Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 60

Встретившись с ней взглядом, он нахмурился и промолчал.

— Исполняйте, Олон! — резко и властно бросила Лирамель и, развернув коня боком, преградила ему путь. — Эн сатим лет корвет, оротэ! То варнэ андас вариэ![1]

Остановив коней, остальные воины напряженно замерли, наблюдая за разыгрывающейся сценой. Многие из них наверняка были в курсе всех сплетен и недомолвок, которые ходили по Королевству. За два года, прошедшие со дня коронации, в стране произошло много перемен, но все они были делом рук Карла. Его слово имело теперь большой вес, и многие при дворе и среди внутренней охраны оказывали ему искреннее уважение. Олон, как один из трех стопников замковой стражи, теперь находился в очень затруднительном положении. Долг офицера обязывал повиноваться ее приказу, а логика и разум требовали согласовать услышанное с регентом, от которого, по его мнению, зависели все мало-мальски значимые решения.

— Я жду, — теряя терпение, проговорила Лирамель. От напряжения, которое сжималось вокруг, словно тугое кольцо, ей вдруг стало трудно дышать.

Окинув взглядом обращенные к нему лица товарищей, Олон подал знак вернуть отосланного гонца, затем, молча поклонившись, поскакал назад. Медленно выдохнув, Лирамель повернула лошадь за ним и пустила ее шагом.

— Ваше Высочество… — Остановившись напротив кареты, стопник быстро спешился. Карл, который внимательно наблюдал за разыгравшейся сценой из окна, задумчиво посмотрел на него и скривил губы в недоброй усмешке:

— Верность не терпит рассуждений, офицер. Впредь не допускайте подобных ошибок, ибо те, ради кого вы дерзнете нарушить свой долг, не станут защищать вас от последствий и никогда не скажут слов благодарности. Даже герцог Параман, которому вы служите.

— Ваше Высочество? — опешив, офицер опустился на одно колено и склонил голову.

— Встаньте, — недовольно произнес Карл так громко, что вновь задремавший над книгой Кристиан вздрогнул и открыл глаза. — И больше никогда не ставьте под сомнение слово королевы и Главы вашего Рода.

Лирамель, которая, несмотря на значительное расстояние, расслышала слова брата, с облегчением улыбнулась. Она не планировала устраивать показательную порку, все произошло спонтанно, но судя по реакции эскорта, сделать это было необходимо давно. То, что давалось Карлу так легко и естественно, вызывало у нее внутреннее сопротивление. Лирамель казалось, словно она исполняет чужую роль, не зная ни реплик, ни сценария. Разум подсказывал верные ответы, а сердце протестовало, отвечая каждый раз тяжестью и дурным предчувствием. Судьба играла с ней, давая иллюзию власти, но отнимая при этом всякий выбор. В такие моменты, как сейчас, ей просто хотелось убежать и спрятаться. Если бы это было возможно, она бы так и поступила.

Небо, ясное и высокое, будто омытое недавними дождями, синело над верхушками изумрудного леса. Желтое полотно дороги, стук колес, пахнущий свежестью ветер… Все это было дорого и близко, но не дарило ощущение дома. За короткое до абсурдности время Карлу и Кристиану удалось забыть целый пласт их общего прошлого и начать жизнь заново. Увы, Лирамель не могла похвастаться тем же. Она тосковала о безмятежности и покое, которые остались в Большом Мире. И иногда скучала о Марке: его меркнущий образ слился воедино со всеми воспоминаниями, которые она бережно хранила, порой сожалея о том, что они у нее были — без них жилось бы куда проще.

«Надо идти дальше. — Глубоко вздохнув, Лирамель запрокинула голову и, позволив ветру растрепать волосы, закрыла глаза. Солнце скользило по лицу, превращая мир в желто-рыжий всплеск. — Надо радоваться тому, что есть».

Ближе к вечеру темнеющую синь затянули облака. Высокие и плотные, они неслись с севера на юг, бросая наземь огромные сизые тени. Поднявшийся ветер слегка покачивал верхушки огромных елей и перебирал лохматыми кудрями сосен. Стало заметно прохладнее.

Свернув с дороги, Лирамель пустила лошадь по траве. Изумрудно-пестрый ковер дышал, будто живой, и казалось, будто они не скачут, а медленно плывут против течения навстречу вздымающейся зеленой волне леса.

