Гарри Поттер и новая семья. Последний курс (СИ) - "DVolk67". Страница 61

— Вы так говорите, словно бюрократия — это живое существо, эдакая стоглавая гидра, поработившая людей.

— В вас говорит предубеждение. Люди просто не осознают, в какой хаос превратилось бы их существование без бюрократии. Именно она управляет нашим обществом и, быть может, не всегда делает это лучшим образом, но человечество пока не придумало иного способа организации. Лично управлять можно лишь десятком — другим подчиненных, и любой, кто поднимается на уровень выше, просто вынужден создавать ту или иную систему управления, даже не осознавая, что тем самым он создает бюрократию. Короли, императоры, президенты и министры приходят к власти разными способами, но управляют всегда одинаково — через чиновников, включенных в некую систему. Даже Волдеморту с его одержимостью лично контролировать всё и вся в конце концов пришлось создавать какое-то подобие системы управления. Подозреваю, ему в какой-то момент просто перестало хватать времени... К счастью, он в этом не слишком преуспел, и после его исчезновения созданная им организация развалилась — не смогла жить без лидера. Кстати, знаете, почему Волдеморт за десять лет первой войны так и не добился успеха?

— Потому что нашлись люди, которые не боялись бросить ему вызов? — предположил Дамблдор.

— Нет. То есть, конечно, и из-за этого тоже, не поймите меня неправильно, я не умаляю их заслуг. Но главной ошибкой Волдеморта было то, что он долгое время пытался боролся с Министерством, не создавая ничего взамен. А в борьбе отдельной личности с бюрократией личность заведомо в проигрышной позиции. Просто потому, что бюрократию нельзя убить. Можно уничтожить отдельных людей, но на их место придут другие. Система ведь и построена таким образом, чтобы ее элементы были взаимозаменяемыми. Волдеморт в конце концов и сам это понял, перейдя от попыток уничтожить Министерство к его захвату. Если бы ему удалось...

— Я как-то слабо представляю себе Тома Риддла в кресле министра, обложившегося бумагами и принимающего посетителей по предварительной записи.

— Вы правы, но ему пришлось бы посадить туда свою марионетку и использовать ресурсы Министерства для того, чтобы оно занималось повседневной рутиной. Просто потому, что и под властью Темного Лорда кто-то должен будет заниматься стандартизацией толщины стенок котлов, таможенными тарифами или выдачей разрешений на строительство. Не сам же Лорд это будет делать, верно?

— Тогда почему вы поддерживали Корнелиуса?

— Ну, я не во всем его поддерживал... Авантюра с «разоблачением заговора» — это затея только Скримджера, я узнал о ней слишком поздно, чтобы ее предотвратить. Хорошо хоть предупредить вас успел. А в остальном... Корнелиус очень много сделал для Министерства, господин Верховный чародей. Свой орден он носит вполне заслуженно, хотя большинство волшебников вряд ли понимают, что получать награды можно не только в бою...

— Знаете, Хамфри, вы, пожалуй, страшнее Тома, — немного помолчав, сказал Дамблдор. — О, вы сами, конечно, не убиваете и не пытаете, но если бы Том захватил власть — вы и такие как вы тут же создали бы под его нужды конвейер для уничтожения неугодных. Вы создали бы четкие критерии для убийства, разработали бы порядки и регламенты того, как следует убивать и как утилизировать останки на благо живущих...

— Нацистская Германия, — кивнул Хамфри. — Да, я знаком с историей. Но если топором зарубили человека, виноват ли сам топор?

— Топор — предмет неодушевленный, — ответил Дамблдор. — Но если тот, кто его выковал, знал, зачем его будут использовать, он тоже виновен.

Хамфри пожал плечами.

— Я и не ждал, что вы со мной согласитесь, — сказал он. — Просто пояснил, почему я помогал и вам, и Корнелиусу. Могу я теперь идти? Заседание завтра в восемь, а у меня еще немало работы. Или вы предпочли бы, чтобы я написал заявление об отставке?

— Нет, — чуть подумав, ответил Дамблдор. — По крайней мере, не сейчас. Взаимозаменяемость — взаимозаменяемостью, но я сильно подозреваю, что без вас система будет работать... несколько хуже. Но имейте в виду, теперь я буду присматривать за вами намного внимательнее, чем прежде.

