Зита. Десять шагов до войны (СИ) - Журавлев Владимир Борисович. Страница 2

Сергей Лебедь недовольно приложил карточку к декодеру замка. Надпись подмигнула ему.

– Сука! – огрызнулся в ответ он.

Ну не любил он – ни надпись на декодере, ни звание супруги. Вероника Лебедь, по новой табели о рангах – лейтенант жилищно-эксплуатационной службы. А у него – всего лишь сержантский шеврон на рукаве коммунальной робы. Начальница, подумаешь! Сука. Красивая. Все же добилась своего, мужики на работе боятся выпить! Последней радости лишила, как теперь жить, а? При такой адовой загрузке только выпивка и спасает, но что б она понимала? У нее своя жизнь в административной зоне – с рестораном, служебным фитнесом, парикмахерской и директором Давидом! Сука.

Ботильоны жены красовались в прихожей на привычном месте. Значит, уже пришла. Хорошо ей, свободный рабочий день, цокай себе по торговому комплексу, когда хочешь, хоть бы раз с них навернулась!

В прихожую на мгновение заглянула симпатичная мордашка в обрамлении черных кудрей, округлила изумленно глаза. Сергей скривился. Так называемая дочь. На папу и маму не похожа, зато похожа на директора Давида. Толстозадое, неповоротливое существо, не умеющее в свои шесть лет говорить. Или не желающее – тупого упрямства у отродья на десятерых.

Он расстегнул защелки шлеи, сбросил униформу прямо на пол и, как был в каспере, так и потопал в душевую. Вероника терпеть не могла рабочую форму на полу, ну, так ей и надо, пусть и дальше не терпит. А ему удобно, вот!

Вероника развернулась к нему от зеркала, в лосинах и корсете поразительно юная, похожая на девочку, в которую он когда-то влюбился на свою голову. Возмущенно округлила глаза:

– Серый, ты представляешь, она новые обтяжечки порвала! Специально! Я только что купила, августовскую социальную карточку на нее истратила, а она раз – и пополам их! И выбросила, представляешь?!

Якобы дочка стояла рядом и искательно улыбалась ему. Раздражение накатило волной. Он поймал девочку за руку, развернул и треснул от души. Она не дернулась от боли, как обычно. Качнулись кудряшки, голова развернулась, темные глаза посмотрели недоуменно.

– Вот скотина! – донеслось до него задумчивое. – Девочку бить? Думаешь, я с тобой не справлюсь? Зарежу во сне. Садист.

Рука, приготовленная для следующего удара, невольно опустилась. Сергей вдруг понял, что она действительно может. Подойдет ночью и ткнет ножом. В горло. Как он ее иногда лупцует – запросто может.

– Кавказское отродье! – выругался он и ушел в душевую.

Далеко не сразу до него дошло, что девочка заговорила. А когда дошло, он рассердился. Горское племя! Ну что б ей с «папа-мама» не начать, как детям положено? Нет, сразу – «зарэжу!» Первое слово!

Дверь в душевую он не закрыл. Типа стесняться некого. На самом деле в глубине души жила надежда, что заглянет Вероника. Как в юности. Спинку потереть, то-се… Не заглянула, и он в очередной раз смертельно обиделся. Ей что, трудно?! Конечно, ей незачем, она теперь к Давиду заглядывает! Так что строгое личико так называемой дочери появилось в дверях неожиданно. Он обмер от страха. Нож, у нее нож! Пригляделся… нет, расческа. Ф-фух. Без ножа заявилась. На этот раз. Скользнула равнодушно взглядом по его мужским достоинствам, словно сотню лет их видела, и уставилась в глаза.

– Кто я? – раздалось требовательное.

Он чуть не упал от удивления. Нормальный вопрос, да? От шестилетней дурочки, еще вчера не умевшей говорить!

– Кавказское отродье! – прошипел он. – Иди отсюда!

– Не дочь, да?

Девочка подумала. Поглядела на его руки.

– Не трясись, не трону. Простила. Но больше чтоб не бил. Слова понимаю.

– Будешь пакостить – руки поотшибаю! – пригрозил он по привычке.

Девочка подумала.

– Штаны в обтяжку для толстухи – очень некрасиво, – рассудительно сказала она в результате. – А сердечко промеж ног – очень неприлично, неужели непонятно? Надень прозрачные колготки, чтоб причиндалы было видно, с сердечком на заднице, и пройдись по улице – сразу осознаешь! Мне юбки нужны, до колена, понятно? Лучше плиссированные.

