Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 76

Открыв глаза, Лирамель тут же сбросила промокший насквозь плащ и зябко поежилась. Она уснула на рассвете, так и не дождавшись, пока Тори сменит ее на посту. Даже ливень, прополоскавший лес от первого до последнего листа, и тот не сумел ее разбудить от вязкого странного кошмара.

«Это все усталость и холод», — решила она, вставая и подходя к тлеющему под раскидистой елью костру. В сознании эхом продолжал звучать странный зловещий смех.

Кристиан, герцогиня и три офицера ее личной охраны еще спали. Присев на корточки, Лирамель осторожно достала из сумки сухой плащ и набросила его на плечи. Это была первая ночь под открытым небом: у Фалинор разболелась голова, и они не успели добраться до Пата засветло. Пришлось заночевать в лесу. Никто, даже тетя, поначалу не возражал — ровно до тех пор, пока не хлынул ливень. Лирамель, знавшая прелести походной жизни из того опыта, который получила на уроках Якира, сразу приуныла: после пяти дней бесконечной езды она уже мечтала понежить свежие мозоли в теплой ванне, а вместо этого пришлось довольствоваться еловой подстилкой и черствой булкой на ужин. В такой обстановке уснуть бы не получилось при всем желании, а потому, не обратив внимания на протесты брата, Лирамель вызвалась дежурить наравне с Тори, Таэром и Тимини. Офицеры против ее помощи не возражали и, бросив жребий, распределили очередность на четверых. Лирамель выпало нести дозор от вторых петухов до рассвета, дальше ее должен был сменить Тори, но будить его она не стала и, дождавшись, пока ручник проснется сам, велела приготовить завтрак. Остальные офицеры уже поднялись и тихо, стараясь не потревожить герцогиню и Кристиана, собирали вещи. Выезжать решили после десяти, так как в ранние часы на дороге было слишком много торговых повозок: купцы спешили в Пат спозаранку.

Птичий гомон становился все громче и громче. Когда лес уже отщебетал и притих в ожидании полудня, брат наконец проснулся, и их маленький отряд выехал на тракт. До Пата оставалось не больше двух часов пути, и Кристиан в сотый раз повторил, что им повезло до сих пор не встретить никого из людей Совета или посланников Карла. Он был уверен, что об их путешествии уже давно известно в Белом Замке, хотя Али-Нари клятвенно обещала отписать Параману и проболеть еще с неделю, чтобы дать им отсрочку.

В отличие от брата, который считал, что кузина сразу же их выдаст, Лирамель ей верила, но о принятом решении помочь тете уже откровенно жалела — и чем дальше, тем больше. Тревога за Карла нарастала с каждой милей. Она боялась, что своими действиями повредит его репутации. О том, какая выволочка будет ждать их по возвращении в замок, Лирамель пока думать не хотела, да и гнев брата пугал ее гораздо меньше реакции Совета.

Вспомнив зеленые глаза Якира, она нахмурилась и нетерпеливо привстала в седле. Белых городских стен все еще не было видно, а навязчивые вопросы настойчиво лезли в голову и требовали ответов. Лирамель пока не знала, как поступить. Будущее казалось слишком мрачным и туманным. Политический брак с лордом Варута мог подарить ей немного времени, но не избавлял от выбора. На то, что Якир отвернется от Ордена, надежды не было, а сама она принимать посвящение не собиралась. От одной мысли о том, чтобы прикоснуться к ужасу, от которого сводило зубы, Лирамель становилось дурно. И тем не менее Карл обещал, что и ее, и лорда после брака оставят в покое. Брат ошибался редко, но в этот раз его слова никак не вязались с ее собственными умозаключениями, и это вызывало внутреннюю панику. Карлу Лирамель верила больше, чем себе, но его последние действия противоречили всему, что было ранее. Она думала, что, узнав пророчество, поймет, чем он руководствовался, но ошиблась, не найдя никаких достойных объяснений. В свете последних событий Лирамель действительно не была уверена, что брат, несмотря на настойчивость, желал, чтобы Якир стал ее супругом. Карл обладал слишком большой властью над ней; примени он ее, и Лирамель непременно бы сдалась. Но брат пошел другим путем, и чем больше давил, заставляя ее саму делать выбор, тем сильнее она сопротивлялась и от этого выбора убегала. Умышленно ли он так поступал или же отчего-то не хотел действовать прямо и резко, понять Лирамель не могла.

