Петрушка – душа скоморошья (Бывальщина) - Привалов Борис Авксентьевич. Страница 16

Лука радостно хлопнул Петруху по спине: знай, мол, наших. Удар был так силен, что Петруха чуть пищик не проглотил.

Бородач, весело подмигнув, пробасил:

— Тебе бы не богомазом, а скоморохом быть!

— Тут что такое? — раздался недовольный старческий голос в сенях. — Ехать надо, а здесь позорище устроили!

Обозный старец втиснулся в избу, цыкнул на возчиков. Потом разглядел Петруху, стоящего посреди горницы.

— A-а, служка богомазов… Это ты глумление учинил?

— Нет, отче, не я, — Петруха протянул к старцу руку, на которой вертелась голова Воеводы, — вот он…

— Тьфу, игра бесовская! — Старец в сердцах стукнул посохом об пол. — Чтоб духу твоего, скоморошьего, в обозе не было! Свят, свят, свят!.. — перекрестился старец.

— Несподручно, отче, одного парнишку в дороге-то бросать, — осмелился сказать бородач, в то время как другие возчики старались побыстрее и бесшумнее покинуть избу.

— Как я сказал, так тому и быть! — снова стукнул старец посохом. — Не потерплю глумца в обозе монастырском!

Старец всем телом, медленно, как чёлн на тихой воде, повернулся и выплыл из избы.

В горнице остались трое — Петруха, Лука и бородач.

— Мальцу-то в город Колядец надобно, — доверительно сказал Лука бородачу. — Там у него родичи.

— Довезём до Бельцов, авось старец не углядит, — усмехнулся бородач. — Пусть на моём возу едет. Укроем холстиной — как у бога за пазухой поедет.

— А от Бельцов тебе всё равно с нами не по пути, — взъерошил Петрухе вихры Лука. — Там тебе через Острожец — примечай, богомаз! — потом через Путятин прямо на Колядец. Уразумел?

— От Бельцов через Острожец и Путятин, — повторил Петруха. — Как не понять, это не молитва.

— Самый ближний путь, — подтвердил бородач. — Ну, пора.

Они простились с хозяином-бобылём, вышли из избы. Вокруг возов суетились возчики, слышалось лошадиное ржание, крики.

Бородач отвязал угол холстины, прикрывавшей воз, откинул его, как полог:

— Лезь быстрее, богомаз!

Петруха юркнул в щель между мешками, затаился. Холст опустился. На воз со стороны посмотреть — ничего не приметишь. Разве одним мешком больше стало!

Бородатый взял вожжи, сел так, чтобы Петрухе теплее было, прикрыл его полами зипуна.

Сани дёрнулись. Обоз пополз по дороге.

На следующем возу сидел Лука и, вроде бы разговаривая сам с собой, давал Петрухе советы:

— А ежели холодно будет, ты то место потри посильнее. И шевелись, шевелись, ходуном ходи… Хлеба я тебе захватил у хозяев. Захочешь есть — кликнешь… В Бельцах иди в кружало — там у меня кум. Заночуешь…

В полумраке, под холстом, головки Воеводы и Скомороха доверчиво смотрели на Петруху угольками глаз, и это так веселило его, что даже злой обозный старец казался ему лишь смешной куклой.

«Если бы его в рост вылепить, с животом! Сколько бы на него хлебного мякиша пошло? — весело подумал Петька. — Полвоза, не меньше!»

Лошадь побежала быстрее. Комья от копыт мягко ударялись о сани.

Снег похрустывал под полозьями, как поджаристая корочка на свежем хлебе.

БЕЛИЦКОЕ КРУЖАЛО

В Бельцы обоз пришёл незадолго до захода солнца.

— Слава богу, дотемна поспели! — обрадовался Лука.

Порядком продрогшего Петруху бородач и Лука сразу повели в кружало — к куму.

Кружало оказалось заполнено нищими. Оборванные, в лоскутьях, некоторые босиком, они сидели, стояли, лежали.

Кое-кто из нищих спал, некоторые играли в зернь: бросали на пол костяные кубики, раскрашенные в чёрный и белый цвет. Загадывали: какой стороной упадёт? Кто отгадывал, щёлкал проигравшего по лбу.

Длинные столы — простые доски, положенные на колоды, — пустовали: у нищих не было денег, чтобы купить какую-нибудь еду.

