Сказки Рускалы. Василиса (СИ) - Вечер Ляна. Страница 29

Колдовство, запертое в книге, почуяло неладное и решило защищаться. Изогнувшись от пронзительной ломоты в теле, я заорала от боли. Мощь заклятья безжалостно прошлась по телу, словно вражеская рать. Вестника и краем силы не зацепило, он спокойно поднялся выше и исчез, забрав книгу и надежды на лучшее.

Недооценивать врага — последнее дело, и тут я оплошала. Не слыхала, чтобы вестники на людей первыми нападали, да еще воровали. Видать, Кышеку заклятье Вечности нужно больше, чем представить могла. Шутка ли — птицу такой силищей наделить!

Встав на четвереньки, почуяла, как из носа покатились частые капли, оставляя на снегу алые отметины. Соловей принялся поднимать меня. Узкие, раскосые глаза парня округлились, пальцы суетливо сминали плащ.

— Василиса, что ж ты делаешь?! — сокрушался разбойник. — Сама говорила — нельзя книгу с заклятьем рвать…

— Будто я специально, — захлебываясь, бухтела в комок ткани.

— Теперича паскудник заклятье Вечности Кышеку доставит прямо в руки.

— Не доставит… не все, — разжала кулак и показала молодцу обрывок страницы.

— Дай-ка сюда, — он внимательно посмотрел на руны. — Глянь, Вась, тут с дюжину слов будет.

Пока ехали до хутора, у меня голова совсем мутной сделалась. Добро шибануло колдовство, да не сразу почуяла. Дурман забрался глубоко, меня мутило, дорога ходила кругами — чуть из седла не ушла.

Когда послышались людские голоса, мы остановились. Соловей спешился и прошелся вперед, превращая снег в кашу. Наши следы здесь единственные — глухое местечко.

— Лошадь на хуторе оставлю, сам пешком в Глухомань вернусь.

— Как бы худо не вышло, — я сглотнула подкатившую тошноту, — Кышек за нами пошлет, не сомневайся.

— Не родился еще тот, кто Соловья-разбойника погубит, — храбрился молодец, но по глазам видела — боязно.

— Возьми, — достала из-за пазухи скомканную шапку-невидимку и протянула парню.

— Вот за это спасибо, не помешает.

— На хуторе не задерживайся.

— Не буду. Пирогов твоих там все одно нет, — заулыбался Соловей.

Лежа в сугробе, на морозе диву давалась — где весна-то? Знала бы, где упаду, теплее бы оделась. На небе перемигивались звезды, Крес фыркал рядом, то и дело щекотал губами макушку.

— Живая я, живая, — легонько хлопнула коня по морде, чтобы отстал.

Матушки-батюшки! Огромная луна освещала округу не хуже сотни факелов. Здесь и впрямь зима, недаром морозец щипал кожу. Мы с найтмаром очутились на берегу реки. Мостик справный: обоз пройдет — он не колыхнется, а речка странная... Бережок чуть снегом припорошен, рыхлый — сапог топнет. Запустила палец в землю и обомлела — кисель же!

Пытаясь согреть озябшее тело, закуталась в плащ и зашагала по мосту, конь отправился следом, что верный пес. Спать хотелось, слабость в теле страшная играла. За перину и одеяло дала бы неприлично много золота, да денег все одно не было. Где же Кощей? Обещал, брошу перстень и подле него окажусь. Может, соврал? С него не убудет. В сказках читала о его злодеяниях: как города без крошки хлеба оставлял, как девиц невинных к себе в хоромы увозил. Что ему ложь? Так, забава…

Скоро сквозь легкую дымку тумана углядела строения. Огромные терема стояли вплотную друг другу в окружении высокого частокола. Не меньше десятка — богатое жилище, только неухоженное. Боюсь представить, сколько веков не красили резные срубы. Вошла в ворота и почуяла, как земля из-под ног ушла. В хороводах перед глазами мелькали людские черепа на частоколе и коптящие факелы. Полная луна двоилась, звезды весело приплясывали в небе. Тяжелый, холодный воздух туго заходил в грудь, разрывая изнутри.

— Не ждал гостей, — голос Бессмертного прозвучал совсем рядом.

Колдун стоял далече, на высоком крыльце одного из теремов. Как и прежде статный, разодетый в черные шелка мужчина выглядел среди старых запущенных построек, словно новенький золотой на грязной тряпке.

— Худо тебе, ведьма? — Кощей разом оказался подле меня и протянул руку.

— Не шибко хорошо.

