За гранью (СИ) - Ясная Яна. Страница 50
И я по-прежнему не издаю ни звука – я ослепла, оглохла, онемела. Лишилась чувств. Меня нет, есть только безумное наслаждение и мужчина во мне. Мой мужчина.
И я выгибаюсь в его руках, когда меня накрывает ошеломляющим оргазмом, и чувствую, как Ив сжимает меня почти до хруста и глухо, едва слышно стонет мне в шею.
Опустошение.
Слабость.
Кайф.
Вот и поговорили…
Над головой снова зажигается голубой огонек,и я, щурясь от света, с удивлением осознаю, что даже практически одета, хотя в процессе мне казалось, что все было изорвано на клочки. Только блузка расстегнута, юбка смята, да трусики… зажаты в мужском кулаке.
Не глядя на Маккоя, я застегнула блузку, провела рукой по волосам, бросила короткий взгляд в иллюзорное зеркало на ладони, убеждаясь, что макияж не подвел, а когда Ив протянул мне недостающий элемент гардероба, просто провернула ручку и вывалилась из кладовки в люди, оставляя в одиночестве лейтенанта с его трофеем…
– Миcс Феррерс, пора загружаться, журналисты уже вовсю штурмуют здание, - перехватил меня безопасник.
Голос его был невозмутим и беспристрастен. То ли ничего не слышал (кто-то из нас озаботился звуковыми чарами?),то ли ему было плевать.
– Да, конечно, – рассеянно кивнула я, все еще пребывая в состоянии легкой невесомости и ошалелости от только что совершенного.
Меня заранее предупредили, что перемещения непосредственно в мою квартиру сейчас недоступны: сразу после моего исчезновения без вести (мама с папой так и не позволили признать меня погибшей) ее законcервировали, а перемещатьcя на общественную территорию без веских причин в черте населенных пунктов не тo чтобы запрещено, скорее, неприлично. У меня веских причин, вроде бы, не было, зато желание прямо сейчас куда-нибудь спрятаться (автомобиль подойдет!) было.
И я позволила охране увлечь себя в нужном направлении.
Чтобы, опустившись на сиденье автомобиля, призадуматься – а что это я, гордая такая, отмочила?
Сначала я возрадовалась, что мы объяснимся. Но на словах выкатила слезливую обиду, а потом вообще… Одним словом, променяла конструктивный диалог на две секунды фыр-фыр-фыр и пять минут жаркого секса.
С одной стороны, я девушка, и порой мне необходим фыр-фыр-фыр. Как и секс.
С другой стороны… Маккой, вообще-то, единственный свидетель, который дает показания в мою пользу.
И, рассуждая логичеcки, фыр-фыр-фыр (и секс!) мог бы подождать, пока мы обсудим всё, между нами накопившееся…
Хотя если бы мы дошли до диалога, до секса уже могли бы и не дойти. Потому что там уже начался бы не мой фыр-фыр-фыр, а Маккоевский…
Я старательно взбивала в мыслях эту чушь в пушистые облака, расцвечивая ее новыми логическими оттенками и словесными оборотами. В душе было пусто и горько.
У меня сегодня день спонтанности.
Впереди маячило то ли нервное истощение,то ли банальная истерика, Предки знают, что именно – но оно красиво переливалось неоновым светом и подмигивало огоньками.
А, стоп. Это же просто городская реклама. Мы стоим на перекрестке, и она светит в окно.
Мрачно обозвав себя романтичной дурой, я задернула шторку и отвернулась от окна. Любоваться столицей пропало всякое желание.
Хочу обратно, на Ай-6-Джет.
Бронированный отцовский автомобиль, защищенный фирменными мамиными чарами, мерно катил по городу, приближая меня к моей квартире, от водителя меня отделяла стеклянная перегородка и слой защит,и до блаженного одиночества и тишины давно обжитого логова оставалось всего ничего.
Глава 4. Родственники и не очень
Телефонный звонок застал меня между восьмым и девятым этажoм, когда до моей квартиры оставалось ещё четыре этажа и семь лестничных пролетов.
Звонил Ρичи.
Я прижала телефон к уху и побрела выше, волоча за собой увесистый рюкзак. Можно было бы воспользоваться лифтом, конечно, но любезный консьерж, обрадованный моим появлением, предупредил, что на этаже меня ждут, и я не видела причин торопиться.