Задохнувшись от сжавшего сердце предчувствия, она тревожно нахмурилась. Все вокруг словно замерло и потеряло краски. Лирамель уже испытала нечто подобное в тот день, когда впервые встретила Марка, но на этот раз странное ощущение казалось еще сильнее и острее. Невольно подхлестнув лошадь, она сорвала ее в галоп, но тут же натянула поводья. Поддаваться страху было нельзя… «Даже если ты сильнее противника, страх сделает из тебя проигравшего еще до начала сражения, — не раз повторял Параман. — Контролируй свой страх, направляй его в злость, в сожаление, в смех, но только не допускай до разума».

— Ваше Величество, позвольте нам с Тимини сопровождать вас! — тут же окликнул ее Олон, взмахом руки приказав эскорту сбавить темп.

Оглянувшись, Лирамель взглянула на занавешенные окна экипажа и несколько секунд помедлила. До замка оставалось всего две-три мили, и над лесом должны были вскоре показаться серебряные шпили.

Не дождавшись реакции брата, она кивнула стопнику и, увидев, что он пришпорил коня, поскакала вперед.

** *

Украдкой наблюдая за невозмутимым лицом герцога, Тарэм торжественно и напевно произносил подготовительную речь перед Большим Призывом. За последние двадцать лет обряд проводили лишь дважды — после рождения Лирамель и перед ее коронацией. Параман участвовал в обоих и прекрасно исполнял свою маленькую роль. Несмотря на то, что он считался сыном Ведущей линии, нечистокровность Кайла, на котором прерывалось преемство власти, делала его неопасным для Ордена. Он не был тем самым, последним из Рода, о котором пророчествовал Арматей, а вот его дети, если бы Параман восстановил в них чистоту крови, уже могли нести угрозу. К счастью, благодаря Тарэму этот вопрос давно решился таким образом, что о восстановлении своей линии сын Кайла не желал даже думать. Что до его сестры, ее пустоцветность не оставляла сомнений: Али-Нари осматривали лучшие лекари, и все они были единогласны. Девчонке очень повезло.

— Земар-ар, алтарам Земар-ар! Эттэлам![2] — Подняв руки, Тарэм закачался из стороны в сторону, позволяя сознанию балансировать на грани яви и транса. — Владыка земли и того, что под ней, повелитель древних алтарей и крови, пролитой во имя твоего могущества! — пропел он и, низко поклонившись, еще дважды произнес на Древнем языке: — Э турэ арэ вем, ту рамен алато, ту вамэр эррито, эн вафаран, эн вафарран на вара![3]

— Э турэ арэ вем, ту рамен алато, ту вамэр эррито, эн вафаран, эн вафарран на вара! — в тон ему пробасил Параман, опускаясь на колени и изо всех сил сжимая кулаки, пытаясь скрыть страх.

Черная плита, возле которой они стояли, мелко завибрировала. Обхватив запястье герцога, Тарэм взмахнул кинжалом и, подождав, пока несколько крупных капель крови упадут на алтарь, зажал рану и отвел его руку в сторону.

— Каэл, явилс-с-ся… — Шипение, наполнившее подземную галерею, было таким громким, что закладывало уши. — Опять не знаеш-ш-шь, ш-ш-што делать? Или я мало с-с-сказал тебе в прош-ш-шлый раз?

Скрючившись в глубоком поклоне, Тарэм больно ударился лбом о каменные плиты. Впервые за много лет Земар-ар явил себя видимым образом.

— Прошу простить, — проскрипел он, не поднимая головы. — С севера вновь тревожные вести. Великий Дракон пробуждается, его тень растет, и число проклятого народа увеличивается…

— Боиш-ш-шься, потомок Каэла, трепещ-щ-щешь? — Воздух задрожал от послышавшейся в шипении угрозы. — Сомневаеш-ш-шься?

Выпрямив спину, Параман взглянул на кружащий над плитой полупрозрачный темный вихрь и, набрав полную грудь воздуха, произнес:

— Дочь Лирдана — та ли, о которой говорил Морло в своем проклятии?

Вихрь на миг остановился, а затем будто бы сжался, став почти черным.

— Отродие предателя, бросившего мне вызов, — раздался вдруг тихий низкий голос. — Последняя из рода Тара. Последняя, в ком не прерывалась река крови его и власти — и ты ли спрашиваешь меня?