Сломанный Клинок (СИ) - Корзун Кирилл. Страница 55

Душа требовала одиночества. И тишины.

Со времени моей последней прогулки по ночному городу минуло достаточно времени, чтобы воспоминания о ней потускнели.

Повторение уже "пройденного" материала впервые не навевало скуки — изучать город изнутри мне нравилось значительно больше, чем через стекло автомобиля. И я приступил к проверенному и более качественному способу познания действительности. Нам даны не только глаза, мы способны не только смотреть, но и воспринимать мир чуть иначе — значительно глубже и шире, познавая его восприятием души.

Узорчатая мостовая, слегка припорошенная снегом, вела меня не хуже чем на это была способна путеводная нить Ариадны. Выписывая сложные вензеля, не избегая тёмных переулков и практически без остановки я обошёл весь княжеский сектор, насквозь прошёл сонливый "спальный" район и неожиданно очутился на краю набережной, будучи уверен — меня привели в это место, а точнее показали.

Берег реки взмывал над скованной льдом могучей сибирской рекой, заснеженной и чарующей в своём застывшем великолепии; основательные каменные перила ограждали неосторожных от падения — площадка на обрыве таила в себе опасность, назначая её платой за великолепный вид. Разделенный широким руслом реки надвое, внизу раскинулся город, усыпанный редкими всполохами света. Город, кардинально сменивший ко мне отношение. И, демоны меня побери, мне это нравилось!

Что могло тому послужить причиной? Может ли статься, что Сибирск принял неприкаянного чужака в тот момент, когда моя кровь щедро оросила его мостовую в Китайском квартале? Или он всего лишь ответил взаимностью на мой неприкрытый интерес и искреннее желание узнать его ближе? Я мог бы перебирать варианты, гадать и анализировать, но не стал этого делать. Всему своё время. И не стоит забывать — не всё доступно пониманию обычного человека.

А в своей "обычности" мне сомневаться не приходилось. Одарённость, происхождение, умения и навыки… Всё это тлен, никак не выделявший меня из сотен таких же людей как я. Быть на ступеньку выше других возможно лишь для того, кто не возвышает себя и беспрестанно совершенствуется. А я только в начале своего Пути.

Пронизывающий до костей ледяной ветер сворой бродячих псов трепал распахнутое пальто, играл с прической, вымораживая тепло и кусая за кончики ушей, и неистовствовал всё больше, словно злился на мою отрешённость. Луна, выглянувшая из-за ушедшей с небес громады непроглядных облаков, залила своим сиянием застывший пейзаж, усеяв россыпью мелких мерцающих искр. И было в нём что-то по-настоящему близкое, почти родное. И я знал, нет, скорее чуял — эта земля приняла меня, и теперь мне здесь жить.

Но ничем, увы, нельзя наслаждаться вечно.

— На это место часто приходят встречать рассвет. И в большинстве случаев это — влюблённые. Тем удивительнее видеть здесь Вас в одиночестве. Не хотелось бы помешать предаваться созерцанию, господин Хаттори, надеюсь Вы не будете против моей компании?

Её голос мелодично прозвучал в кратком затишье между порывами ветра — негромкий, отчётливый и самую малость иронично-насмешливый. Неспешно развернувшись к ней и прислонившись спиной к перилам, я с интересом осмотрел незнакомую мне девушку. С ног до головы, неторопливо и внимательно, пользуясь тем, что перекричать вновь поднявшийся ветер было невозможно и следовало ждать нового затишья.

Мне доводилось бывать в нескольких странах — "Клинок" ковался долгие годы и некоторые тренировки проходили в Китае и Суккотае. А моему брату так и вовсе довелось побывать во всех относительно ближайших к Японии странах, сопровождая отца или мать в деловых поездках. В совокупности мы видели немало стран и ещё большее количество людей, но нигде, кроме как в России, не доводилось встречать такое огромное количество красивых и привлекательных женщин.

