Я спас СССР! том 1 (СИ) - Вязовский Алексей. Страница 41

— Товарищи полковник! — Литвинов вытягивается еще больше, Мезенцев встает, жмет руку:

— Виктор Иванович, приветствую!

— Степан Денисович, какими судьбами к нам? — полковник надевает очки, разглядывает меня.

— Ваши топтуны сына моего фронтового друга взяли. Английская журналистка пригласила его на интервью к себе. Он поэт.

— И писатель! — я вклиниваюсь в разговор.

— Выйдите — мужчина кивает нам с Литвиновым на дверь — Оба.

Мы с Андреем покидаем кабинет. Встаем в коридоре. Я оглядываюсь. Где же тут туалет??

— Кто это пришел? — интересуюсь я у лейтенанта. Литвинова явно потряхивает.

— Полковник Алидин. Возглавляет седьмое управление.

Да… Это фигура в КГБ. Читал про него. Переживет и Семичастного и Андропова. Бессменный глава всех советских "топтунов". И один из самых кристально честных людей в органах. За все время существования 7-ки в этом управлении не будет ни одного предателя!

— Сейчас решится моя судьба — тяжело вздыхает Литвинов — У нас не приветствуют переходы между управлениями. Их в спецотделе ЦК утверждают.

— Почему только твоя судьба?

— Думаешь, ты им нужен? — хмыкает лейтенант — Просто Алидину доложили, что к нам зашел генерал Мезенцев, вот он и появился полюбопытствовать.

— Так уж и не нужен — обиделся я — С такой помпой хватали на улице…

— Перестарались ребята. Эта журналистка странно вести себя начала. Срочно запросила эвакуацию из Союза, почему-то нервничает сильно… Ходит по улицам, оглядывается. Вот ребята и подстраховались. Опросили бы и отпустили. Максимум по комсомольской линии тебе бы влетело за такие контакты. Интервью то успел дать?

— Успел. Она даже фотографии попросила.

— Повезло.

— Но нервничала, действительно, сильно. Не знаешь почему?

Я решаюсь проверить, что известно органам.

— Откуда я знаю — пожимает плечами лейтенант — Я же по ней не работал, так с ребятами поболтал. Может залетела или еще что…

Я улыбаюсь шутке. Дверь открывается и мужчины выходят в коридор.

— За мной — Алидин машет рукой Литвинову.

— А ты за мной — Мезенцев кивает в сторону лестницы. Мы быстрым шагом идем по Лубянке, я ищу взглядом клозет.

— Ну почему нельзя выпустить в туалет? — вздыхаю я тихонько — Что за пытки такие?

— Это специально делается — ворчит Мезенцев — Чтобы врать сложнее было. Либеральные времена. В 37-м бы прищемили бы яйца дверью и всех делов….

— Ругать будете? — мы останавливаемся возле мужского туалета.

Генерал берет меня за пуговицу на пиджаке, подвигает к себе. Его губы искривлены, по лбу пролегли морщины:

— Ляжешь на дно! На месяц. Сегодня же. Чтобы я про тебя больше ничего не слышал и не видел! Понял??

— А как же мои вечерние выступления? — я пытаюсь скрыть растерянность — И в издательства надо ехать. Насчет Города…

— В издательства езжай. Но больше ни звука, ясно? По краю ходишь. Алидин мне кое-что должен, поэтому в сводке тебя не отразят. Но если еще раз попадешься возле иностранцев….

Следующие несколько дней я пытаюсь вести себя тише воды, ниже травы. Отменяю все встречи по контактам Заславского. Выступления перед студентами прошу Олю сдвинуть на следующую неделю — отговариваюсь досрочными экзаменами. Они и правда, отнимают прилично времени. Несмотря на свою новую память, я стараюсь готовиться как следует, зубрю конспекты. Результат не заставляет себя ждать — все экзамены сдаю на пятерки. Даже Сычеву. Последний решает меня завалить, больше часа! задает дополнительные вопросы не по билету. Бесполезно. Я просто кусками цитирую его же учебник. Что можно противопоставить такому?

С Викой встречаем всего один раз — и то погулять по парку. Подруга сама готовится к вступительным экзаменам и ей не до свиданок. Плюс возникла серьезная проблема. За мной толпой таскаются первокурсники. Володя Сидоренко, отвез рукопись Города Асе и тут же разболтал знакомым, что его принимают в Метеорит. Разумеется, валом повалили начинающие поэты. Все ждут заданий, собраний, но пока все на что меня хватает — это попросить Леву заказать у знакомого слесаря значки болидов, вонзающихся в Землю. И убегать от кандидатов через проходные аудитории.

