Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 129

Она металась перед ним и сходила с ума, не в силах отделить самое себя от этого голоса. Все утратило суть: она была рождена во тьме, вросла в нее, и, кроме нее, не было ничего, потому что она была всем, а позади зияла лишь пустота.

Внезапно среди клубящегося хаоса замерцали будто бы вшитые во мрак буквы. Лирамель показалось, что прошла вечность, прежде чем удалось сложить их в имя… В два имени.

«Ли-ра-мель… Ли-я… Лия», — несколько раз повторила она, превозмогая то стихающий, то нарастающий хохот.

Вслед за именем вспыхнуло короткое детское воспоминание, наполненное предощущением света и тепла. Потянувшись к ним из последних сил, она почувствовала, как застыла вокруг тьма, став неподвижной, будто кто-то сковал ее ледяную волю.

«С первым именем ты вписана в книгу потомков Тара, со вторым — в книгу Жизни, — донесся издалека похожий на дуновение ветра шепот. — Никто не вправе отнять их у тебя».

В ослепительной вспышке света на миг осветилось вся ее суть — все слабости и сомнения, все порывы и ошибки, ее прошлое и настоящее в полноте каждого их дня. Это была такая широта, что, казалось, еще немного — и душа перельется через край.

«Я — Лия! — швырнула она во тьму. — Я — Лирамель, дочь Лирдана, дочь Тара!»

Рванувшись в глубину кипящего вокруг ничто прямо навстречу князю, Лирамель возопила краешком сознания к маленькому, светящемуся в сердце огоньку. Ей нужно было коснуться его, согреться… В нем была жизнь.

«Только бы дотянуться, только бы…»

— Сними с нее это! — раздался над ней голос Миэля — живой, человеческий, совсем не такой, какой она слышала во тьме.

«Да воскреснет Бог, и рассеются враги Его, и да бежат от Него все ненавидящие Его!» — в исступлении выкрикнула Лирамель знакомые с детства слова и вдруг легко и свободно подняла от плиты затекшую руку и перекрестилась.

Стало очень тихо. Все еще не веря, что снова может слышать и ощущать, она открыла глаза — над ней синело вечернее небо. Высокое, чистое, без единого облачка. Звезды уже едва заметно проступали на нем, но еще не блестели. И воздух… Он казался таким ароматным, что она вдыхала и не могла надышаться. Воздух пах осенью.

Изрыгнув какое-то страшное проклятье, Миэль тяжело поднялся с земли. С минуту он молча смотрел на Лирамель, будто не понимая, как мог упасть, а затем отряхнул с колен невидимую пыль и вынул из-за пояса белый кинжал. Надменность исчезла с его лица, оставив лишь удивление и странную обиду.

Не обращая на него внимания, Лирамель с трудом села, а затем сползла на землю, держась рукой за край плиты. Ноги едва держали, а сознание все еще плавало где-то между прошлым, настоящим и будущим. Время словно баюкало ее, не давая до конца осознать происходящее.

— Это ведь про вас говорила Дэйн, — сама не зная почему, произнесла она, в упор посмотрев на князя. — Она шагнула прямо в пропасть и падала долго-долго… Ваша мать.

Медленно кивнув, Миэль сделал осторожный шаг, словно боясь, что Лирамель вдруг исчезнет или убежит.

— Не важно, живая или мертвая, — прошептал он, не сводя с нее напряженного взгляда, — ты принадлежишь ему!

— Не горячитесь, князь, — знакомый до боли голос прозвучал откуда-то из-за ее спины.

Обернувшись, Лирамель встретилась взглядом с серыми глазами брата и робко улыбнулась.

— Она нужнее нам живой, — объяснил он, не переставая смотреть на нее. — Пока она дышит: Совет не сумеет призывать Земар-ар. Вам необходима быстрая победа.

Лирамель хотела было возразить ему, помня клятву, которую дала Тори, но не успела.

— Ты глупец, Валлор, — презрительно бросил Миэль. — Совет не поднимет против меня голоса: эти ничтожества сделают то, что им будет приказано. Как и я. Ты пытался обхитрить игроков, но совсем забыл об играющем, хотя ведь знал… — Голос его вдруг изменился, стал глубже и ниже: — Не стой у меня на пути! Ты не в силах помешать предначертанному.

