Сказки Рускалы. Царица Василиса (СИ) - Вечер Ляна. Страница 32

—  Двинули, живо!

Грязная, мокрая, подскочила на ноги и ринулась вперед. Друзья мешкать не стали, следом поспешили. Чем дальше уходили, тем тише вокруг становилось. Под ногами захрустел первый снег, легкий морозец защипал щеки. Лес мерцал и менялся — на месте дубов вырастали березы, а те следом сменялись соснами и елями. Мысленно благодарила помощницу да поглядывала на Потапа с Баюном. Не прост путь для волшебных существ по тайным тропам. Колдуны в таких местах силу пополняют, а нечисти и помереть недолго. Аспид в облике конопатого молодца запинался — ноги заплетались. Кот, что пес, пасть раскрыл, язык вывалил — отдышаться не мог. Плохо дело. Схватила Баюна на руки, к себе прижала:

—  Потап, сдюжишь?

—  Сдюжу. — тяжелое дыхание друга сбивалось, — попускает уже. Видать, почти пришли — короткая тропка-то.

И то правда! Едва успела глянуть вперед, тропинка кончилась, и мы очутились на заснеженной поляне.

—  Все! — тяжело выдохнул Потап, плюхнувшись прямо в снег.

—  Уморите своими путешествиями! — Вытаращив огромные глаза, Баюн юркнул из моих рук. — Как Кощея выручим, с тебя, Василиса, теплая печка и крынка сметаны.

—  Две! — растопырив пару пальцев, растрепанный молодец устало улыбнулся.

—  Хоть дюжину! — чувствуя, как к сердцу подкатывает волна надежды, пообещала я.

—  Так, други верные. — Потап поднялся с земли, — я кое-что прихватил из Кузняграда...

Он запустил худенькие руки в карманы кафтана и явил нам с Баюном добычу. Матушки! Да где ж эта образина лохматая умудрился яблочко наливное с блюдцем достать?!

—  Спер? — укор в моем взгляде заставил аспида покраснеть.

—  Ну, спер и спер, — буркнул Потап. — Ежели, цаца, тебе не нужно, можешь не пользоваться, а я не побрезгую. Обиженный вид друга вызвал улыбку.

—  Когда успел-то?

—  Пока в корчме за столом сидели, — поняв, что я сменила гнев на милость, разошелся Потап. — Эти пеньки даже не ухнули, а я раз-раз в карман!

—  Тать, чего взять, — складно мурлыкнул Баюн.

—  А сам-то?! Сам! — полез в бочку аспид.

—  Цыц! — я прервала начинавшуюся перепалку. — Нашли время... Давай-ка сюда блюдце — смотреть станем, чем самозванец занимается.

Только опустился румяный бок яблока на блюдечко, показались на нем леса густые, шатры дорожные — колдуны Рускальские чары без устали творили, сновали туда-сюда войны в кольчугах, на головах шишаки сверкали.

—  Не пойму что-то... — Потап задумчиво почесал лохматый затылок, — чего они в лесу шатров понаставили? Бегают...

Мечи булатные в руках добрых молодцев размашисто летали, колдуны рядом с ними заклятьями помогали— изводили прислужники Яра чащу лесную. Летели щепки, пыхтели кудесники, молодцы потом исходили — все без толку: на месте срубленной ветки две новые вырастали.

—  Нашли дорогу к царству Кощея, — Баюн сунул пушистую голову между нами с Потапом и уставился на блюдце.

Сам Яр пытался с чарами Бессмертного справиться: ладонями тяжелыми бередил воздух, ураган вызывая. Покатился люд. что бочки с горки, а лес и не шелохнулся. Разозлился царь-самозванец, ухватил одного колдуна за шиворот и в шатер поволок.

—  Главного царского чародея потащил, — со знанием дела заключил аспид. — Или пришибет, или тот придумает, как колдовство с дороги снять — не иначе.

Совсем худо. Сообразят, как скинуть волшебство, и ринутся прямиком в Кощеево царство. А там что? Триста лет богатыри и колдуны спали, сдюжат ли супротив нынешней царской рати — неизвестно. Остались без царя- батюшки, без силушки главной. Ни один человек из Кощеева государства самозванцу служить не станет. Поди, не Гороховы прихвостни — души заячьи. Яр всех казнит, кого не перебьет на поле ратном.

—  Нельзя ждать, — чувствовала, как колени наполняются слабостью. — Как узнать, далеко ли они отсюда?

