Три дня до смерти (СИ) - Мединг Келли. Страница 45

Они поддерживали Алекса за руки. Голова его была низко опущена, босые ноги волочились по полу. Он был раздет до трусов. Синяки, рубцы и десятки мелких порезов покрывали его торс и ноги. Крови было мало. Похоже, что полукровки не теряют ни капли.

Гортанный рык вырвался из моего горла. Это, казалось, испугало полукровок. Они остановились и обменялись взглядами. Наверное, подростки, у которых меньше недели опыта в новом образе жизни. Они больше подходили для футбольного матча, чем для грязной работы на допросе. Ярость ударила меня так сильно, что заболел живот. Сжала прутья так, что хрустнули костяшки пальцев. Если бы могла сбежать из тюрьмы, я бы с радостью прижала их лица к полу.

— Что вы с ним сделали? — Мой голос разнесся по узкому коридору и отразился от металлических прутьев. Один из полукровок — тот, что побольше, — поморщился.

Они затащили Алекса в соседнюю камеру и отпустили. Его голова ударилась о твердый пол. Я бросилась к общей стене из прутьев, протянув руку, чтобы ударить одного из этих высокомерных придурков, но промахнулась. Они знали достаточно, чтобы держаться на расстоянии вытянутой руки.

Высокий качок, самый пугливый из них, расправил плечи и оглядел меня с ног до головы. Спереди на узких джинсах появилась заметная выпуклость. Определенно старшеклассник, забредший ночью не в ту часть города. Он что-то прошептал своему другу, и Коротышка так же оценивающе посмотрел на меня.

Не обернулась, но могла представить ядовитый взгляд Вайята. Я не могла отвести взгляд от Алекса. Его ребра сдвинулись на долю дюйма. Он дышал — слабое утешение. Он всё ещё был без сознания, во власти полукровок и их заразных укусов.

— Надо было её обратить, — сказал Коротышка, глядя на меня.

Мой желудок ухнул вниз. Кровь отхлынула от лица, сердце бешено заколотилось. Выходя из камеры, полукровки рассмеялись. Я не глядела на них. Осмотрела каждый порез, каждую царапину на видимой коже Алекса, ища укус. Требовался лишь один. Дружный смех полукровок оборвался, когда хлопнула дверь.

Опустилась на колени и протянула руку через решётку. Алекс был слишком далеко, по крайней мере на фут. Лежал лицом вниз, наполовину скрытый от моего взгляда. Он не мог быть укушен. Они сказали это, чтобы подразнить меня, разозлить.

— Алекс. — Я прижималалась к холодному барьеру, пока не заболело плечо. — Алекс!

— Эви, он жив? — спросил Вайят.

— Думаю, да. Не вижу!

Ему не нужно было уточнять, чего я не вижу. Я потянула за прутья, как будто могла разорвать их, как глину. Попробовала другую руку, напрасно, только растянула её и ушибла. Снова и снова выкрикивала имя Алекса, но тот не шевелился. Вайят не прервал мой мини нервный срыв, оставаясь тихим в своем углу, наблюдая.

Через несколько минут — или через час, это уже не имело значения — Алекс дернул левой рукой. Я оставалась совершенно неподвижна. Затем он застонал, тихо и глухо. Затаила дыхание, боясь разрушить чары. Ещё один стон, ещё одно подергивание. Он наклонил голову… не в ту сторону.

— Алекс, — позвала я.

После секундной паузы — и, вероятно, с его стороны это было большим усилием — Алекс повернул голову в мою сторону. Оба глаза были опухшими и полузакрытыми. Ноздри покраснели. Свежая ссадина украшала лоб от падения на пол. Его старая рана от выстрела была не перевязана и сочилась. Он моргнул мутными глазами, которые оставались полуприкрытыми, несмотря на мое отчаянное желание увидеть их цвет.

— Я здесь, Алекс. Это Эви.

Его ноздри раздулись. Он прищурился. Губы шевелились, пытаясь подобрать слова. Не раздалось ни звука, но я узнала очертания. Это было имя. Прикусила щёку изнутри, присела на корточки и протянула руку через решётку.

— Это Чалис, — проговорила я. — Возьми мою руку, Алекс. Я здесь.

Болезненная улыбка скользнула по его губам. Левой рукой медленно потянулся к моей, зацепившись пальцами без ногтей. Я подавила крик, но он, казалось, не заметил этого. Его внимание было приковано к моей руке. Одна маленькая задача. Сантиметр за сантиметром. Он сократил разрыв.