На значки меня навела мысль моего загробного путешествия. Я там тоже мчался словно метеорит в "кипящем вакууме". Как вспомню — так вздрогну.

Пока я вожусь с "болидами" — живыми и железными — успевает умереть бессменный премьер-министр Индии Джавахарлал Неру, появляется Организация освобождения Палестины. Мир стремительно катится к хаосу, в моей жизни тоже порядка мало.

Во-первых, проблема денег. Мы перетаскиваем их с вокзалов на вокзал, после чего я скрипя сердцем даю команду спрятать мешки в гараже Когана-старшего. Прячем в старую Победу. Ключ от багажники Дима с Левой торжественно вручают на хранение мне. Проблема в том, что в багажник легко проникнуть из салона. Да и вообще, все на соплях держится. Решит Марк Наумович починить и продать Победу — откроют в сервисе машину и ахнут — пистолеты, пачки денег, слитки… Лева клянется, что он все узнает заранее, но я что-то сомневаюсь. Закон Мерфи в действии. «Если какая-нибудь неприятность может произойти — она случается». Даю Леве команду связаться с Изей и узнать контакты какого-нибудь маклера. Пора покупать дом.

Во-вторых, творческая интеллигенция. Роман еще не издан, но слух по Москве о нем идет. Усиливается поток желающих почитать. Мне названивают на вахту, отлавливают на парах. Я еду к Твардовскому в Новый мир. Именитого редактора в издательстве журнала нет, он на даче. Творит. Беседую с заместителем — белобрысым высоким мужиком в растянутом свитере. «Да, команда поступила, копию Федина курьер вчера привез, верстаем в макет, в июне выйдет». Со мной подписывают договор — выплачивают небольшой аванс. В кабинет заместителя наведывается несколько сотрудников поглядеть на «молодое дарование». Обещаю после выхода журнала устроить фуршет в ЦДЛ. В глазах — скепсис. Ну какой фуршет может устроить студент, да еще не москвич? Сало с водкой?

Зато в издательстве Советский писатель все проходит иначе. Тут меня принимает лично главный редактор — Николай Васильевич Лесючевский. Импозантный мужчина с ранней сединой в волосах. Долго жмет руку. Оказывается, копия Федина сначала была прочитана в Советском писателе, причем рукопись выдавалась самым заслуженным сотрудникам всего на одну ночь. Чуть ли не под роспись. Машинистки с нее уже сделали копию и отдали в редактуру. Меня знакомят и с корректором — пожилой, но модно и стильно одетой женщиной. Юлией Федоровной Корниленко. Именно она будет править Город. Мне сходу предлагают переименовать роман а-ля Ивашутин — Город должен жить. Я вежливо отказываюсь. С редакторами нужно держать себя строго, не давать садиться на голову. Многие из них сами пытались писать, не получилось. Они всегда знают как лучше, но это увы, не всегда лучше.

Что радует, так это деньги. В Советском писателе мне предлагают очень приличную ставку. 250 рублей за авторский лист. Всего в Городе 12 с лишним авторских листов и сумма получается космическая — больше трех тысяч рублей. Но в кассе, куда меня отправляют за авансом после подписания договора — «космос» резко сдувается. Сразу вычитают подходный налог и налог на бездетность (6 %). Последний я пытаюсь оспорить — студенты освобождены. Но «налог на яйца» все-таки с меня берут, обещая сделать перерасчет когда привезу справку из института.

На руки получаю около тысячи — остальное после выхода книги.

Сразу еду в Елисеевский и закупаюсь деликатесами. На месте разбитой витрины — новое стекло. Починили. Стиляг не заметно, зато есть очереди. Беру икру черную и красную, водку, шампанское, колбасу с сыром, торт Московский. Тащу все на себе к Асе в Алтуфьево.

Нахожу знакомый домик. Огородик, колодец, навес, под которым дрова — все это выглядит довольно грустно и безнадежно. Почему Родина так относится к своим героям??

«Груша» мне рада. Вокруг прыгает Брунька — пес неясной породы. Женщина с улыбкой тянет меня в дом.