Оглядела его строго, кивнула своим мыслям и ушла. Он не сразу понял, о чем она. Посмотрел на свои руки. Пальцы мелко подрагивали. Б-р-р, жуть какая. Ну ее к черту. Вероника нагуляла? Вот пусть и воспитывает.

Она провела пальчиком по сенсору замка, тихонько открыла дверь, спустилась по лестнице, разблокировала еще один замок и вышла во двор. Понаставили замков, как в тюрьме, еще и надзирателя во дворе посадили! Зачем, спрашивается? Нет ответа.

Родители ее уходу не удивились, она и раньше так делала – выходила, чтоб позвать к ужину брата. Да они ее ухода и не заметили – ругались увлеченно на кухне. Все как обычно.

Как правило, она выходила и маячила молча в сторонке, пока брат не соизволял обратить на нее внимание. Но сейчас ей требовалось подумать без помех.

Во дворе, несмотря на вечер, кипела жизнь. Бормотал репродуктор радиационной опасности под аркой, играли в карты за столиками на детской площадке, пацаны носились по спортплощадке с мячом, тетки о чем-то рассуждали возле доски объявлений, девчонки играли в догоняшки – и дворовый надзиратель торчал в будочке-стакане, так называемый смотрящий. Обычный вечер обычного первого августа две тысячи пятьдесят пятого года. Обещали в ближайшее время открыть интернет, говорили, что там будут выложены бесплатные фильмы, может, даже западные, но пока что все развлечения сосредотачивались во дворе. Не телевизор же смотреть. Там всего-то три канала, и всё смотренное-пересмотренное не по одному разу.

Она тихонько пристроилась подальше от спортплощадки. Итак, прежде всего: она – девочка. Шесть лет, через месяц первый раз в нулевой класс. Неразвитая, малоподвижная. В семье – нежеланный ребенок. Кавказское отродье? Ну… да. Отродье она бы исключила, а так – один в один грузинка. Или осетинка. Или черкешенка. Или… да много их, на русский неопытный взгляд одинаковых с лица. При том, что родители вроде бы русские. Что-то крылось в ее появлении на свет не очень приличное. Как будто залетела маменька по пьяни от собственного начальника. Случайно.

Отец… Тяжелый случай. Хотя мужчина красивый. Рослый, светловолосый, челюстью кирпичи можно ломать – настоящая арийская бестия. Атлет, и мужское достоинство ого-го какое. Форма у него красивая, вся в ремнях, мужественная такая. Она, как увидела отца впервые, так сразу и влюбилась. Ну настоящий папа! А он как даст по почкам, аж в глазах потемнело…

Она помрачнела от неприятных воспоминаний. Отец ее за родную не считает, вот в чем проблема. Правильно не считает, чужая кровь у нее на лице пропечатана, но… бить, да со всей силы? Прирезать бы гада, как обещала!

Она подумала и со вздохом решила, что резать пока что рано. Папа у нее один, его надо беречь. Да и не гад он, а… пацан. Испугался ее, как маленький шкодник. Знает, что неправ! Значит, можно воспитать. Подружиться с ним? Ну… а почему нет? Глазки ему состроить, приласкаться…

Она вспомнила, как получила по почкам, и снова помрачнела. Тут приласкаешься, как же. Ну почему так? Ей же так мало от отца надо! Чтоб относился к ней с нежностью, только и всего, разве это так сложно – проявить нежность к маленькой девочке? Ну и что, что чужая?

Переборю, решила она упрямо. Окружу заботой, вниманием, лаской, он и поплывет. Забота и ласка всем нужны.

Мама. Ух, мама. Совсем другого поля ягодка. Яркая, стильная. Отцу не подходит совершенно. Она бы органично смотрелась в сопровождении какого-нибудь важного товарища. Очень-очень важного, уровня министра. А живет с папой. Папа, он… вахлак, как говаривали в деревнях. Простой, недалекий работяга. А вот мама… о, у нее есть запросы! Жаль только, что в ее жизни для дочки места тоже нет. Для мамы она… родная, конечно, но еще более нежеланная. Надо полагать, именно из-за нее в семье раздрай. Она – постоянное напоминание маминого блуда, тут не изменить, не исправить. Кавказ не заметить – слепым надо быть.