— Думаешь? — Медленно обойдя плиту, Карл встал рядом с Лирамель. — Значит, для тебя это была всего лишь игра, Миэль? Игра в две с половиной тысячи лет и в бесконечную вереницу чужих жизней? — Он холодно улыбнулся. — Тогда передай своему господину слова глупца. Спроси его — если, конечно, дерзнешь — почему он так боится пророчества ничтожного сына Тара? Разве владыка мира стал бы дрожать перед невинным дитятей? Или и у него нет власти над ней, как нет ее у тебя?

Запрокинув голову, князь расхохотался, а затем метнулся вперед — гибкий и быстрый, точно огромный змей. Вскрикнув, Лирамель отшатнулась и едва не упала, в последний момент успев сжать пальцами край плиты.

— Прочь! — сквозь зубы прошипел Карл, заслонив ее от Миэля. — Не было тебе такого приказа, сын Морло! Не было и не могло быть! Ты поплатишься за свое своеволие!

Увидев, что брат вздрогнул, Лирамель зажала рот ладонью.

Карл тем временем с силой оттолкнул от себя князя и выхватил из ножен копис.

Они бились яростно, но недолго. Лирамель видела, что Карл безуспешно пытается оттеснить Миэля от каменной плиты, но силы их были неравны. Внезапно застыв, он замотал головой и упал навзничь, но тут же откатился в сторону, избежав прямого удара. Выругавшись с досады, князь вдруг опустил свой клинок и замер. В его остекленевших черных глазах на миг потух гнев и всколыхнулось нечто, похожее на изумление. Обернувшись на запад, он настороженно прислушался.

Далеко-далеко, едва уловимо пели походные трубы. То была самая прекрасная музыка, которую Лирамель когда-либо приходилось слышать.

Словно позабыв обо всем на свете, Миэль вытянул руку в сторону гор и что-то прокричал — зло, громко, самоуверенно. Карл, который все еще лежал на каменном полу, со стоном попытался приподняться и не смог — силы покинули его. Заметив это, князь метнул взгляд на женщину и коротко приказал:

— Прикончи его и возвращайся к воинам. Обойдете их через предгорье. Никого не щадите.

Стоявшая до этого неподвижно, женщина шевельнулась и кивнула в сторону Лирамель:

— А с ней что?

— Оставь, — небрежно ответил князь и, потеряв к ним всякий интерес, повернулся и ушел.

Дождавшись, пока его шаги стихнут в глубине уходящего под уклон широкого коридора, женщина резким движением скинула красный плащ и подошла к Карлу. Она была молода, немногим младше него, и обладала яростной, страстной красотой: солнечно-рыжие волосы были туго стянуты в две длинные косы, а изогнутые полумесяцем брови грозно сдвинуты. Ни тени жалости не разглядела Лирамель на ее белом холодном лице.

Легко нагнувшись, женщина подняла с земли белый нож, который обронил Миэль, и задумчиво посмотрела на тонкое, почти прозрачное каменное лезвие. Лирамель хотела крикнуть, чтобы она отошла от Карла, но крик застрял в горле. Никогда еще не доводилось ей чувствовать себя настолько беспомощной.

— Милость за милость, слово за слово, услуга за услугу, — прохрипел брат, выставив вперед руку. — Помедли, княгиня.

— И что же у меня может попросить предатель? — надменно спросила та. — Ты отвернулся от своего народа и поднял руку на моего князя! Предал бы и меня, если бы это стало выгодно. Я никогда не встречала такого ничтожества! Миэль прав: ваш Род пропитан гнилью и смрадом!

— В тебе говорит страх, Дэру, — замотав головой, возразил Карл. — Разве ты не поняла? Разве забыла пророчество, ради которого твоя мать отдала жизнь? Быть может, ярость и обида помутили твой разум? Посмотри, ведь он ничего не смог сделать! У него нет власти над дочерью Тара!

Женщина недоверчиво скривила губы и окинула Лирамель быстрым взглядом.

— Хочешь сказать, эта девочка и есть Бонара — Та, которая правит?

— А разве нет?

— Тогда почему же ты привел ее к нему?

Карл слабо улыбнулся.

— Кто ты, чтобы мне оправдываться перед тобой? — вопросом на вопрос ответил он, опуская руку.

Вспыхнув от ярости, женщина пнула его ногой в бедро и прошипела:

— А может, все дело в том, что князь решил сам пролить ее кровь?

Поморщившись от боли, Карл сдержал стон и тихо сказал: