Петрушка – душа скоморошья (Бывальщина) - Привалов Борис Авксентьевич. Страница 11
— Может, я тебя и выручу, — задумчиво проговорил Петруха.
— Ты? Меня? — Скоморох рассмеялся. — Неказист малец, а самого игумена осилить хочет!
— Плох тот скоморох, который с попом справиться не может! — ответил Петруха. — Ну, я назад… Не ровен час, приметит кто…
— Не поминай лихом, брат! — грустно сказал скоморох.
— Ещё встретимся! — втискиваясь в оконце, бодро произнёс Петруха. — Попы и то друг дружке помогают всегда, а уж нам-то не пристало товарища в беде бросать… Подай зипун да спускай верёвку… Я тебе по-птичьи свистеть снизу стану, всё веселей будет.
Замёрзшие руки плохо слушались. Зипун Петруха надевать не стал, бросил вниз. Сам следом спустился, подёргал верёвку — мол, всё в порядке. Скоморох отпустил конец, и верёвка бессильно и вяло, как дохлая змея, упала к ногам Петрухи. В монастыре было по-прежнему тихо. Петруха запихал верёвку под зипун и, подпрыгивая, чтобы согреться, побежал к богомазне.
Утром, выйдя во двор, Петруха удивился суетне, которая поднялась вокруг московского обоза.
— Ужо, кажется, тронем, — сказал Петрухе конюх, волочивший сразу три мешка овса, — в столицу-матушку покатим…
«А как же скоморох? — метнулось в голове у Петрухи. — Ведь забьют батогами! Я же спасти его обещал!.. Будь что будет — выручу товарища, а там авось обоз догоню…»
Петруха успокаивал себя: уж он-то знал, что меньше чем за неделю ему со своей задумкой не управиться.
«Однако если поспешить, то и обоз можно задержать на несколько дней!» — вдруг пришло на ум Петрухе. И он побежал отыскивать поваренного старца.
Пузатый монах по-хозяйски расхаживал вокруг саней, в которые грузили различную снедь.
— Святой отче, — промолвил Петруха, глядя на старца влюблёнными глазами, — привиделось мне, что в лесу открылось чудо дуплянское…
— Опять чудо? — наклонил голову к Петрухе монах. — В нашем лесу?
— Стоит в бору, в чащобе, сосна вековая, — запричитал Петруха, — а в той сосне дупло чудотворное. Соловьём поёт, человеческим голосом говорит. Про что дупло на вечерней заре ни спросишь — ответ даёт. Не иначе, благодать божья сошла на ту сосну!
— Дуплянское чудо… — Монах почесал затылок. — На вечерней заре, говоришь? А ты, отрок, то дерево дупляное указать можешь?
— Могу, святой отец. Пока не запамятовал ещё, — возможно смиреннее ответил Петруха.
— Жди меня здесь, чадо! — приказал старец и, подобрав полы, побежал к собору.
Петруха покорно ждал, топчась лаптями по снегу, стуча ногой об ногу.
Потом за ним пришёл незнакомый длинный инок, и повёл его к игумену.
В высокой просторной келье Петруха увидел одного из тех важных старцев, которые заходили в богомазню. Старец сидел в кресле и держал в руке длинный посох.
— Отроку Петру постоянно видения бывают, — сложив руки на груди, почтительно докладывал старцу пузатый монах. — И нынче его уподобил господь — показал чудо дуплянское…
Петруху заставили рассказать всё по порядку.
— Отрок пойдёт в лес и покажет ту сосну засветло, — приказал старец, стукнув посохом об пол.
Через некоторое время Петруха в сопровождении длинного инока и двух монахов направился к дуплистой сосне. Ноги проваливались в глубокий снег, идти было трудно.
«Только бы кору в верхнем дупле ветром не выбило… — волновался Петруха. — А то всё чудо сорвётся!»
Петруха порядком поводил своих спутников по заснеженному бору, прежде чем привёл их к приметному дереву. Чёрная дыра нижнего дупла, как жерло берлоги, чернела среди ствола. Второго дупла видно не было: кора-заслонка своё дело выполняла исправно.
— Не спутал? — спросил пузатый, так задрав голову, что чуть шапка-скуфья в снег не свалилась.
— Разве видение — это не воля божья? — елейным голоском отвечал Петруха. — А бог никогда не спутает!
Монахи покричали, покликали чудо, но дупло таинственно молчало.
— Сейчас рано ещё, — пояснил Петруха.
— На вечерней заре сюда придём, — сказал молчаливый инок.
И все пустились в обратный путь. Монахи надламывали ветки молодых сосенок — примечали дорогу.
Перед вечерней зарёй монахи снова в лес отправились. Петруху с собой кликали — отказался: дескать, живот болит.
Сам же следом за монахами в ворота вышмыгнул. Дощечки к лаптям привязал, чтобы не проваливаться в снег, и самой краткой дорогой к сосне прибежал.
Влез сперва на соседнее дерево, на заветную свою сосенку, а уж потом по сучьям до дуплистой сосны добрался.
Спустился к нижнему дуплу, бросил в него иконку древнюю, — у богомаза в углу среди разной завали отыскал.
Затем снова вверх пополз, едва в дупло меньшее втиснулся. Корой прикрылся, как щитом. В коре глазок проковырял, чтоб вниз смотреть. Вторую дыру против рта сделал. Чудо готово!
Пригрелся в дупле, даже дремать начал, когда послышались внизу голоса.
— Никто к стволу сосны не подходил, — говорил пузатый монах, продолжая начатый в пути разговор. — Видите — следов возле неё нет. Значит, в дупло никто забраться не мог.
— Туда не заберёшься, — вздохнул длинный инок, — ствол-то, что столб, — гладок да толст, что брюхо.
— Заря, заря вечерняя! — заторопился третий монах. — Спрашивайте, спрашивайте…
Монахи подошли ещё ближе к сосне, и Петруха уже не мог их разглядеть в глазок.
— Скажи нам, чудо дуплянское, — начал инок, — откуда ты появилось?
«Что им ответить? — подумал Петруха. — Откуда я появился?»
— Молчит, — произнёс внизу пузатый. — Спроси-ка его ещё разок…
Петруха понял, что мешкать нельзя, и зацокал, как соловей, готовящийся к пению:
— Цок-цок-фьють… цок… цок…
— Поёт! Поёт! — радостно воскликнул инок. — Хвала господу, явил нам чудо дуплянское!
Послышалось падение нескольких тел — видимо, монахи плюхнулись в снег, отбивая земные поклоны.
— О чём же с ним говорить? — спросил пузатый.
— Оно всё должно ведать! — льстиво ответил инок. — Чудо дуплянское, скажи, что ждёт нашу обитель?
«Ну, скоморошья душа, не теряйся!» — мысленно подбодрил себя Петруха.
И, стараясь басить, как Грек, сказал:
— Позор и горести…
Внизу заволновались.
— Скажи нам, чудо дуплянское, за что позор и горести обрушатся на обитель нашу? — спросил пузатый.
— Невинного вором нарекли… — ответил Петруха, замирая от страха.
Монахи заговорили все вместе:
— Это про скомороха…
— Нужно идти отцу игумену доложить.
— Чудо про всё знает!
— Ещё что спросить?
— Пусть отец игумен сам вопрошает…
— А вдруг в дупле сидит кто? — обеспокоенно молвил пузатый старец. — Проверить нужно… Инок Власий, ты помоложе да полегче, слазий-ка, взгляни…
Инок вначале было заартачился, но потом изъявил согласие.
— Но вы подсадите меня, братья! — потребовал он.
Монахи завозились у сосны. Власий раз или два плюхнулся в снег, наконец ему удалось вскарабкаться по стволу к самому дуплу, уцепиться за его край.
— Суй в него руку, не бойся! Шарь лучше! — подбадривали его снизу.
— Пусто… — пыхтя, отвечал Власий. — Нет ничего… A-а… Нашёл! Мать пресвятая богородица!.. Икона чудотворная!
Власий начал спускаться, сорвался, упал в сугроб, выскочил из него, отбежал…
Петруха увидел его обалделое лицо и чуть не расхохотался.
Монахи сгрудились, рассматривая икону.
Потом подошли все вместе к сосне, запели молитву.
Снова раздались звуки падающих тел — видимо, опять начались поклоны.
Потом заскрипел снег: монахи поспешно удалились.
В лесу заметно потемнело, солнце уже почти скрылось.
Петруха, как бельчонок, высунулся из дупла, огляделся — никого.
Заслонил дыру корой. Прицелился, ухватился за сук, перелез по нему на соседнюю сосну, спустился на снег.
Нацепил дощечки от бочек на лапти, прикрутил их жилками, побежал обгонять монахов.
Когда монахи входили в монастырь, Петруха уже как ни в чём не бывало сидел на крыльце богомазни и растирал краски.