Путь отречения. Том 1. Последняя битва (СИ) - Шевцова Анастасия. Страница 90

Вдох-выдох-вдох… Упрямо, через силу и нежелание, Лирамель заставляла себя дышать. Хотелось пить, но принести воды ночью было некому. Линни, уставшая за день, спала, свернувшись калачиком в кресле, и позвать ее Лирамель не могла: даже едва слышный шепот разрывал голову в клочья.

Дни слились в череду рассветов и закатов и долгих темных ночей. В очередное утро, сжав губы, она отказалась выпить травяной отвар и с трудом отвернулась к стене, едва не застонав от пронзившей плечо боли. Сухой мрачный старик, приходивший к ней вместе с Параманом каждый день, еще долго стоял возле постели. Лирамель чувствовала его колкий взгляд, но сдаваться не собиралась. В конце концов они оба ушли.

«Я справлюсь сама, — мысленно бросила она им вслед. — Мне никто не нужен».

Новый сон был другим, не таким, как предыдущие, навеваемые дурманными травами. Она поняла это, потому что осталась в нем сама собой, все помнила и осознавала. Мимолетное озарение, словно вспышка, высветило перед ней пройденный за годы путь — одновременно, целиком. Она увидела отца и мать, склонившихся над колыбелью, бесконечные звезды, горящие над Тропой… И Карла, впервые взявшего ее на руки — испуганного мальчишку, заспанного и взъерошенного. Лирамель вспомнила тетю Лис и омлет с инжиром, который та готовила ей по утрам; свой собственный беззаботный смех, росу на траве под окнами их маленькой кухни, тепло солнечных лучей, падающих на лицо… И улыбку Марка, когда она впервые встретились с ним у моря.

Как наяву, Лирамель увидела вдруг свою комнату — уютную и маленькую, — любимые книги на полке, старого рыжего Баму, свернувшегося на покрывале… Синий огонек лампады горел перед темной старинной иконой, высвечивая из мрака строгий лик и большие печальные глаза. Лирамель взглянула в них и почувствовала, как треснул спеленавший ее кокон. В миг, когда не осталось ничего, что удерживало бы от последнего рокового шага, на самом дне своего темного безумия она взлетела над прожитой жизнью — и свернула в сторону.

«Мне нужно жить ради Королевства, как жил Карл. Как он хотел, чтобы я жила, — мысленно сказала Лирамель, не отводя взгляда от синего огонька. — Я буду жить ради всех, кто шел и будет идти рядом — умерших и живых, сильных и слабых, любящих и ненавидящих. Всех, кому я нужна и перед кем имею неоплаченный долг…».

Проснувшись с первыми лучами солнца, она с трудом встала, открыла тяжелые занавески и, щурясь, взглянула вдаль — туда, где, разукрашивая кромку темного леса, рыжими и желто-розовыми волнами растекалась по небу заря. Мир остался прежним — для него не изменилось ничего.

Спустя час, так и не дождавшись Линни, которая куда-то отлучилась, Лирамель сама приготовила себе ванну, вымылась, расчесала спутанные волосы и надела аккуратно сложенные в изножье кровати вещи.

Меч, подаренный Якиром, лежал поперек тумбочки. Под ним чернел в тонких ножнах стилет. Мысленно поблагодарив Парамана за внимание и заботу, она взяла их и вздохнула, решительно оборвав вновь всплывшие воспоминания.

Двое приставленных к покоям офицеров одновременно поклонились.

— Доброе утро, — вежливо кивнув в ответ, Лирамель вышла в галерею и, не задумываясь, свернула к лестнице. Она не стала спрашивать, где найти герцога или Кристиана, и уточнять, прибыли ли генералы. Лирамель не знала, сколько времени прошло с того дня, как уехал Карл, и не хотела, чтобы по замку пошли ненужные слухи о ее неосведомленности. Параман наверняка представил ее нервный срыв как болезнь, что было вполне правдоподобно.

Уже у самых ступеней ее тихонько окликнула Линни. Неожиданно повзрослевшая, она так искренне улыбалась, что Лирамель едва сдержалась, чтобы не обнять служанку.

— Его Высочество в зале Совета, — в ответ на ее вопрос покивала та. — Почти все там, и уже давно.

— Что ж… — сказала Лирамель, немного досадуя, что не догадалась воспользоваться потайной лестницей. — Предупреди, что я скоро буду.

