Букет для улитки (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 23

И стартовало пиршество. Миссис Шо, дождавшись, чтобы голод гостей после долгой экскурсии был в первичном плане удовлетворен, потребовала продолжения гипотезы о продвинутых космических цивилизациях, об их квази-живых кибер-зондах — солнечных парусниках, и о перспективах человечества при таком раскладе. Юлиан Зайз кратко, но информативно изложил все это (тут пригодилась спонтанная репетиция на арго-лодке).

Несколько минут Фанни Шо размышляла над услышанным, а затем вынесла вердикт:

— Улитка-спрут — это хорошая идея. Пальмовые воры тоже хорошая идея. И межзвездная солнечно-парусная кибер-губка — опять-таки, хорошая идея. Но твои выводы не годятся вообще и категорически. Ты слишком увлекся тезисом последнего шанса. Якобы, если человечество не выскочит из этого треугольного беличьего колеса прогресс-стагнация-регресс, то все пропало. Поворот к регрессу станет последним в истории homo sapiens. Знаешь, что говорил жрец египетского Саиса эллинскому философу Солону? «У вас и прочих народов всякий раз, едва успеет выработаться письменность и все прочее, что необходимо для городской жизни, вновь с неба падают потоки, словно мор, оставляя в вашей среде лишь неграмотных и неученых. И вы опять начинаете все сначала, будто заново родились, не зная о бывшем времени в нашей стране или у вас самих. Взять те родословные, Солон, которые ты излагал. Они почти ничем не отличаются от детских сказок. Так, вы храните память лишь об одном потопе, но их было много до этого».

— Это у Платона, диалог «Тимей», — заметил Юлиан.

— О! Как мило, что ты читал Платона.

— Вообще-то, Фанни, я читал у Платона только это, и только потому, что участвовал в экспедиции-поиске затонувшей Атлантиды.

— О, это чертовски интересно! Расскажешь?

— Да, конечно, — согласился он, но тут встряла Жаки.

— Слушай, бабушка, вообще-то я во многом не согласна с Юлианом, но тут он прав. Во времена Платона на Земле жило 100 миллионов людей. Сейчас 8 миллиардов. Ресурсы планеты почти исчерпаны. Биосфера расползается, как ковер, побитый молью.

Миссис Шо радостно похлопала в ладоши.

— О! Крошка! Ты породила красивую поэтичную метафору! У тебя талант! Бросай эту унылую работу в полицейской спецслужбе, и пиши книги. У тебя отлично получится.

— Бабушка, я подумаю об этом, но давай не уходить от темы. Число шансов наверняка ограничено. Если цивилизация растет так, что не успевает подстроиться к ресурсным возможностям планеты, то наступает коллапс. Как у плодящихся леммингов в тундре.

— О! Крошка! Еще одна красивая метафора.

— Дело не в красотах, а в практике, — пробурчала Жаки. — Надо что-то делать, но дурные комиссии по глобальным проблемам занимаются лоббизмом и дележом бюджетов.

— Гм… — отозвалась Аслауг Хоген. — Для этого они и создаются, вообще-то.

— В смысле? — переспросила стажер-эксперт.

— В смысле: комиссии по глобальным проблемам создаются для лоббирования жутких налогов на мясо и на эмиссию парниковых газов, надувания бюджета и его сливания в ветряки, стимулирования исламских мигрантов, запрета дизеля, закрытия всех атомных проектов… Если моя мама поминает политэкономию, то говорит: поверь, детка, когда я решила родить тебя, то не ожидала, что вокруг сделается такое дерьмо.

— А я — случайность, — сообщила Жаки, — курортный роман моей мамы с одним парнем.

— С моим сыном, — уточнила миссис Шо. — Он очаровательный оболтус. Удачно, что ты, крошка, пошла в него внешностью, а не стилем поведения.

Стажер-эксперт взъерошила свою стрижку клочками в стиле субкультуры нео-эмо.

— Вообще-то, бабушка, кое-что я унаследовала от его стиля. Так говорит мама…

— Что ж, — миссис Шо улыбнулась, — твоей маме виднее.

— И, — продолжила Жаки, — давайте не уходить от темы. Мы говорили о коллапсе.

— Да, крошка, я помню. И если бы ты больше интересовалась общей историей, то легко заметила бы, что цивилизации имеют запас прочности не более, чем 300–400 лет. Это прослеживается от египетской Пятой династии 4500 лет назад. Так и запас прочности модернизма, начавшегося с британской Славной революции, подошел к пределу. Если смотреть в прошлое, то схема та же. Ренессанс. Имперское средневековье. Феодальная раздробленность. Имперский Рим. Античная республика…

— Подожди, бабушка! Ты забыла про исчерпание ресурсов!