— Ну и разит от тебя, — он сморщил нос, прищурив медово-карие глаза. — Ты в бочку с крутым зельем упала? — последнее слово колдуна вошло в уши эхом, вокруг стихло.

Очнулась в тепле, укутанная в тяжелую медвежью шкуру. Просторный зал наполнял мягкий свет: сотни полторы свечей — не каждый себе позволить может. По стенам дубовые полки от пола до потолка заставлены книгами. Голова закружилась от запаха бумаги и кожи. Нос защекотала пыль, но при виде такого великолепия никто чихнуть не решится. Открыв рот, глянула вверх — обложки переливались почище сокровищ в государевой казне: драгоценными камнями украшены, золотыми нитями вышиты.

— Легче, ведьма? — хозяин сидел на стуле с высокой спинкой, вроде трона.

— Не знаю, — вытащила руки из теплого меха и попыталась подняться. Точно такой же «трон» тихонько пискнул подо мной.

— Не спешила бы, серьезная беда с тобой приключилась.

Я, конечно, добро получила от заклятья Вечности, но до серьезной беды не дошло, слава солнцу. Цела, жива — это главное. Кощей уловил мое непонимание:

— Дай руку, — он слегка изогнул брови и взглядом чуть не в душу залез.

Меня передернуло от прохлады его ладоней. Бессмертный ухмыльнулся, поняв, отчего вздрогнула — сделалось неловко. Колдун набрал воздуха в грудь и выпустил дыхание на мою ладонь. Из руки в воздух метнулись две черные руны, я вжалась в спинку стула и замерла от ужаса.

— Не бойся, ведьма, — голос колдуна показался холоднее кожи, — я их унял, вреда не причинят, но вытащить из тебя не смог. Расскажешь, что за напасть такая? — он собрал мои пальцы в кулак, и надписи исчезли.

Ох, как спешила рассказать! Слова бойко рвались с губ, я путалась, дюжину раз возвращалась к началу, забывая, о чем говорю. Кощей терпеливо слушал, но оставался безразличным. Ни искорки волнения в глазах, лицо что камень. Обычно одно упоминание заклятья Вечности вызывало у людей неподдельный страх или удивление, но не сейчас, не у Бессмертного.

— Не очень интересная история, — зевнул колдун, — но раз такое дело, можешь у меня пожить какое-то время.

— Как пожить? Я не за тем пришла.

— Зачем же?

— Помощи просить.

— Разве я не помог?

— Помог, конечно, — растерялась, ведь и впрямь помог. — Только Рускалу так не спасти, Гороха на трон не воротить…

— Погоди-погоди, — ладонь Кощея закрутилась в завершающем жесте, — ты всерьез думаешь, что мне до Рускалы и Гороха есть дело?..

Вот тут я пыл поумерила. Ожидала, что Бессмертный сразу не согласится, но чтобы так жестоко отрубить голову надежде… Слов не нашлось ответить. Рот открывала, воздух, что рыбка, хватала, да ничего не придумала.

— …Хоть черт лысый на трон Горохов влезет — плевать.

— Мне о тебе другое сказывали, — наконец, собрала разлетевшиеся мысли и заговорила. — Яга, Соловей, Малуша — все говорили, что ты не такой, как в сказках написано. Видать, ошиблись они.

— Друзей моих не тронь, — зло бросил Кощей.

— Они и мои друзья. Вот только никто из них не сомневается — вызволять надобно Рускалу из рук Кышека.

— Горох, по-твоему, не понимал, что Кышек на трон метит? Что ж теперь всякому малохольному помогать?

— Понятно, — я с трудом выбралась из тяжелой медвежьей шкуры и поднялась со стула. — Зря пришла.

— Куда собралась? — колдун встал на пути. — Ты хоть знаешь, как отсюда выбраться?

— Разберусь, — схватила плащ со спинки стула.

— Тут заночуешь, — он резко развернулся и отправился к выходу.

Хворь отступила, но силы пока не вернулись. Догнать Кощея не вышло, и я уперлась в закрытую дверь. В замке послышался поворот ключа.

— Эй! Отвори! — барабанила кулаком да сапогом прибавляла. — Отворяй, кому говорю!

— Утром, — глухой, холодный голос колдуна исчезал вместе с гулкими шагами.

Вот ведь ирод, запер! Прислонилась к двери и еще раз ударила каблуком. Что ни день — новые неприятности. Да когда же это закончится-то?! Поглядела на ладонь — через кожу виднелась пара рун. Словно воском залитые знаки слабо переливались черным светом. Что же получается, заклятье Вечности на три части разделилось: одна в книге осталась, вторая на клочке бумаги, а третья во мне спряталась?