— Наконец-то добрались! — Обернувшись, герцогиня, ехавшая во главе их отряда, победно улыбнулась. Морщинки вокруг ее глаз вдруг разгладились и будто бы исчезли. Было видно, что Фалинор довольна. — До Бартайоты возьму легкий экипаж. Задержать он меня не задержит, а от непогоды укроет. Надоело мокнуть!

— Хорошее решение. — Кристиан скинул с головы тяжелый черный капюшон и развязал тесемки плаща. — Сколько планируете пробыть с нами в Пате, тетя?

— Дня два, — с готовностью ответила она. — А может, и того меньше. В Белом Замке вскоре станет известно о нашем визите. Не хочу, чтобы неприятности настигли меня прежде, чем я въеду в ворота Бартайоты.

— А ты, Ли? — Поравнявшись с ней, Кристиан слегка натянул поводья, чтобы попридержать рвущегося вперед коня.

Лирамель неопределенно пожала плечами.

— Недели две, — ответила она, не поворачивая головы и подумав, что в экипаже и сама была бы не против продолжить путь. Северная крепость манила ее не меньше, чем родной город матери, а в свете сказанного Тарэмом становилась еще более притягательной. В конце концов, и тетя, и она сама путешествовали инкогнито.

— Вот и отлично, — одобрительно кивнул брат и, попросив Тимини и Тори держаться рядом с ней и герцогиней, поскакал вперед.

Под копытами лошадей приглушенно захрустели мелкие камешки. Передвигаться по такой дороге стало гораздо легче, чем по размокающей глине, которую они месили в начале пути. Дальше, от Пата и до самой Бартайоты, тракт был выложен крупной белой брусчаткой.

— Долго еще? — не выдержав, обернулась Лирамель к Тори.

Офицер указал рукой туда, где дорога плавно огибала зазеленевшее пшеничное поле с небольшим клочком леса, узкой полосой протянувшимся от обочины до видневшейся за полем опушки.

— Нет, Ваше Величество, — ответил он. — Видите рощицу слева? За ней еще один поворот, а оттуда уже можно увидеть дворцовые шпили.

Лирамель отыскала глазами молодые березки, льнущие к самому тракту, и, с облегчением вздохнув, благодарно кивнула:

— Спасибо, Тори. Значит, поспеем к самому обеду… Это хорошо.

Офицер улыбнулся. Он выглядел лишь немногим старше Якира и, судя по круглому лицу и светлым волосам, принадлежал к роду Аурика. Это было немного необычно для тех, кто состоял во внутренней стопе Белого Замка: каждый из служивших Роду, так или иначе имел к нему отношение, в лице же Тори не было и намека на сходство с Валлорами.

— Простите за нескромный вопрос, — немного понизив голос и смягчив улыбкой бестактность, произнесла Лирамель, — давно ли вы состоите на службе в замке?

Удивленно подняв брови, тот искоса глянул на нее и так же тихо ответил:

— Чуть больше трех лет, Ваше Величество. Если вас смущает мое происхождение…

— Нет-нет, — перебила она, досадуя на свое любопытство. — Если бы меня что-то смущало, я обратилась бы с этим вопросом к герцогине, а не к вам. Просто интересно.

— Тогда скажу вам так, — Тори широко и по-доброму улыбнулся. — Герцогиня Фалинор весьма доверяет генералу Лафасту. А генерал доверяет ей.

— Так генерал ваш отец… — догадалась Лирамель, поняв наконец, кого напоминал ей офицер, и второй вопрос задавать не стала. Было очевидно, что мать Тори происходила из Аурика, поскольку сам Лафаст не принадлежал к вельможам Десяти родов, а родился в семье Эринма, издревле владевшей кузницами в Тире и Горготе.

— Истинно так, Ваше Величество, — кивнул тот. — Но я буду благодарен, если вы не станете об этом распространяться. Я — незаконнорожденный ребенок. Моя мать не признала меня перед своим родом. Для нее и ее семьи я не существовал еще до рождения.

Нахмурившись, Лирамель неодобрительно поджала губы. Ей претили некоторые родовые обычаи, идущие вразрез с тем, что она видела, живя в Большом Мире. В отличие от Миссара, которые не признавали внебрачных детей, если кто-то из их рода вступал в отношения с простолюдином, Аурика не принимали никого из рожденных вне чистого внутриродового брака. У Каэлов и Валлоров подобных обычаев не было, более или менее терпимо относились к бастардам Герма. Как обстояло дело в других родах, Лирамель позабыла: исторические труды Боанолака уже успели выветриться из ее памяти