Телохранитель (СИ) - Колдунов Аполлинарий Христофорович. Страница 20
Розанов осторожно ощупал раненую руку Ленина. Обнаружил перелом плечевой кости. Выпрямился, многозначительно взглянул на стоявшего рядом Сергея и врача В.А.Обуха.
— Пожалуйста, Владимир Ильич, не двигайтесь и не разговаривайте.
Втроем вышли в прихожую.
— Тяжелое ранение, — сказал Розанов. — Очень тяжелое. Но организм у Владимира Ильича сильный. Будем надеяться на лучшее.
От этих слов Сергей похолодел. Ведь ответственность за жизнь Ленина была поручена ему. И что? Он ничего не смог сделать.
Врачи пришли к мнению, что пуля, к счастью, не задела больших сосудов шеи.
— Вы молодец, — сказал Розанов Сергею. — Мне немного рассказали о случившемся. Хорошо, что вы успели пригнуть Ильича. Пара сантиметров выше и мгновенная смерть.
— Сколько у него ранений? — спросил Сергей.
— Два, — ответил Розанов. — Вторая пуля пробила верхушку левого легкого слева направо и засела около грудно-ключичного сочленения. Да, еще пробит пиджак под мышкой, но этот выстрел не причинил ему вреда. Полагаю, — подытожил Розанов, — извлекать пули сейчас не будем.
— Пожалуй, повременим, — согласился Обух.
Все вернулись в комнату, где лежал Ленин. Возле него сидела Крупская. Увидев вошедших, Ленин хотел что-то сказать, но Розанов предупреждающе поднял руку.
— Нет, нет! Никаких вопросов!
Ленин слабо улыбнулся:
— Ничего, ничего. Это со всяким революционером может случиться. Доктор, — продолжал Ленин, — вы коммунист?
— Да, Владимир Ильич.
— Тогда скажите откровенно, скоро ли конец? Если да, то мне нужно кое с кем обязательно поговорить.
Розанов успокаивающе провел по руке.
— Нужно смотреть правде в глаза, — заметил Ленин, — какой бы горькой она ни была.
Правда действительно была горькой.
Каплан доставили в Замоскворецкий Военный Комиссариат. Первый допрос произвел председатель Московского трибунала Козловский. Когда приехал Сергей и спросил о первых результатах, Козловский ответил ему:
— Сергей, эта женщина произвела на меня крайне серое, ограниченное, нервно-возбужденное, почти истерическое впечатление. Держит себя растерянно. Говорит несвязно и находится в подавленном состоянии. Хотите услышать мое мнение по поводу происшедшего?
— Конечно, — сказал Сергей.
— Я считаю, это дело рук эсеров. И хотя Каплан отрицает это, и связь с петроградскими событиями, мне кажется четко прослеживается рука правых эсеров.
— Поживем — увидим, — ответил Сергей.
То, что женщина находится в состоянии глубокого психологического шока, Сергей понял сразу. Ему было достаточно взглянуть на Каплан. Речь ее порой становилась бессвязной, похожей на бред.
— …я сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному убеждению.
Кроме Сергея в комнате для допросов присутствовал председатель Московского революционного трибунала Дьяконов. Кроме этого, что вызвало большое удивление Сергея, приехали сотрудник ВЧК Фридман и сам Яков Свердлов.
Свердлов начал допрос агрессивно:
— Кто вы? Фамилию свою назовите… — И тут же переход, — кто вам поручил совершить это неслыханное злодеяние?
Сергей почему-то подумал: «Как-то фальшиво звучит у Якова негодование. Странно».
Свердлов продолжал допрос. Он требовал от Фанни хоть каких-либо доказательств того, что стреляла действительно она. При этом Яков совершенно не хотел слушать Сергея, который пытался объяснить ему, что стрелков, по-видимому, было двое. Причем в Ленина попала не Фанни, а снайпер из дома напротив. Но Яков и слушать не хотел не про кого снайпера. Сергею он безапелляционно заявил, что слово такое слышать первый раз, а оптические прицелы — буржуазные выдумки.
Сергей понял, что доказать что-то Свердлову бесполезно. Но если сначала он списал все на волнение, то потом задумался — а так ли это?
