Твое имя - Платунова Анна. Страница 75

Вчерашний день. Мара наморщила лоб, восстанавливая в памяти события. Воспоминания всплывали в голове, как отдельные части мозаики, которые никак не хотели собраться в единое целое.

Вспомнила, как, узнав о том, что Бьярн — наследник правящей династии и старший сын Вседержителя, она принялась хохотать точно ненормальная.

— Хиленькое создание, — повторяла она, вздрагивая от нервного смеха, так что Бьярн озабоченно прикоснулся ладонью к ее щеке.

— Птаха… Девочка моя…

Но Мара не слышала. Так что медикусу, прибывшему со свитой наследника, пришлось влить ей в рот горькое снадобье. Мара узнала его вкус: успокоительное, каким потчуют нервных, истеричных дамочек. Сама изготовляла такое под руководством профессора Вигге и посмеивалась над рафинированными девушками из высшего света, которые от любого ветерка готовы упасть в обморок.

Настойка подействовала, но затуманила разум. Следующее воспоминание: Бьярн держит ее на коленях… Они в карете, кажется. Во всяком случае, пол качается, а голова кружится. Мара ненадолго пришла в себя и задохнулась от ужаса:

— Рейвен! Эрл!

— Все хорошо, с ними все хорошо!

Бьярн снова уложил ее голову себе на плечо, поцеловал в лоб.

— Моя родная… Рейвена и Эрла я забрал из нашего дома сразу, как только пришел в себя и смог отдавать приказы.

— Значит, эти черные кареты…

— Были мои. Черные кареты очень часто используют все бла… хм… люди, которые хотят остаться неузнанными. Тебя не застали у больницы, не обнаружили ни дома, ни по дороге. Я чуть разума не лишился.

Он пожал ее руку.

— Но как Рейвен догадался, что они от тебя?

— Я передал ему то, что знали только мы трое.

— И что же? — заинтересовалась Мара даже сквозь муть, крутящуюся в голове.

— Попросил «крокодилью рожу» довериться посланнику.

Мара не сдержала слабой улыбки, представив, как вытянулось лицо Рейвена после этих слов. И ведь ничего не поделаешь — пришлось довериться.

И тут же нахмурилась:

— Почему они сказали мне, что ты умер?

Бьярн еще крепче прижал ее к себе, лицо виноватое и несчастное: видно, представил, что ей пришлось пережить.

— Понимаешь, моя мама…

Но он внезапно замолчал, обеспокоенно глядя на Мару.

— Ты устала! Я все расскажу позже.

А потом, что же потом… Кареты въехали сквозь арку на широкий двор, и Мара мельком увидела окружившие их со всех сторон стены огромного дворца. Они высились вокруг и, казалось, уходили в небо. После этого чернота…

Мара села на кровати, огляделась и сразу почувствовала себя маленькой и незначительной на фоне того великолепия, что открылось глазам. Стены украшены гобеленами, вышитыми золотыми нитями, на полу ковры с толстым ворсом, начищенная люстра сияет. У Мары от такой роскоши разболелась голова, и она упала на подушку.

Это его спальня? Мара решилась и неловко осмотрела себя, оказывается, на ней надета рубашка из тончайшего шелка. Кто ее переодел? И почему она здесь?

Эта помпезность не для нее. Все, чего ей хотелось, — это найти своего Бьярна, взлохмаченного и заросшего чуть больше, чем следует, Бьярна в одежде стражника, Бьярна, что неловко дует в кружку, прежде чем отпить из нее горячий взвар, и сказать ему: «Пойдем домой!»

Вот только прежнего Бьярна больше нет. Он никогда не вернется. Вместо него появился принц. Наследник. Благородный. Может быть, от прежнего Бьярна ничего не осталось. Только иллюзия, только игра.

Глядя на красивого спящего мужчину, Мара разрывалась от противоположных чувств: счастье от того, что он жив и все закончилось благополучно, мешалось с печалью — он жив, но вместе им не быть.

Ее принесли в спальню, будто Мара — вещь, принадлежащая ему. Такая же игрушка, только любимая, о которой будут заботиться и пылинки сдувать, вот только никогда ей не стать женой, не родить детей любимому человеку. Была вольной птахой, а станет птицей в клетке, потому что любовь иногда держит сильнее любых железных оков. Вот только согласна ли она на такую судьбу? Эх, Бьярн, что же ты натворил.

Бьярн открыл глаза, увидел, что Мара смотрит на него, и улыбнулся. Протянул руку и погладил по щеке.

