Похищение Европы - Михайловский Александр. Страница 11

Шестьдесят палубных истребителей, имевшихся на борту «Кузнецова» по штату военного времени – это целая истребительная авиадивизия. И вот сейчас, разъяренно жужжа моторами, вся эта крылатая начинка подобно рою разъяренных ос поднималась в воздух машина за машиной. Для старта поршневых истребителей без использования ПРД [8] на авианосце двадцать первого века не требуется поднимать-опускать газоотбойные стенки, поэтому процесс выпуска в небо авиагруппы шел очень споро. Нет, ПРД под самолеты подвешивались, но включали их пилоты только после того, как машина, подпрыгнув на трамплине, тяжело зависала в воздухе и, ревя мотором и теряя скорость, начинала карабкаться на высоту. Вот тогда-то, когда авианосец и самолет разделяли несколько десятков метров, а вектор выхлопа уже не был направлен прямо в палубу, и включался ракетный ускоритель, возносящий тяжелый истребитель в небеса, навстречу ползущим над облаками бомбардировочным эскадрам люфтваффе.

Для экипажей полутора сотен бомбардировщиков семьдесят шестой, семьдесят седьмой и сотой бомбардировочных эскадр люфтваффе, два часа назад вылетевших с аэродрома Суда на Крите, появление в воздухе со стороны Апулийского полуострова россыпи неизвестных истребителей, идущих на пересекающихся курсах с превышением около километра, поначалу оказалось полной неожиданностью. Положение осложняло то, что, помимо штатных экипажей, в фюзеляжах самолетов, скорчившись в разных неудобных местах, присутствовали технические специалисты наземных служб. Аэродром в Суде был покинут навсегда, ибо снабжать Критскую группировку в обход захваченной русскими Италии не представлялось возможным. Если обычные пехотные топтуны, оставшиеся на этом острове на верную смерть, должны были героически погибнуть во имя Третьего Рейха и истинно арийского божества, то авиационные технические специалисты представляли собой определенную ценность, которую следовало спасти для повторного использования.

Что же касается приближающихся самолетов неизвестной национальной принадлежности, то недоумение германских пилотов усиливалось тем, что, по сведениям германской разведки, бывшие итальянские королевские ВВС после свержения Муссолини впали в полную небоеспособность и никак не могли атаковать германские бомбардировщики. Это явление было тем более странно, что сегодняшний налет на Рим должен был стать первым актом войны между Третьим Рейхом и тем непонятным образованием, в которое превратилась Италия в результате кое-как проведенного антифашистского переворота. Для того, чтобы эти кучерявые как негры недоделанные потомки римлян (что есть наглая ложь) смогли сделать хоть что-то правильно, в руководители переворота необходимо было звать немцев или, по крайней мере, русских…

После того как неизвестные истребители приблизились к германским бомбардировщикам на дистанцию визуального опознавания (в бинокль), выяснилось, что это урожденные «американцы» Grumman F4F-4, в советской серо-голубой камуфлированной окраске, с красными «осназовскими» капотами.

«Шайзе! – подумали ошарашенные немцы. – Ведь раз тут имеются палубные истребители американского производства в советской раскраске, то где-то поблизости присутствует и единственный (пока) русский авианосец, с которого они взлетели.»

Но не успели немецкие экипажи как следует осознать, в какую глубокую задницу они влипли, как приближающиеся точки истребителей брызнули в их сторону огнем множества ракетных пусков. К германским бомбардировщикам разом потянулось до сотни тонких дымных следов, каждый из которых увенчивался стремительно разгоняющейся неуправляемой ракетой воздух-воздух.