— Крошка, это не ново. Вторжение Аттилы в V веке тоже казалось Концом света. Но в результате, после битвы на Каталунских полях, все постепенно уравновесилось.

— Гм… — снова подала голос Аслауг, — сегодняшняя цивилизация такова, что больше половины населения развитых стран — бытовые олигофрены, уверенные, что продукты материализуются из банковских кредитов прямо в супермаркете. Они настолько слабо понимают реальное происхождение пищи и бытовых вещей, что не смогут выжить без урбанистической теплицы. Первый мир не выдержит новых Каталунских полей.

Миссис Шо пожала плечами, и прожевала кусочек рыбы.

— Что ж, значит, человечество начнет следующую эпоху без Первого мира.

— Бабушка! Такой фатализм просто антинаучен! Будто от людей не зависит ничего!

— От людей зависит все, — ответила миссис Шо. — Но посмотри на нас. Три поколения. Среднее не представлено за столом, но ладно. Итак, три поколения, начиная с моего, выросшего при НТР. От нас зависело все, и когда я была в твоем возрасте, казалось, у человечества четкий ориентир вперед и вверх. С каждым годом — все больше свободы, благосостояния и практической креативности. Как будто указатель «1000 лет главная дорога». Мир катился по карте НФ-эпоса «Одиссея» Артура Кларка. И когда в 1997-м Артур Кларк дописал книгу «3001: Последняя Одиссея», мы вместе с нашими детьми, успевшими закончить университеты, возмущались, что программа освоения Луны так тормозит, хотя радовались началу работы первого марсохода «Sojourner» и отправке к Титану, спутнику Сатурна, первого сверхдальнего планетарного робота «Гюйгенс». Но внезапно, где-то накануне 2010-го, мы осознали, что мы в заднице. Как тут правильно заметила Аслауг, в конце 1990-х это было еще незаметно. В общем, мы прошляпили, а младшее поколение… Твое поколение, крошка… Смирилось с Концом света.

Жаки Рюэ возмущенно взмахнула руками:

— Ничего подобного! Никто не смирился! Но наш мир стал сложным, поэтому не очень понятно, что делать, чтобы вырулить из дерьмовой ситуации!

— Куда вырулить? — поинтересовалась миссис Шо.

— В смысле? — не поняла стажер-эксперт.

— Крошка, смысл спрашивать дорогу есть, только если знаешь, куда хочешь попасть.

— Нет, бабушка. Не только! Если мы в болоте, то надо сначала выехать из него! Надо выехать из рецессии. Рецессия — первое слово, которое я выучила в детском садике. Я понимала это так: в детском садике дерьмово потому, что рецессия. К счастью, мама достаточно быстро преодолела некоторые предрассудки и подбросила меня к тебе.

— Да, — миссис Шо улыбнулась, — это была превосходная идея. Пусть из моего сына не получился толковый папа, зато из меня получилась толковая бабушка.

— Лучшая на свете! — воскликнула Жаки, наклонилась и чмокнула ее в щеку.

— Как это мило, крошка! Ну, а теперь: как ты представляешь себе выезд из рецессии?

— Э-э… Вообще-то, я не экономист. Наверное, что-то вроде перемещения капитала из спекулятивного сектора в производственный, с перезапуском НТР. Что, я не права?

Аслауг Хоген снова произнесла «гм». Жаки повернулась к ней и повторила вопрос:

— Что, я не права?

— С одной стороны, ты права, — ответила голландка-физик, — действительно, выход из рецессии происходит так, а не иначе. С другой стороны, перезапуск НТР — фатальная катастрофа сложившейся политической системы. Роботопродукционный расстрел.

— Что-что? — удивилась франко-метиска.

— Крошка, это очень просто, — сказала миссис Шо, — помнишь, в детстве я читала тебе сказку братьев Гримм про волшебный горшочек?

— Э-э… Про горшочек, который сам варил кашу, эту что ли?

— Да, крошка, именно эту. Такова предполагаемая Пятая Индустриальная революция, называемая еще перекрестной роботизацией. Волшебный горшочек, который требует минимума трудозатрат и стремительно создает изобилие. Вспомни в той сказке итог одного дня варки одного волшебного горшочка.