— Моя родная…

У Мары не хватило сил отвести его ладонь: пусть, ладно, в последний раз. Она просто попрощается: только сегодня ощутит тепло его рук и нежность поцелуев, а потом можно уходить. Главное — что он жив и обязательно станет счастлив. Он вернулся к любящим его людям. А скоро, судя по всему, и свадьба не за горами.

Внутри всколыхнулась боль, запустила острые коготки в сердце, но Мара заставила себя улыбнуться: она больше не заставит его страдать. Она разрешит и себе быть счастливой в этот последний день вместе.

— Мы с тобой почти сутки проспали, — сказал Бьярн.

— Сутки? — изумилась Мара.

Она действительно ощущала себя выспавшейся и полной сил, а еще… ужасно голодной! Бьярн словно прочитал ее мысли.

— Я сейчас попрошу принести чего-нибудь перекусить. Мы подкрепимся, а потом поговорим.

— И ты расскажешь все? — скептически поинтересовалась Мара. — Да неужели?

— Колючка моя любимая. Все расскажу.

Он поднялся, и от Мары не ускользнуло то, как он сморщился от боли — все же очень мало времени прошло после ранения. Пусть к услугам принца штат всех лучших медикусов Симарии, но с такими ранениями лежать бы смирно еще несколько дней, а не в каретах трястись и девушек на руках таскать.

— Дай посмотрю, — вырвалось у Мары. — Швы хорошо наложили?

— Обязательно посмотришь! Я весь твой. Давай только поедим, умираю от голода.

Мара и сама была слишком голодна, чтобы спорить. Бьярн вышел в соседнюю, смежную со спальней комнату и скоро вернулся, приглашая ее с собой.

Маленький круглый стол сервировали на двоих серебряными столовыми приборами. В графине золотилось вино. На тонких фарфоровых тарелках лежали крошечные, с мизинец, пирожные всех видов, в креманках — варенье разных сортов, хрустящие хлебцы и булочки аппетитно выглядывали из корзины. Бьярн присвистнул, разглядывая это богатство, переглянулся с Марой.

— Мяса?

— Ага!

— И эля?

— Да-а! Вот только эти пирожные оставь, пожалуйста. Я их потом попробую, — смущенно добавила она.

Пирожные показались ей знакомыми, и только доедая последнее, она поняла почему: крем оказался таким же, как на торте, купленном за бешеные деньги, когда они гуляли по городу в день рождения старшего сына Вседержителя.

— Ой! — Мара едва не подавилась. — Это ведь… получается, был твой день рождения! О, Бьярн… Глашатаи тогда просили молиться о здоровье наследника, а ты рассердился. Бьярн, у меня голова кругом от всего этого! Как получилось, что наследник два года разгуливал по всей Симарии? Это же уму непостижимо!

Бьярн вздохнул, понимая, что дольше тянуть нельзя.

— Хорошо, птаха. Сейчас я могу все рассказать. Ты ведь знаешь, что каждый юноша знатного рода должен пройти своего рода инициацию. Испытание, которое тем сложнее, чем выше стоит род. Это было моим испытанием.

Мара и верила, и не верила.

— Но что же это за испытание такое, когда наследника правителя в любой момент могут убить? Умереть у тебя было гораздо больше шансов, чем выжить! Просто чудо, что ты сейчас сидишь передо мной.

Бьярн знакомым до боли жестом почесал подбородок и, кажется, сам удивился отсутствию бороды. Да Бьярн ли он? Как на самом деле его зовут, наследника Вседержителя? Мара напрягла память, но политическое устройство Симарии никогда ее особенно не интересовало.

— Давай все по порядку, — сказал он. — Когда мне исполнилось двадцать четыре года, пришло время моего испытания. Я готовился к нему всю свою жизнь…

ГЛАВА 56

Я готовился к испытанию всю свою жизнь. С раннего детства все только и делали, как твердили о том, что мне предстоит. Не могу сказать, что это добавляло радости в мое и без того сложное существование. Я говорил уже, что весь день был расписан по минутам, и, в отличие от младших братьев, которым иногда дозволялось пошалить и побездельничать, я за все шалости получал по первое число. «Вы наследник, ваше высочество! Вы готовитесь к испытанию!» Эти слова мне уже в первые пять лет жизни оскомину набили. Разве что ленивый не повторял их вслед за отцом. Мой преподаватель по бою на мечах, мои учителя, преподающие науки, даже конюхи и слуги.