Да, были люди в то время! (СИ) - "Nicols Nicolson". Страница 10

Хруст сломанной руки, был для меня просто музыкой. Полет через меня, разбойник сопровождал истошным криком. Оборвал я этот крик, мощным ударом кулака в висок. Подхватил саблю.

Не останавливаясь, подскочил ко второму разбойнику, и без затей, рубанул саблей по шее. Так, два в минусе, остались двое.

Отойдя от жертв разбоя, эти двое, без тени страха и сомнения пошли на меня. Один из них высокой, жилистый, со смуглым лицом, похоже, он и есть атаманом этой шайки. В одной руке держал саблю, а другой нож, не значительно, уступающий сабле по размеру. Второй подельник, был как бы квадратным, с какой бы стороны на него не посмотреть. Вооружён был длинным ножом, и небольшой дубиной. От пистолета он избавился, значит, второго нет, уже легче.

— Не угомонился, господин офицер? — хриплым голосом, спросил атаман. — Мы тебя можем отпустить. Ты нас не видел, и мы тебя не знаем.

Внимательно я смотрел за обоими разбойниками. Второй начал обходить меня по дуге. Я сделал вид, что не замечаю этого, якобы полностью поглощённый беседой с атаманом. Сам же постепенно поворачивался таким образом, чтобы моя тень упала чётко передо мной. Приближался вечер, потому тени от деревьев и предметов были длиннее.

— Непонятливый ты офицер. Смерть всех уравнивает в званиях, — продолжил атаман. — Ещё не поздно, можешь уйти.

— Ты тоже мог уйти со своими разбойниками. А теперь поздно.

— Почему? — удивился атаман.

— Вот почему.

Резко отпрянув вправо, я пригнулся, и на одних инстинктах, нанёс удар саблей позади себя. Не зря я отслеживал этого разбойника по тени, послышался стон, а затем падение тела. Можно даже не оглядываться, попал я удачно, и скорей всего, я приложил бандита насмерть.

Глаз от атамана я не отводил. Увидев, судьбу своего товарища разбойник забеспокоился и побледнел.

На всякий случай я разорвал дистанцию с атаманом, кто его знает, какой он боец на саблях. Не успел моргнуть глазом, атаман атаковал меня. Сабли высекли искры, и разбойник тут же отпрыгнул. Вид у него был немного растерянный. Ещё бы не растеряться. В течение минуты лишиться всей банды!

— Прошу пощады, — прохрипел атаман, — дай уйти.

— Может и дал бы, если бы вы тати поганые, только грабили, — ответил я атаману. — Так нет же, решили плоть свою разбойную потешить!

— Так баба для утехи и живете Отпусти.

— Отпущу, только ползком.

Отбив простенький удар атамана, я нанёс ответный, чётко по локтевому суставу. Часть руки с саблей, покинула предназначенное природой место, и упала в шаге от атамана. Он закричал дико, страшно и надрывно. Завертелся на одном месте, пытаясь здоровой рукой зажать обрубок, и остановить, хлещущую из раны кровь. Я добавил в дикий ор атамана, ещё несколько нот, рубанув саблей по коленям с обратной стороны, лишив его возможности, передвижения в вертикальном положении. Осмотрел место схватки, убедился, что живым из разбойников остался только атаман, все остальные, стали, новопреставленными.

Настало время заняться пострадавшими женщинами. Обе были без чувств. Смотрелись они колоритно, лежа обнажёнными на остатках платьев.

Молодая, уже сформировавшаяся, во всех отношениях барышня, напоминала нераспустившийся бутон розы. Грудки остренькие, бедра узкие, кожа белая, волнующие изгибы и иные прелести, загляденье, да и только. Но-но, сейчас не время и не место для более тесного и куртуазного знакомства. Кое-как собрал в кучу остатки платья девушки, подвязал под грудью. Снял с себя камзол, и одел на девушку, полностью прикрыв её наготу. Ростом я значительно выше барышни, потому, в моем камзоле, она просто утонула. Сознание к девушке не вернулось, а может она так хорошо притворялась, выяснять не стал.

Затем подошёл к старшей женщине. Если использовать ту же цветочную терминологию, то можно сказать — отцвели, уж давно, хризантемы в саду. Начал связывать распоротое платье. Услышал за спиной топот ног. Резко встал, подхватив саблю и выпрямился. Со всех ног, ко мне бежал Силантий.

