Некромант из криокамеры 4 (СИ) - Кощеев Владимир. Страница 70

положение, кажущееся несколько парадоксальным: только постоянное

(субстанция) изменяется; изменчивое подвергается не изменению, а

только

смене,

состоящей в том, что некоторые определения исчезают, а другие

возникают.

Поэтому изменения можно наблюдать только у субстанций, и безусловное

возникновение и исчезновение, не составляющее определения

постоянного, не может быть возможным восприятием, так как именно это

постоянное делает возможным представление о переходе из одного

состояния в другое и от небытия к бытию, которые, следовательно, эмпирически могут быть познаны только как сменяющиеся определения

того, что сохраняется. Допустите, что нечто начало существовать

безусловно; в таком случае вы должны иметь какой-то момент, когда этого

нечто не было. Но к чему можете вы присоединить этот момент, если не к

тому, что уже существует? В самом деле, пустое предшествующее время

не есть предмет восприятия; но если вы присоедините это возникновение к

вещам, которые уже существовали прежде и продолжают существовать до

возникновения чего-то, то последнее окажется лишь определением

предшествующей вещи как постоянного. То же самое относится и к

исчезновению, так как оно предполагает эмпирическое представление о

времени, в котором явления уже нет.

Субстанции (в явлении) суть субстраты всех определений времени.

Возникновение и исчезновение некоторых из них устранило бы

единственное условие эмпирического единства времени, и явления

относились бы тогда к двум различным временам, в которых

существование протекало бы одновременно, что нелепо. В

действительности существует

только одно

время, в котором все различные времена должны полагаться не вместе, а одно после другого.

Таким образом, постоянность есть необходимое условие, при котором

только и можно определить явления как вещи или предметы в возможном

опыте. Что же касается эмпирического критерия этой необходимой

постоянности и вместе с ней субстанциальности явлений, то высказывать о

нем необходимые соображения нам представится случай впоследствии.

Основоположение о временной последовательности

по закону причинности

Все изменения происходят по закону связи причины и действия.

Доказательство

Предыдущее основоположение доказало, что все явления, следующие

друг за другом во времени, суть лишь

изменения,

т. е. последовательное бытие и небытие определений субстанции, которая постоянна; таким образом, бытие самой субстанции, следующее за ее небытием, или небытие субстанции, следующее за

[ее] бытием, невозможно; иными словами, невозможно возникновение

или исчезновение самой субстанции. Это основоположение можно

выразить и так:

всякая смена (последовательность) явлений есть лишь изменение; в самом деле, возникновение или исчезновение субстанции не есть

изменения ее, так как понятие изменения предполагает один и тот же

субъект как существующий с двумя противоположными

определениями, т. е. как постоянный. – Напомнив об этом, приступим

к доказательству.

Я воспринимаю, что явления следуют друг за другом, т. е. в какое-то

время существует состояние вещи, противоположное прежнему ее

состоянию. Следовательно, я связываю, собственно говоря, два

восприятия во времени. Но связывание не есть дело одного лишь

чувства и созерцания; здесь оно есть продукт синтетической

способности воображения, определяющего внутреннее чувство

касательно временного отношения. Однако воображение может

связывать два указанных состояния двояким образом, так, что или

одно, или другое из них предшествует во времени; ведь время само по

себе нельзя воспринять и в отношении к нему нельзя определить в

объекте как бы эмпирически, что предшествует и что следует. Стало

быть, я сознаю только то, что мое воображение полагает одно раньше, другое позднее, а не то, что в объекте одно состояние предшествует

другому; иными словами, посредством одного лишь восприятия

объективное отношение

следующих друг за другом явлений остается еще не определенным.

Для того чтобы это отношение между двумя состояниями познать

определенно, нужно мыслить его так, чтобы посредством него было с

необходимостью определено, которое из них должно полагаться

раньше и которое позднее, а не наоборот. Но понятие, содержащее в

себе необходимость синтетического единства, может быть только

чистым рассудочным понятием, которое не заключено в восприятии, и

в данном случае это – понятие

отношения причины

и

действия,

из которых первое определяет во времени второе как следствие, а не

как нечто такое, что могло бы предшествовать только в воображении

(или вообще не могло бы быть воспринято). Следовательно, сам опыт, т. е. эмпирическое знание о явлениях, возможен только благодаря

тому, что мы подчиняем последовательность явлений, стало быть

всякое изменение, закону причинности; таким образом, сами явления

как предметы опыта возможны только согласно этому же закону.

Многообразное [содержание] явления всегда схватывается

последовательно [во времени]. Представления о частях [явления] следуют

друг за другом [во времени]. Следуют ли они друг за другом также в

предмете – это второй пункт рефлексии, не содержащийся в первом. Мы

можем, конечно, называть объектом все, и даже всякое представление, поскольку мы сознаем его; однако, чтобы решить, что означает это слово, когда речь идет о явлениях, поскольку они (как представления) не

объекты, а только обозначают какой-нибудь объект, требуется более

глубокое исследование. Поскольку они только как представления суть

также предметы сознания, их вовсе нельзя отличать от схватывания, т. е.

от включения в синтез воображения, и, следовательно должно признать, что многообразное в явлениях всегда возникает в душе последовательно

[во времени]. Если бы явления были вещами самими по себе, то ни один

человек не мог бы усмотреть из последовательности представлений, как их

многообразное связано в объекте. Ведь мы имеем дело только со своими

представлениями; каковы вещи сами по себе (безотносительно к

представлениям, через которые они воздействуют на нас), это целиком

находится за пределами нашего познания. Хотя явления не вещи сами по

себе и, однако, суть единственное, что может быть дано нам для познания, я должен указать, какая связь во времени присуща многообразному в

самих явлениях, между тем как представление о нем при схватывании

всегда последовательно [во времени]. Так, например, я схватываю

многообразное в таком явлении, как стоящий передо мной дом, последовательно. Возникает вопрос, последовательно ли многообразное

этого дома также и в себе (in sich), – вопрос, на который, конечно, никто не

ответит утвердительно. Однако, когда я восхожу к трансцендентальному

значению своего понятия о предмете, я нахожу, что дом есть вовсе не вещь

сама по себе, а только явление, т. е. представление, трансцендентальный

предмет которого неизвестен; в таком случае, что же я разумею под

вопросом: как связано многообразное в самом явлении (которое само по

себе есть ничто)? Здесь то, что заключается в последовательном

схватывании, рассматривается как представление, а данное мне явление, хотя оно есть не более как совокупность этих представлений, рассматривается как их предмет, с которым должно согласоваться понятие, извлекаемое мной из схватываемых представлений. Так как соответствие

знания с объектом есть истина, то ясно, что здесь может идти речь только о

формальных условиях эмпирической истины и явление в

противоположность схватываемым представлениям может быть