** *

С мокрой паутины свисали почти невидимые порванные ниточки. В уцелевшей середине, скукожившись в плотную черную кляксу, сидел огромный паук. Круглые росинки дрожали вокруг него на липком кружеве, отражая скупые лучи, падающие сквозь густую листву.

Засыпав костер отсыревшей хвоей, Карл свернул плащ и, перекинув через седло, еще раз огляделся. Лес просыпался медленно, с неохотой. Кроме перестукивания стекающих с ветвей капель, не слышалось ни звука, только в отдалении, ближе к тракту, вскрикивала время от времени сойка.

Отпив немного воды, Карл убрал флягу в седельную сумку и, взяв лошадь под уздцы, повернул к дороге. Задержать его пока не пытались, да и слежки заметно не было. Именно поэтому, несмотря на первоначальный план, он понял, что безопаснее следовать вдоль тракта, а не пробираться в Тир через лес. Если Параман не остановил его сразу, значит, решил устранить по-тихому. На такой вариант Карл и рассчитывал, хотя надеялся, что пока в замке опомнятся, ему удастся отойти достаточно далеко, чтобы иметь фору.

Вспомнив растерянное лицо кузена, он усмехнулся. Несмотря на то, что сын Кайла был единственным из его окружения, кто умел думать, обвести его вокруг пальца оказалось достаточно просто. И он, и Тарэм искали подвох совсем не там, где он был. Они рассчитывали на скорую победу — и ошиблись. И не только они.

«Это будет интересный гамбит, — со злой иронией подумал Карл, позволяя своим забытым планам и мечтам всплыть на поверхность и закрыть все остальные мысли и чувства. — И, пожалуй, самый непредсказуемый».

О сестре он старался не думать: Карл знал Лирамель слишком хорошо, чтобы пытаться успокоить совесть. Впервые оказавшись в условиях, далеких от тех, к которым привык за прожитые годы, он был вдвойне осторожен. Договор, который князь заключил с ним, вступал в действие только при определенных условиях. Пока что все складывалось именно так, как задумывалось: фигуры исполняли свои роли, и никто из них не мог сойти с шахматной доски до конца игры.

Сквозь редеющие деревья виднелась бело-желтая лента дороги. Несколько повозок медленно волочились друг за другом в сторону Пата, слышался приглушенный разговор возниц. В лицо подул ветер. Замерев, Карл подождал, пока торговцы отъедут достаточно далеко, а затем вышел из леса и, проверив подпругу, вскочил в седло. Лошадь нетерпеливо фыркнула и ударила копытом по луже. Вдохнув полной грудью еще прохладный утренний воздух, Карл пришпорил ее и послал в галоп.

— Оповестите ваших людей, Миэль, — вслух сказал он, сосредоточив все мысли и чувства на ментальном образе князя. — Я на пути к Пату.

Холодная тень накрыла сознание, на миг остановив биение сердца. Сжав поводья, Карл вздрогнул и осадил шарахнувшуюся к обочине кобылу.

«Мои люди готовы, — последовал ответ. — Будьте осторожны: вам попытаются помешать…»

— Я знаю, — дублируя мысли, прошептал Карл немеющими губами, чтобы удержать ускользающее сознание. — Не волнуйтесь, до границы меня останавливать не станут. А если и посмеют, то вряд ли смогут.

«Не сомневаюсь. Удачной охоты».

Подождав, пока восстановится дыхание, Карл прислушался. Звук, который он вначале принял за отголоски ехавших впереди обозов, с каждой секундой становился все громче. Стало понятно, что по дороге во весь опор скачет всадник.

«Гонец или глашатай», — подумал Карл, на всякий случай сворачивая к обочине.

Едва заметное присутствие на грани сознания чужой воли раздражало. С самого отъезда из замка Миэль постоянно наблюдал за ним — тихо, не мешая и, возможно, даже не догадываясь, что замечен. Князь явно беспокоился, поскольку от жизни Карла теперь зависел успех его плана.

Стук копыт приближался. Чувствуя, как нарастает подогретая словами Миэля тревога, Карл торопливо подготовил арбалет и намотал поводья на руку. «Нужно было оставаться под защитой леса», — поморщившись, вздохнул он и оглянулся, проверяя, сможет ли быстро уйти с тракта.

Ждать одинокого всадника пришлось недолго. Широкоплечий коренастый офицер гнал гнедого жеребца так беспощадно, что животное едва держало темп. Квадратное волевое лицо пожилого мужчины было словно высечено из камня.