Хозяин кружала, кум Луки, мужик с небольшой светлой бородкой и редкими, словно прозрачными, волосами на голове, обрадовался возчикам: наконец пришли настоящие посетители.

Лука показал Петрухе на высокого, в коротком, не по росту, зипуне, мохнатоголового мужчину, который бросал кости.

— Это нищих атаман! — прошептал Лука. — Они ведь артелями ходят. Я его прежде встречал — лютый мужик. Да не тебе их бояться, чего с тебя взять!

Но возчики не успели сесть за стол, как в кружало втиснулся обозный старец.

Петруха спрятался за широкой спиной бородатого возчика.

Старец, как увидел нищих, в лице переменился, молвил вошедшим за ним обозным:

— К вечеру успеем до Засолья доехать. Десять вёрст всего, там и заночуем.

Не обращая внимания на почтительные поклоны хозяина, старец повернул к выходу:

— По возам, мужичьё!

— Зря ты, отче, нас убоялся! — хрипло произнёс атаман нищих. — Мы же не бродяги, а калики перехожие, по святым местам ходим, духовные песни поём.

— Знаю я вас, воры! — ругнулся старец, вылезая в дверь.

— В одежде и пень барин! — засмеялся атаман, подбросил кости в воздух, ловко в одну ладонь поймал их.

— Вот, Петрушка, что получается, — развёл руками Лука. — Поехали, значит.

— Ты, кум, — сказал бородатый возчик хозяину, — парню помоги до Острожца добраться. Наш Петрушка-богомаз не так прост, как кажется: кукольную комедь представлять может. С ним от скуки не заснёшь.

— Присмотри за парнем, кум, — попросил и Лука. — Он к родичам добирается, в Колядец.

Возчики простились, ушли.

Погрустневший Петруха уселся на лавку, возле стола. Уж сколько раз за последние дни ему приходилось терять так счастливо найденных товарищей!

С улицы слышны были ржание лошадей, скрип полозьев, крики возчиков, — обоз уходил.

Солнце ещё не зашло, но в кружале стало темно.

Хозяин поставил на стол зажжённую лучину. Взглянув на печального Петруху, подбодрил парнишку, по голове даже погладил:

— Завтра, Петруша, поутру тебя в Острожец отправлю. Беспременно случится какая-нибудь оказия. Тут место бойкое.

Первое время Петруха сидел неподвижно, наслаждаясь ощущением тепла, всё глубже и глубже проникающего в промёрзшее тело. Потом вынул из-за пазухи головки Скомороха и Воеводы, положил их на липкую доску стола.

Достал слежавшийся мякиш, помял его пальцами — крошится.

Головки кукол уже потрескались, вот-вот развалятся.

Эх, если бы глины достать! Помнится, скоморохи-кукольники всегда лепили кукольные головы из глины. Да ещё раскрашивали их!

Хозяин, почёсывая свою светлую бородёнку, подошёл к Петрухе, почти лёг животом на стол, спросил:

— Сам лепил? Али помогал кто?

— Сам.

— А у меня глинка есть, — сказал хозяин. — Печь намедни обмазывали. Дымила очень, прохудилась чуток.

У Петрухи загорелись глаза:

— Дяденька, родимый, дай глинцы, а?

Подошёл мохнатоголовый атаман нищих, посмотрел на кукольные головы, прохрипел:

— Дай ему, хозяин, глинцы… И кудели поболе. Да клюквы горстку…

Хозяин опасливо покосился на атамана и пошёл в примыкающую к кружалу избу.

Несмотря на угрожающий вид и хриплый голос, атаман оказался разговорчивым и добрым человеком. Он тут же подозвал какого-то старика, выгреб у него из кармана пригоршню мелких, как крупка, разноцветных камешков.

У другого нищего, который, к большому удивлению Петрухи, оказался старухой, атаман взял несколько ветхих, но ещё сохранивших цвет лоскутов.

— Будем куклы мастерить, — сипло сказал атаман и по-приятельски обнял Петруху. — Видел я, как скоморохи их делают, но самому не приходилось. Ну да мы тут не в чистом поле, не одни, братия нам поможет! — Атаман весело оглядел нищих. — Экая артель!

— В артели и каша гуще! — откликнулся, подбираясь к столу, за которым сидели атаман и Петруха, одноногий мужик с костылём.

— Тебе бы не каши, а ржаного молока! — крикнула старуха нищенка. — На хлебное вино костыль променять готов!

— А тебе, старой карге, только на помеле летать… — начал было одноногий.