— Ваше благородие, что здесь произошло? Разбойники напали? — переводя дух, спросил Тимохин. — Я только принёс оружие домой, как вломился в дверь караульный. Говорит, стрельбу слышал на берегу. Я и побег. На берегу вы только были.

— Выходит, не только я. Разбойники здесь прятались. Напали на карету, пограбили. Женщин хотели снасильничать. Я не позволил.

— Это вы всех порубили?

— А ты кого-то ещё здесь видишь? Лучше снимай камзол, оденем в него женщину, нечего ей наготой сверкать. Помоги мне перенести их в карету. Не забудь проверить карманы разбойников, они отобрали драгоценности у дам. Нужно вернуть.

Вдвоём мы быстро управились. На запятки кареты забросили тело погибшего кучера. Силантий, в чистую тряпицу завернул всякие побрякушки, найденные у разбойников.

Я залез в карету. Похлопывая легонько по щекам, привёл в чувство старшую женщину.

— Не кричите, будьте любезны, вы под защитой русской армии, — обратился я к женщине. — Мой денщик отвезёт вас, куда вы скажите.

— А где эти страшные разбойники? И почему на мне чужая одежда? — посыпались вопросы.

— От вашей одежды почти ничего не осталось, пришлось обрядить вас и вашу спутницу в наши мундиры. Успокойтесь все уже позади. Вас как величать?

— Наталья Григорьевна, я двоюродная тётя Оленьки. Кстати, что с ней?

— Она не ранена. Просто обморок, похоже, глубокий. Куда вы ехали?

— В немецкую колонию Кронцевейд, там папинька Оленьки, с немцами подряд готовил. Меньше десяти вёрст проехать осталось.

Выйдя из кареты, я подозвал Силантия.

— Отвезешь Наталью Григорьевну и её племянницу в Кронцевейд. Мы там были две недели назад, масло коровье, для гарнизона покупали. Только не гони лошадей, а то ещё подумают, что мы их похитили. Когда привезёшь женщин, скажи, чтобы тебя доставили в крепость.

— Будет исполнено. Место я это хорошо запомнил ваше благородие.

Силантий занял место на козлах. Взмахнул кнутом, и карета плавно сдвинулась с места.

Прошёлся, собрал все оружие, валяющееся в беспорядке. Посмотрел на ползущего атамана. Метров двадцать ему удалось преодолеть. За ним оставался обильный кровавый след. Ещё чуть-чуть и все, истечёт кровью. Казалось бы, тварь Божья, пожалеть надобно, но почему-то и капли жалости к атаману не появлялось.

Несмотря на уничтожение шайки, на душе радости не было. Было огорчение, что такой райский уголок природы, тихое место, опоганено смертоубийством.

Глава 5

Моё вчерашнее приключение, имело продолжение сегодня. Когда я занимался с ротой на стрельбище, прибежал адъютант коменданта крепости. Я должен был срочно предстать пред ясные очи начальства. Все правильно, Иван Петрович — полковник, а ваш покорный слуга — подпоручик, выполняющий подчинение, вышестоящему командованию неукоснительно. Приведя себя в порядок, очистившись от пыли, отправился в кабинет коменданта.

Иван Петрович в кабинете был не один. За столом восседал мужчина, лет пятидесяти, в дорогом гражданском платье. Его немаленькие ладони покоились на солидном брюшке. Взгляд светло серых глаз был направлен на меня.

— Вот он, наш герой, — тыча в меня пальцем, сказал Вырубов, — знакомьтесь, подпоручик Степан Иванович Головко. — Хочу отметить, боевой офицер. — Позвольте вам представить, Степан Иванович…

— Подождите, Иван Петрович, я хочу сам, — сказал, солидный на вид мужчина, вставая из-за стола, — пожать руку герою, и представиться. — Я Константин Иванович Маврогеди, отец, спасённой из лап разбойников Ольги. Очень признателен вам подпоручик. Вы, рискуя жизнью, спасли моё единственное дитя.

— Я выполнял свой офицерский долг, защищая, попавших в беду женщин, — отрапортовал я, не сходя с места, стоя по стойке «смирно».

— Исполнили, так исполнили, — продолжил Маврогеди. — Ваш денщик нам рассказал, как вы один, уложили четверых бандитов, не дав им возможности надругаться над моей дочерью. Да и глядя на вас, я думаю, разбойники, могли испугаться одного вашего взгляда или действия. Чувствуется в вас сила и мощь даже на расстоянии. Если у вас, Иван Петрович, все такие молодцы, навроде подпоручика, то нам можно спать спокойно.