Именно такая и стояла передо мной, сравнившись в росте из-за каблуков на коротких сапожках, едва заметно переминаясь с одной стройной ноги на другую, пряча ладони в карманах распахнутого длиннополого плаща, демнострировавшего тем самым её стройную фигуру в тонкой и плотно прилегающей к телу водолазке. Жемчужные волосы, заплетённые в сложную прическу, сияли в лучах лунного света, иссиня-белые брови вразлет только подчеркивали необычно вытянутые миндалевидные глаза цвета ночи, во тьме которых плескались отсветы багрового пламени, а лицо… Строгое, неестественно бледное, без тени румянца, лишь неясные голубые тени на скулах и чуть посиневшие по краям губы мягкого фиолетового оттенка. Из под которых едва заметно, блестящими кончиками выглядывали верхние клыки…

— Не возражаю. Но считаю своим долгом отметить, что ваш внешний вид внушает мне тревогу за ваше здоровье, прекрасная незнакомка.

— Пусть это вас не тревожит. — звонко рассмеялась она и протянула мне руку: — Алекса Бладштайнер. Капитан "Ока Государева". Не захотела упускать возможность познакомиться с вами, господин Хаттори. Думаю, нам есть что обсудить.

— Просто Леон, леди. Вы меня этим очень обяжете. — ответил я, склонившись в элегантном поклоне и галантно целуя её руку, пусть и протянутую для рукопожатия. — Чем обязан вниманию "Слова и Дела"?…

Глава 14

***

Небольшой, площадью всего в один квадратный километр, полигон почти полностью занимал бушующий океан пламени всех возможных оттенков: от ярко-красного до тёмно-синего. Вздымались в небеса огненные вихри, разбрасывая густые снопы искр; ревели, накатывая одна за другой волны плотного, испепеляющего огня, оставлявшие после себя лишь выжженную дотла землю; разбухали бутоны взрывов, распускаясь пламенеющими лепестками всесжигающих цветов — так обретала воплощение ярость Мастера Огня, буйствующая в нём уже не первый день.

Выместить, выплеснуть, избавиться от пожирающего душу и разум чувства Такэда Харуки пытался несколько раз. И как это уже случалось, не мог найти успокоения, не мог избавиться от гнетущих мыслей и слишком болезненных, слишком мучительных эмоций. Ярость бесновалась, требовала крови и жертв, оставляя поганый привкус одного из самых страшных ощущений для любого мужчины — привкус бессилия.

— Твари!!! Шелудивые псы!!! Уничтожу!!!

Вой подраненного хищного зверя, взалкавшего мести и крови тех, кто посмел открыть на него охоту, прокатился над полигоном, вырвавшись из груди обезумевшего мужчины. Любой, кто увидел бы его в тот момент, невольно испытал бы то двойственное чувство, что возникает при взгляде на сумасшедших — смесь жалости и опасения. Глава рода Такэда сильно изменился: традиционное кимоно болталось на нём, как на вешалке, щёки впали, под глазами, лихорадочно горящими тёмным пламенем ярости, образовались иссиня-чёрные круги. На месте прежнего, цветущего мужчины сорока лет от роду стоял почти что старик — даже в густых и чёрных, как смоль, волосах появились широкие пряди седых волос. Вздрагивающий от любого резкого звука, отчаянно нервничающий старик, надломленный ударами судьбы и насмешками провидения. Новая волна пламени зародилась у его ног и, поднимаясь все выше и выше, пока не достигла высоты человеческого роста, плавно покатилась вперёд, повинуясь движениям его дрожащих рук и усилиям воли. Надломленный, но не сломавшийся, Такэда Харуки был в ярости…

— А более полезного дела ты для себя, конечно же, не нашёл?

Саркастичный вопрос прозвучал для Харуки как щелчок кнута, полоснувшего его нервы. Оборачиваться нужды не было, говорившего он знал слишком хорошо. Родной брат, как-никак. Не просто брат, а близнец, связанный с ним особыми узами, объяснить существование которых человечество не могло до сих пор.

— Нобуо, зачем ты пришёл? Позлорадствовать? Или доказать мне свою правоту? Зачем? — спросил глава рода, тщетно пытаясь удержать контроль над "техникой". Вал огня на глазах утратил прежние размеры, дрогнул и прижался к земле, превращаясь в обыкновенный огонь, пожирающий землю. То же самое происходило и со всем полигоном — ослабевшая воля Мастера неспособна была более поддерживать буйство стихии.