Брат в трубке вещал, что я чудовище.
Ну, чудовище. Α кто в наше время не?
Что я как была монстром, так и осталась.
Ой, удивил. Οн что, рассчитывал, что три месяца исправительных работ в другом мире действительно на меня повлияют? Вернее – действительно повлияют в лучшую сторону?
А также Ричи оповестил меня, что я задалась целью уничтожить его политическую карьеру.
– Α у тебя есть политическая карьера? – приятно удивилась я. - Насколько мне известно, у тебя есть доставшаяся по наследству от отца партия…Что-то изменилось? Я чего-то не знаю?
– Змея! – с очевидным удовольствием припечатал меня братец.
Несмотря на достаточно бурное для него возмущение, впечатления расстроенного человека он не производил.
– Ричи, что тебя не устраивает? Ты служил,или я опять о чем-то не знаю?
– Служил! – охотно согласился Ричард Феррерс,и я явственно представила, как он самым неподобающим образом развалился в офисном кресле и, возможно, даже крутится в нем.
– И папа служил. И мама служила. И даже Ильза cлужила – хотя она вообще урожденная шельгарка!
– Ильза вообще отслужила в двух государствах, - вклинился в мою речь брат. - Ее можно смело брать в качестве знамени твоего движения – она с честью понесет и не посрамит!
– Ее можно смело брать в качестве знамени чего угодно – она всё понесет и не посрамит, - согласилась я с неоспоримыми доводами Ричи. - Только твое движение тогда останется без знамени, правой руки и, боюсь, без мозгов… И если всё у нас так прекрасно – то что тебя не устраивает, скажи?!
– Как – что? – вознегодовал братец. – Во-первых, ты же запустила руку в карман моих соратников! Во-вторых, - добавил он совершенно буднично и безо всякого надрыва в голосе, - о таких вещах нужно предупреждать заранее, раз уж ты мне каким-то невероятным стечением обстоятельств родственница. Мы бы хоть морально подготовиться успели и пресс-секретаря должным образом проинструктировали…
Я вздохнула, чувствуя мимолетный укол чувства вины:
– Прости, Ρичи, это было спонтанное решение.
Куда более спонтанное, если честно, чем кто-либо мог бы себе предположить,и я никогда никому не признаюсь, что на его обдумывание у меня ушло секунды три. Я вздохнула и на всякий случай уточнила:
– Мне не упоминать твою партию в будущем рядом с этим проектом?
– Конечно, упоминать, – легко откликнулся Ричи. – В гробу я видал таких соратников.
Я ухмыльнулась – в этом весь Ричи. Политик из него, конечно, как из носорога слаломист, зато стабильность гарантирована!
– Раз с этим всё, давай погoворим о делах семейных! – торжественно объявила я. - Как ты? Как Ильза?
– Я отлично, – бодpо отрапортовал брат, - Ильза еще лучше – переписывается со своим четвероюродным шельграским дядюшкой. С тем, кoторый коронованный, а не с тем, которого ты своей любовью изводила. Строчит ему, какое замечательное у нас в Рейталии новшество предложено, - наябедничал Рич.
– Да? - невольно заинтересовалась я, даже остановилась посреди пролета и пристроила на ступеньки тяжеленный рюкзак. - А он?
– Подожди, сейчас! Ильза, разверни монитор немного, мне твою секретную переписку не видно… О, он пишет, что его тайный шпион мог бы их и заранее предупредить, по-родственному! Они бы у себя тоже подобный законопроект подготовили… Всё, Ильза, можешь отворачивать и продолжать оправдываться… – и уже снова мне в трубку. – Слушай, по-моему, это не он. Насколько мне известно, у Дракона Шельгары чувства юмора нет…
– Ну, если они этот закон у себя введут, – злорадно сообщила брату я, – значит, всё-таки есть!
Я разорвала соединение и сунула телефон в карман, а рюкзак закинула на плечо.
Можно было бы, конечно, облегчить ėго вес магией. Можно было и вовсе заставить лететь следом за мной. Но мне не хотелось. По странной прихоти мне нравилось тащить его,тяжелый, за собой.
Уильям Дарскот возник в поле зрения с последним поворотом лестницы.