Коснулась его руки. Он остановился, довольный своим продвижением. Тяжело дыша, с раскрасневшимися на фоне смертельной бледности щеками, он смотрел на меня полуприкрытыми глазами.

— Алекс, они тебя укусили? — спросила я.

Он прищурился, но, казалось, не понял вопроса.

— Распрашивали меня, — с трудом выговорил он, хрипло выдыхая каждое слово. — Не знаю… ничего.

— Мне так жаль, Алекс. Так жаль.

— Думаю, не похороню… тебя всё-таки.

Не смогла сдержать слез. Они жгли мне глаза и горло, сжигая печаль в моем сердце. Я взяла невинную душу, втолкнула его в свой жестокий мир, и он умирал. Умирает, потому что я не осталась мертва в первый раз.

— Всё будет хорошо, — сказала я, задыхаясь от слов. От них несло ложью. Но я всё равно продолжила говорить. — Мы выберемся отсюда и отвезём тебя в больницу. Там позаботятся о тебе. У тебя будет вся нездоровая еда, которую ты сможешь съесть, пока тебе не станет лучше.

Уголок его рта дернулся.

— Мороженое?

— На любой вкус.

— Клубничное.

— Это лучшее, что ты можешь выбрать? Клубничное? Как насчёт шоколадной крошки?

— Перебор.

Я рассмеялась и потеряла дар речи в рыданиях. Погладила его пальцы, достаточно легко, чтобы он почувствовал меня, но недостаточно сильно, чтобы причинить ему ещё больше боли. — Хорошо, пусть будет клубничное. Много, с клубничным соусом и взбитыми сливками. Просто держись, ладно? Ты не получишь его, если умрёшь у меня на руках.

— Лучше не умирать.

— Да, лучше не надо.

Всё, что я могла сделать, это сидеть и касаться руки Алекса. Несколько капель крови вытекло из его носа и растеклось по бетону. Он, казалось, не заметил. Его глаза едва открыты, но волосы по-прежнему были темно-каштановыми. Может, мне повезёт, и я убью его только один раз.

— Ты, — сказал он.

Я покачала головой, не понимая.

— Алекс?

— Ты сделала это.

Выстрел в живот причинил бы меньше боли. Мука сжала мое сердце так сильно, что я не могла дышать. Он убрал руку и оставил меня хвататься за воздух.

— Алекс, нет. Прости меня.

Он закрыл глаза.

— Пожалуйста!

Его грудь перестала двигаться. Я уставилась на него, дрожа всем телом. Наступила тишина, громче раската грома и смертоноснее удара молнии. Он не пошевелился. Я позволила ему умереть. Это моя вина. Я сделала это, и он это знал.

— Алекс.

Я погрузилась в себя, рыдая сильнее, чем когда-либо в жизни. Свернувшись в клубок, обхватила руками колени и заплакала. Ненависть, печаль, потеря и беспомощность — всё слилось в один кипящий эмоциональный котел. Над всем этим возвышалось отчаяние, острое и болезненное, и тысяча осколков в моем сердце.

— Эви, пожалуйста, иди сюда.

Я слышала голос Вайята, но не могла заставить себя ответить. Проползти пять футов к своей стороне камеры слишком тяжело. Оставаться на полу было легче. Притворяться, что ничего не происходит, ещё проще. Может, если я останусь там достаточно долго, пол разверзнется и поглотит меня целиком. Покончит со всем этим. Прекратит страдание и сомнение.

Истерика утихла сама собой. Удушливое горе сменилось тихим всхлипами. Голова, казалось, весила целую тонну. Нос и глаза болели, горло саднило. Каждый мускул болел от лежания на бетонном полу. Я вытерла лицо, но не стала вставать.

— Эви. — Тревога в голосе Вайята разогнала туман в моей голове. Я развернулась и подняла голову. Он смотрел мимо меня, приоткрыв рот и нахмурив брови. Глаза расширены. — Эви, двигайся!

Я без раздумий последовала его приказу, перекатываясь к нему, снова и снова, пока не врезалась в прутья нашего общего барьера. Слишком быстро села и чуть не упала. Затем головокружение прошло, и перед глазами возник кошмар.

Алекс улыбнулся со своей стороны камеры, выпрямив спину и сцепив руки перед собой. Порезы и синяки покрывали его грудь, но он, казалось, их не чувствовал. Он провел рукой по волосам. Коричневая пудра ссыпалась по его пальцам на плечи, обнажив белокурые в крапинку пряди. Он вытер руку о боксеры. Наконец его глаза открылись достаточно широко, чтобы блеснуть лавандой, и он ухмыльнулся, как дурак, довольный жестокой шуткой.