Воевали мы честно (История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942 - Колбасов Николай Петрович. Страница 28
Стоя в дверях фургона, Михаил попытался разобраться, что происходит. В это время рядом разорвалось несколько снарядов. Мы сразу залегли. Михаил выпрыгнул из машины, и в этот момент его сразил осколок. Обстрел прекратился. Мы подбежали. Михаил тихо стонал. Сбегали за носилками и понесли взводного в медсанбат. При нас раненого положили на операционный стол. Он был в сознании. Стали заполнять медкарту. Михаил сам сказал свои данные, адрес родителей. Сняли рубашку. Из раны в груди при дыхании выскакивали кровавые пузыри. Скорее всего, осколок пробил легкое. Нас попросили покинуть палатку, начиналась операция. Мы вышли на дорогу, поймали попутную машину и поехали на тыловую базу.
Добравшись до складов, получили необходимое имущество и отправились обратно. Сменив несколько попуток, добрались до окрестностей Ауце. Машин в нашем направлении не было, пришлось идти пешком. Нас догнала колонна грузовиков с боеприпасами. Ребята сумели остановить машины и уехали, а мне не хватило места, и я остался. В руках у меня были три изолятора для танковых радиостанций. Я догнал молодого пехотинца, шедшего по дороге, и дальше мы пошли вместе.
Впереди показался перекресток дорог, имевший дурную славу, его часто обстреливали. По пути мы разговорились с парнишкой. Он спросил, был ли я ранен. Для солидности я чуть было не соврал, что был, но, подумав, сказал правду. И тут же вдалеке раздался пушечный выстрел и послышался свист летящего снаряда. Мы бросились на снег. Мой попутчик упал на дорогу, а я скатился в ближайший кювет. Снаряд разорвался совсем рядом, по другую сторону дороги. Потом я часто думал, что если бы соврал, сказав, что имел ранение, то не вышел бы благополучно из этой передряги. Как только просвистели осколки, мы вскочили на ноги. Пока я собирал изоляторы, пехотинец был уже далеко впереди. Я прибавил шагу и вскоре догнал его. Послышались новый выстрел и свист снаряда. Чувствовалось, что снаряд разорвется в том же месте, откуда мы убежали. И действительно, мы уже ушли далеко, а снаряды все продолжали методично рваться на том же самом перекрестке.
Вернувшись в подразделение, я узнал, что Михаил, взводный роты техобеспечения, умер на операционном столе. Сразу после ранения его стали оперировать, но не смогли спасти.
Через несколько дней нас перебросили в район Вайноде, ближе к Либаве (Лиепая). Здесь я получил свою третью медаль «За отвагу».
Наступила весна 1945-го. Стояли погожие теплые дни. Снега уже не было. На посту около штаба дежурил автоматчик Петр Пантюхов. Молодой, здоровый парень. Уже всходило солнце. Петька присел на пенек, зажал автомат между ног, пригрелся на солнышке и задремал. Володин вышел на двор по нужде. Увидев спящего Пантюхова, тихонько подошел к нему сзади, обхватил голову руками и с криком «хенде хох!» поволок автоматчика по земле. Пантюхов мычал что-то нечленораздельно, но даже не пытался вырываться. Протащив дежурного несколько метров, Володин выдохся и выпустил Петра из рук. Лежа на земле, Пантюхов продрал глаза и, узнав Сергея Максимовича, только сказал: «Володин, как ты меня напугал!». Потом он признался, что очень сильно струхнул. Война кончается, а он попал в плен. Долго еще весь полк потешался над Петром.
Второго мая мы смотрели кино. В большой палатке крутили какую-то веселую комедию. Снаружи послышалась стрельба, которая с каждой минутой нарастала. Все выскочили из палатки. Творилось нечто непонятное. Кругом шла ожесточенная пальба. В вечернем небе светились цепочки трассирующих пулеметных очередей, но в то же время чувствовалось, что это не бой. Так мы узнали, что нашими войсками взята столица Германии — Берлин. По этому поводу солдаты и устроили салют.