—  А мы-то где? — аспид растерянно окинул взглядом поляну.

—  Катни-ка еще разок, — скомандовал Баюн, кивая на блюдце.

Яблоко сделало круг, и наша троица отобразилась на блюдечке. Пронеслась лесная чаща, будто ветром гонимая, увлекая наши взоры за собой. Мелькнула речка остывающая, скалы великие, поля под снегом засыпающие, и замерло яблочко, нарисовав ворота Первограда.

—  Недалече от столицы, всего ничего лету. Вон, горы были, там дом мой, — узнал места аспид.

—  А дорога та зачарованная с Первоградом рядом, — подхватил Баюн. — Были времена, я на том пути к царству Кощея многих спать уложил, грудь потрепал, — кот сощурил глаза от приятных воспоминаний.

—  Нет у нас больше времени, — сняв яблоко с блюдца, я накрыла его ладонью.

—  Не торопи, цаца, надобно все обдумать хорошенько...

Мудрых речей Потапа уже не слышала. В голове вертелись страшные картины — залитая кровью богатырей земля Кощеева, осиротевшие терема города, которым и полюбоваться не успела. Разрушит Яр все, что любимый бережно сохранить пытался. Пронесется голодной стаей самозванец по просторам, и ничего, что прежде было, не останется. Ему ведь на людей плевать. Знай, нос в закрома сунуть: златом, серебром потешиться, колдовскую силу черпнуть, разорить чудеса тысячелетние. Жутко сделалось.

—  Нечего тут обдумывать. — дрогнула от холода собственного голоса. — Как стемнеет, Баюн, усыпишь меня тут на поляне...

—  Умаялась? — с укором покосился Потап.

—  Ты, Потап, перенесешь Баюна к шатру Яра, — не замечая уколов друга, я продолжила. — Получится незаметно подобраться?

—  В темноте летать плохо. — расстроено поглядел на меня аспид.

—  Пойми ты, упрямый, — я постучала пальцем по лбу, — не выйдет у нас этого бугая спящего умыкнуть. Там молодцев бравых и колдунов знатных столько, что и пискнуть не успеем — на куски порубят и в пыль обернут.

—  Да уж, — задумчиво промурлыкал кот, — на всех моих чар не хватит.

—  Надо, чтобы царь новоявленный тихо в шатре своем опочивал, тогда и шуму не поднимется.

—  Ладно. — с интересом уставился на меня Потап, — а дальше-то что?

—  Дальше я его в свой сон утащу. Коли сложится все. что задумала, прямо во сне его в Навь уведу.

—  Мутная какая-то история выходит, ненадежная, — засомневался аспид.

Не один Потап сомневался в правильности принятого решения — я и сама не знала, как дело сложится. Но медлить нельзя. Под таким напором рухнут скоро чары Кощея, и полетят головы буйные с плеч.

***

Сумерки встретила, лежа под еловыми ветками. Аспид заботливо соорудил гнездо, чтобы во время сна меня холодом не уморило, да случайные глаза не приметили. Нащупав за пазухой башмачки, я крепко сжала мягкую кожу в ладони: «Скоро, Кощеюшка, скоро. Потерпи».

—  Готова? — хруст веток рядом и мягкий голос кота словно холодным снегом обдали разгоревшееся сердце.

—  Готова.

—  Было это, иль не было — давно это было... В славном царстве тридевятом... в государстве волшебном... жила-поживала царевна...

Голову окутал дурман, по телу покатилась тревожная дрожь. Мне захотелось не просто окунуться в сон — умереть.

—  ...Глаза чернее ночи... косы толще дубов вековых... во лбу месяц... подол звездами усыпан...

Мурлыканье Баюна становилось все тише, дальше. Дрожь сменялась глухим покоем в груди, глаза наливались усталостью.

—  ...И не было ее прекраснее в целом свете...

Наверное, я и впрямь умерла. Больше не было меня прежней. Та Василиса Дивляновна, чье сердце сначала рыдало по Яру, чья душа теперь так хотела быть рядом с Кощеем, навсегда сгинула.

Вон же Косиселье, тетка Фекла пироги печет, сейчас пойдет меня с речки кричать к ужину. Ярка в кузнице молотом машет, пот со лба утирает. Может, свидимся вечером — танцы сегодня.

А вон Глухомань бравыми домишками красуется. Досада уже выглядывает в окошко — ждет меня на вечерние посиделки. Малуша в избе хлопочет — снова запасы ведовские пополняла. Теперь и ночи не хватит все по местам рассовать.