— Как угодно, — Хамфри встал. — Кстати, просто для сведения, Волдеморту я бы служить не стал. Хотя бы потому, что моя жена — маглорожденная.

— Но и затевать против него партизанскую войну вы бы тоже не стали?

— Это не мое призвание, — ответил Хамфри. — С палочкой в руках воюют другие, мое оружие — перо и пергамент.

30 мая 1996 года

Она умела летать. Ее тело было абсолютно прозрачным, наполненным лишь воздухом и солнечным светом и, взглянув вниз, она, наверное, увидела бы сквозь саму себя землю. Но для нее внизу не было ничего интересного, она смотрела только вверх, на ослепительно яркое Солнце, которое с каждым взмахом крыльев становилось все больше и все теплее.

— Нет!

Ее полет изменился. Что-то мешало сделать ей очередной взмах, приблизиться к Солнцу еще немного. Досадно...

Там, внизу, послышался чей-то голос. Голос раздражал, и она попыталась отстраниться от него, улететь подальше, но голос все бубнил и бубнил что-то о людях, которых она не знала и не хотела знать.

— Не уходи! Пожалуйста!

Она бы поморщилась, если бы у нее было лицо. Зачем этот «кто-то» ей мешает? Солнце так близко, еще одно усилие и она сумеет до него добраться. И тогда...

Она не знала точно, что случится тогда. Но что-то хорошее. По крайней мере, нудный голос тогда точно заткнется.

— Не оставляй меня!

Это еще почему?

Она еще сильнее заработала крыльями, но голос не утих, а наоборот, усилился. Она начала понимать некоторые слова, голос говорил что-то о людях по имени Эль, Гермиона, Гарри, Луна, Джинни, Невилл... Странные имена, она не понимала, зачем кто-то хочет, чтобы его так называли. Еще более непонятным было то, что имена вызывали у нее какое-то неясное ощущение, словно она что-то потеряла и никак не могла найти.

Она снова рванулась ввысь.

— Ты нужна нам!

Что за ерунда. Она одна. Кроме нее тут есть только Солнце, воздух и крылья.

Она напрягла все силы, стараясь подняться выше. Кажется, ей это удалось, Солнце стало еще ближе, настолько близким, что уже не согревало, а обжигало ее. Это было больно, но ей все равно надо было лететь.

— Ты помнишь меня? Пожалуйста, не умирай!

Ну конечно она не умрет. Смерти нет. Вот только доберется до Солнца...

Она еще раз взмахнула крыльями, Солнце приблизилось и из теплого стало нестерпимо горячим. Больно!

Она попыталась закричать, но у нее не получилось. Ну конечно, глупая, для этого сначала надо вдохнуть!

— Дыши, дыши! Хорошо...

Почему кто-то радуется, когда ей так больно!?

Она снова попыталась взмахнуть крыльями, но их уже не было. Солнце сожгло их, рассердившись на то, что она не сумела до него долететь.

— Иди к нам. Мы тебя ждем...

Она почувствовала, что падает.

— Нет!

Поток воздуха подхватил ее у самой земли и плавно понес в сторону видневшийся на горизонте синевы.

Море. Да, точно. Море — это много воды. Много соленой воды. В нем можно плавать. Она любила плавать. Она научила ее плавать...

Кого? Она не помнила. Но, значит, она была не одна?

— Да, да, ты не одна! Пожалуйста, не уходи...

— Где ты? — попыталась спросить она.

Смешно, ведь у нее нет тела. Как она может говорить?

— Я тут, рядом с тобой. Всегда рядом...

— Почему?

— Потому что я тебя люблю.

Это что, слезы? Слезы — это вода. Слезы соленые. Как море. В море хорошо.

Она упала в море и почувствовала, как вода заполняет ее легкие. Странно, но это было совсем не больно.

— Она дышит?

— Да. Удивительно...

Что тут удивительного? Вы же сами не дали мне улететь.

Вода разошлась, и она увидела перед собой лицо. Она сама? Нет, это кто-то другой, но почему она плачет?

— Эль, пожалуйста, не умирай!

Ах да. Ее так зовут. Эль. Элин. Эрик и Линда. Они мертвы. Они любили ее, а она не смогла их спасти.