Через день мы перебрались в район Приекуле. Расположились на небольшой высотке. На столбе у проходящей рядом дороги указатель: «Лиепая — 47 км». Молодой солдат, недавно прибывший во взвод автоматчиков, рассказывал, как зимой они брали эту высотку. После двух неудачных попыток к высоте подтянули их батальон. Одели всех в новые белые маскхалаты. Выдали по двести грамм водки. После короткой артподготовки бросили на штурм. Дело пошло успешно, и вскоре бойцы уже карабкались по склону наверх. Вдруг от пушки, в упор стрелявшей по ним, донеслись слова, заставившие солдат застыть в недоумении. Слова звучали русские, но призывали бить проклятых коммунистов. Это были власовцы. Опомнившись, наши бойцы бросили гранату. Два солдата противника были убиты, один немец и латыш подняли руки, а один метнулся и скрылся в землянке. Когда наши подбежали ко входу, изнутри прозвучали автоматные очереди. Пришлось бросить гранату в трубу. После взрыва бойцы выбили дверь и ворвались в землянку. На полу валялся раненый. Он кричал: «Братцы, я свой! Я вятский!». «Ах, ты, вятский?!» — и солдаты начали лупить его сапогами. В землянку вбежал ротный. Узнав в чем дело, остановил бойцов, сказав, что пленный может еще пригодиться. Высота была взята.
С высоты был виден передний край. Изредка там велась артиллерийская перестрелка. Утром 8-го мая мимо высоты к линии фронта потянулась боевая техника. По всей округе, куда только хватал глаз, ползли танки, самоходки, бронетранспортеры. К переднему краю подтягивался мотомеханизированный корпус. По дорогам шли колонны пехоты. Помощник начальника штаба капитан Аркадий Лондон, прихватив меня, направился в штаб дивизии. Надо было уточнить задачу, стоящую перед нашим полком. В штабе велели ждать. Сказали, что задачу поставят позднее. Мы вернулись обратно.
К переднему краю пролетели самолеты, в основном штурмовики. Начиная с середины 1944-го года наша авиация полностью господствовала в воздухе. Немецких самолетов почти не было видно.
Забравшись на вершину холма, мы наблюдали происходящее вокруг. На переднем крае загрохотала артиллерийская канонада. Немцы открыли сильный огонь. Наконец обстрел затих. Оказалось, что прибывшая пехота, готовясь к наступлению, стала заменять части, державшие до этого оборону. Передислокация делалась без надлежащей скрытости. Немцы обнаружили перемещение и нанесли удар. Наши потери были огромны.
ПОБЕДА
Мы заметили, что возвращавшийся с переднего края самолет, подлетая к нашей высоте, стал качать крыльями. Зная, что летчики иногда по ошибке обстреливали своих, мы, на всякий случай, спрятались. Самолет пролетел. Выйдя из укрытия, мы продолжили наблюдение. По дороге, ведущей к линии фронта, двигался батальон пехоты. Навстречу на коне скакал военный. Вот он остановился около колонны, что-то крикнул, и в ответ раздалось громкое «ура!!!». Кто-то из наших сбегал к пехотинцам и, вернувшись, объявил радостную новость — на переднем крае немцы выбросили белые флаги! Капитуляция! Мы еще боялись поверить, но получали все новые и новые подтверждения. Мне вспомнились солдаты, погибшие за полчаса до этого от артиллерийского налета.
Послышались выстрелы из стрелкового оружия. Стрельба усиливалась. И вот уже все вокруг вели огонь из личного оружия. Замполит Смирнов взял руководство салютом в свои руки. Выстроил танкистов, и по его команде танкисты дали залп за залпом из ракетниц.
Стемнело. По небу струились змейки от трассирующих пуль и снарядов. Взлетали осветительные ракеты. Когда закончился запас ракет в танках, Смирнов послал начальника боепитания в тыл, за новыми боеприпасами. Стрельба продолжалась всю ночь. Много было после этого в моей жизни салютов, но такого радостного и красивого я больше никогда не видел.
На другой день по радио передали официальное сообщение о капитуляции противника и о победе союзников. В этот день стрельба продолжилась, но народ уже начал успокаиваться и привыкать к мирной жизни.
ПЕРВЫЕ ДНИ ПОСЛЕ ВОЙНЫ
А война напоминала о себе. Несколько офицеров пошли прогуляться. На опушке леса заметили лежавшую большую разноцветную бабочку. Кто-то из военных не удержался, взял ее в руки. Раздался взрыв. Офицер погиб. Его товарищи получили ранения. Оказалась, это была мина-ловушка. Такие сюрпризы немцы сбрасывали с самолетов. При ударе о землю у мины раскрывались крылья, и она превращалась в красивую игрушку на боевом взводе. Стоило ее задеть, раздавался взрыв.