К этому моменту на вооружении советских ВВС уже стоял реактивный снаряд РС-13Р с осколочной боеголовкой «кругового» типа и головодонным радиовзрывателем (его выпуск советская промышленность уже освоила). Это еще, конечно, не самонаводящиеся «Стрелы» и «Иглы», привезенные с собой пришельцами из будущего, но в то же время уже и не те первые реактивные снаряды, которыми над Халкин-голом советские летчики с «ишаков» стреляли по японским бомбардировщикам. О дистанционном подрыве, чрезвычайно неточном и до крайности усложняющем воздушный бой, речи теперь уже не шло: радиовзрыватель сам подрывал боевую часть ракеты в момент максимального сближения с целью, а та вместо разлета осколков «куда попало» формировала узкий (так называемый «режущий») диск, ориентированный в плоскости перпендикулярной оси полета снаряда. Плотные бомбардировочные формации (в которых до сих пор летали бомбардировщики, чтобы перекрестным огнем стрелков защититься от атак пушечных истребителей) для реактивных снарядов такого типа, напротив, были легкой добычей. Любая попытка бомбардировщика уклониться от выпущенных в него ракетных снарядов, скорее всего, приведет к разрушению этого самого строя, хаосу и, возможно, к столкновению с соседними самолетами.

Так и получилось. Несмотря на хваленую немецкую дисциплину, у множества пилотов разом не выдержали нервы, и они непроизвольно стали шарахаться из стороны в сторону, лишь бы любой ценой уйти с линии прицеливания гонящейся за ними реактивной смерти. Идеально ровный германский орднунг плывущих в небе бомбардировочных «девяток» стал быстро превращаться в неуправляемое самолетное стадо. Со стороны казалось, что пытающиеся спастись от неминуемой гибели бомбардировщики люфтваффе в предсмертном ужасе мычат и блеют подобно натуральным коровам и баранам на бойне. Несколько бомбардировщиков столкнулись между собой и камнем пошли вниз, другие, отчаянно стараясь избежать такой же судьбы, прилагали все свое мастерство, чтобы уклониться от толкающихся соседей – и тем самым рисковали столкнуться с кем-нибудь еще. Одновременно – без всяких команд, но почти синхронно – германские самолеты открыли бомболюки и разом опростали содержимое бомбоотсеков на ни в чем не повинные воды залива Таранто, считая, что налегке у них все же будет шанс на спасение. Впрочем, с этого момента никакой возможности выполнить боевое задание у германских бомбардировщиков уже не оставалось. Бомбы были бесполезно сброшены в воду, и теперь самое лучшее, на что могли надеяться экипажи – это просто дотянуть до территории, занятой немецкими войсками.

Одним словом, получилось головокружительное родео в воздухе с шансами сломать шею пятьдесят на пятьдесят. Но весь этот адреналин поблек в тот момент, когда до немецких бомбардировщиков наконец добрались советские реактивные снаряды. Промахнуться по неуправляемому створящемуся самолетному стаду при массовом ракетном пуске с километровой дистанции было невозможно, поэтому Юнкерсы и Дорнье, расчерчивая воздух коптящими следами, посыпались с небес пачками, а в воздухе забелели первые парашютные купола. Бойня получилась страшная. Одним ударом было сбито не менее трех десятков германских бомбардировщиков (считая и тех, что навернулись с небес, просто столкнувшись друг с другом). Еще столько же их получили повреждения различной тяжести и стали отставать от основной массы, постепенно теряя высоту. Некоторые из них, заложив левый вираж, повернули в сторону не такого далекого берега Калабрии, вдоль которого пролегал курс германских бомбардировочных эскадр, другие тупо тянули за основной массой, надеясь непонятно на что.

Но и это был еще не конец. Вслед за ракетами потерявшую всяческое благообразие германскую бомбардировочную формацию прорезали разогнавшиеся на пологом пикировании сами «Дикие коты» первой ударной волны. Шесть пулеметов калибра 12,7 – это, конечно, не авиапушки советских истребителей Ла-5 и Як-3, но все равно вполне достаточный аргумент даже для Юнкерса или Дорнье, особенно если ленты снаряжены бронебойно-зажигательными через один, как это положено в ОСНАЗе, а не через три патрона, как это обычно водится в ВВС РККА. Следствием этой атаки полком «Диких Котов» германских бомбардировщиков, идущих без истребительного прикрытия (у «мессеров на эту миссию просто не хватало дальности), стали новые сбитые и новые подранки, а на рубеж атаки уже выходила следующая волна советских палубных истребителей. Весь вопрос был только в том, чтобы первая волна, закончив атаку и проскочив вперед, перешла в набор высоты и разблокировала директрису [9] ракетного пуска.