Свердлов тем временем добился от Каплан признания в том, что стреляла она. Однако никаких подробностей покушения Фанни сообщить не могла: «Сколько раз я выстрелила — не помню». Сергей в это поверить мог. Он лично видел глаза этой больной женщины в момент выстрелов. Но ведь даже тогда, он не был уверен, что стреляла она. «Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить о подробностях».
«А вот в это поверит тяжело, — подумал Сергей. — Так может отвечать, либо действительно ничего не зная, либо скрывая сообщников, если, например, террористов было двое. А в этом я не сомневаюсь», - подумал Сергей. Сейчас это стало совершенно очевидным фактом.
«Я совершила покушение от себя лично», - продолжала Каплан.
Сергей уже внимательно прочитал протоколы допросов других свидетелей. По поводу снайпера никто ничего вразумительно сказать не мог. Но также никто не мог опознать Каплан как стрелявшую. А вот это было очень странно.
Чем больше Сергей слушал Каплан, тем более у него росла уверенность, что он не ошибся тогда, во дворе завода, снайпер был, несмотря на все возражения Свердлова. Все говорило в пользу этой версии. Но почему Яков так упорно от нее отказывается?
Неожиданно Каплан скривилась, как будто у нее что-то болело.
— Вам плохо? — спросил Сергей.
— Если можно, — тихо ответила Фанни, — дайте мне что-нибудь положить в ботинки в стельки. Там вылезли гвозди, ужасно натерло ноги.
Сергей оглянулся вокруг. Ничего подходящего под рукой не было. Он увидел несколько разорванных конвертов.
— Это подойдет? — спросил он, протягивая их Фанни.
— Да, спасибо, — тихо ответила она, развязывая шнуровку ботинок и кладя туда конверты. Что-то в ее облике заставило дрогнут сердце Сергея. Он взглянул на Свердлова, но на того, эта сцена не произвела никакого впечатления. Он что-то писал, потом поднял голову и обратился к Каплан:
— Я думаю, у вас есть еще много что сказать…
— Я сказала все.
— Я не ошибаюсь, — все также настойчиво продолжал Свердлов. — Вы утаиваете главное — сообщников и руководителей покушения…
Фанни заплакала. Ей сейчас хотелось только одного — чтобы все эти люди ушли и оставили ее в покое. Ведь на самом деле, она так до конца и не могла понять — стреляла она или нет? Но ведь она во всем созналась. Так почему же они не оставят ее в покое? Чего еще они добиваются?
На вопросы она отвечала машинально, что-то отрицала, что-то подтверждала. Что? Ее охватил ужас: не сказала ли чего лишнего? Нет… Нет… Буду говорить только о второстепенном… Только о себе… О главном молчать, молчать…
Она все еще плохо слышала. Только звон в ушах. Звуки выстрелов. Гул разъяренной толпы.
— Сколько вам лет? — услышала Фанни голос Сергея. Она вздрогнула как от пушечного выстрела. Разом слетело оцепенение.
Фанни прикрыла глаза. Перед ней пронеслись мгновенные видения: заводской двор, автомобиль с открытой дверцей. Ленин… И револьвер, бьющийся в ее ослабленной руке.
— Сколько вам лет? — повторил вопрос Сергей.
— Двадцать восемь, — наконец ответила Каплан.
— Яков, — позвал Сергей, — можно тебя на секунду.
Они вышли из камеры.
— Яков, давай прервемся и дадим ей отдохнуть, — сказал Сергей. — Всем надо отдохнуть.
Свердлов удивленно посмотрел на Сергея.
— Я не понимаю тебя, — ответил он, — ты хочешь прервать допрос убийцы Ленина?
— Да, — раздраженно сказал Сергей. — Именно этого я и хочу. Я уже пытался тебе объяснить, что она не убийца. Или не только она… Стреляли еще. Про снайпера, — при этих словах Свердлов досадливо поморщился, — да, да, Яков, именно про снайпера, я имею определенную информацию. А Каплан нам просто подставляют.
Эти слова удивили Свердлова, но, тем не менее, он согласился с мнением Сергея и сказал с неохотой:
— Хорошо. Я тебе верю. Давай остановимся на сегодня. Возможно, ты прав, нам надо отдохнуть.