проволока рассекла ткани на отрезке длиной пятнадцать сантиметров, перерезала горло, разорвала мускулы гортани и сонную артерию, вызвав обильное кровотечение...

– Время наступления смерти?

– Трудно сказать точно. Из-за скрюченного положения тела процесс трупного окоченения был нарушен и...

– Назовите хотя бы приблизительно.

– Я бы сказал... примерно в субботу к вечеру, между двадцатью и двадцатью четырьмя часами.

– Убийца настиг Кайлуа, когда тот возвращался из своего похода?

– Не обязательно. Я думаю, истязания длились значительное время. Вероятнее всего, его схватили где-то утром и мучили в продолжение всего дня.

– Как вы думаете, жертва оказывала сопротивление?

– Не могу сказать ввиду многочисленности ран. Но ясно одно: Кайлуа не был оглушен. Его связали, и во время пыток он находился в полном сознании; об этом свидетельствуют следы веревок на запястьях и предплечьях. С другой стороны, все говорит о том, что во рту у него не было кляпа, и, следовательно, палач не боялся, что кто-нибудь услышит крики жертвы.

Ньеман присел на подоконник.

– А что вы скажете о самих пытках? Они профессиональны?

– Простите, не понял?

– Ну, это могут быть, скажем, методы воздействия, применяемые спецслужбами?

– Я в этом не разбираюсь, но, по-моему, нет. Скорее здесь действовали в приступе ярости. Безумец, стремившийся получить правдивые ответы на свои вопросы.

– Откуда такой вывод?

– Убийца хотел заставить Кайлуа говорить.

И Кайлуа заговорил.

– Почем вы знаете?

Кост робко пожал плечами. Несмотря на жару, он так и не снял своей робы.

– Если бы убийца мучил Кайлуа только ради удовольствия, он бы довел пытки до конца. А его, как я уже сказал, убили иным способом. Задушили проволокой.

– Сексуальных посягательств не было?

– Нет, ничего похожего. Убийца не сексуальный маньяк, это явно иной тип преступника.

Ньеман встал и прошелся вдоль лабораторных столов, пытаясь представить себе чудовище, способное на такую нечеловеческую жестокость. Но, сколько он ни силился, перед его внутренним взором не возникали ни лицо, ни фигура, ровно ничего.

Тогда он начал думать о жертве, о том, что мог видеть этот несчастный между пытками и смертью. И ему почудилось, будто перед ним маячат страшные руки палача, мелькают багровые, алые, желтые пятна. Град ударов, невыносимая боль, огонь и кровь. О чем думал Кайлуа в последние мгновения своей жизни? И Ньеман произнес, громко и раздельно:

– Расскажите нам о глазах.

– О глазах?

Вопрос исходил от Барна. От удивления его голос прозвучал неестественно визгливо.

Ньеман соблаговолил ответить капитану:

– Да, о глазах. Я сразу заметил это там, в морге. Убийца вырезал жертве глаза. Более того, он, видимо, заполнил пустые орбиты водой.

– Да, именно так, – подтвердил Кост.

– Читайте этот раздел! – приказал Ньеман. Кост уткнулся в свои записи.

– Убийца поднял веки жертвы, ввел под них острое лезвие, рассек двигательные мускулы и зрительный нерв, а затем извлек глазные яблоки. Потом он выскреб пустые глазницы до самой кости.

– Во время этой операции жертва была уже мертва?

– Неизвестно. Но, судя по скопившимся каплям крови в данной области, Кайлуа был, скорее всего, еще жив.

Наступила мертвая тишина. Барн позеленел. Жуано застыл от ужаса.

– Дальше? – спросил Ньеман, чтобы хоть как-то разрядить сгущавшуюся с каждой минутой атмосферу страха.

– Затем, когда жертва уже скончалась, убийца заполнил орбиты водой. Речной, я полагаю. И осторожно прикрыл веки. Вот почему они не запали и выглядели так, словно к ним не прикасались.

– Вернемся к самой операции. Как по-вашему, убийца обладал какими-то хирургическими навыками?

– Нет. Или почти нет. Я бы сказал, что в этом случае, как и при остальных пытках, он просто действовал очень... старательно.

– Какой инструмент он использовал? Тот же, что и для нанесения ран?

– Во всяком случае, из той же категории.