Букет для улитки (СИ) - Розов Александр Александрович "Rozoff". Страница 35

— Круто! — воскликнула девчонка-тинэйджер, а ее приятель, уже включивший камеру на планшетнике, пояснил:

— Я заливаю все online на наш блог. Скажите, комиссар, может надо что-то сообщить?

— Советуйте всем держаться вдали от порта, а если кто-либо ближе трех километров, то следует держаться вдали от домов со слабыми кровлями и водосточными трубами и от больших стеклянных конструкций вроде витрин или панорамных окон. Надо четко без промедления выполнять рекомендации экстренных служб. Это главное правило.

— OK, комиссар. Я напишу это текстом для тех, кто не смотрит видео-стрим.

— В городе уже паника, — произнесла Лаура, прокручивая новости на своем смартфоне.

— Насколько сильная паника? — спросил Тарен.

— Черт знает, однако люди бегут не только из окрестностей порта, но вообще из Лиона. Какой-то пранкер залил в интернет фейк, будто в порту взорвалась такая бомба, как на курорте Шванзее. Радиация со всеми сопутствующими радостями.

Столетний дедушка немедленно прокомментировал:

— Люди стали дурные и трусливые. Я помню, в мае 1944-го, в конце оккупации, когда союзники бомбили Лион, люди вели себя разумно, хотя было намного опаснее.

— Тогда было другое время, мсье Дасси, — сказал Вейнар.

— Отговорки! — проворчал дедушка, затем похлопал Тарена по плечу. — Скажи-ка, когда взорвутся газгольдеры, сколько времени будет у нас от вспышки до взрывной волны?

— Примерно 10 секунд, — ответил майор-комиссар.

— Это хорошо! — дедушка улыбнулся. — Значит, после вспышки мы успеем укрыться за стойкой. Я думаю, никому не хочется получить кучу битых стекол в морду.

— Вообще-то, мсье Дасси, на таком расстоянии от эпицентра взрывная волна сможет лишь разбить окна, но не разогнать осколки стекла до опасной скорости.

— Хоть ты и комиссар, а балбес, — проскрипел дедушка. — Знаешь, что сказала монашка, надевая кондом на свечку?

— Береженого бог бережет, — ответил Тарен.

— Поэтому, комиссар, давай сделаем, как я сказал: при вспышке все бегут за стойку.

— А как мы узнаем, что это та самая вспышка? — спросил мальчишка-тинэйджер.

— Не бойся, это ни с чем не спутаешь, — уверил дедушка, затем прислушался к шуму за окнами и брезгливо заявил: — Что за люди пошли в наше дебильное время? Хуже крыс. Крысы, когда бегут с корабля, хотя бы не давят друг друга.

— Крысы бегут лапками, а не колесами автомобилей, — невесело пошутила Лаура.

— Автомобили… — опять брезгливо отозвался дедушка. — Сначала это было толковое изобретение, но когда плутократы сделали из автомобилей — фетиш, все покатилось к дьяволу в ад. Не автомобили стали для людей, а люди — для автомобилей и для всяких других железяк. Теперь люди стали даже не для железяк, а для цифр в компьютере. Я думаю, даже дьявол не смог бы придумать большей пакости. Люди для цифр…

Девчонка-тинэйджер робко возразила:

— Но мир такой большой, что компьютеры, связанные через интернет, необходимы.

— Компьютеры… — проскрипел дедушка. — С ними та же история. Сначала это было толковое изобретение, но когда плутократы сделали из цифр — фетиш, они стали такой пакостью, что даже дьявол… Кажется, я уже говорил про дьявола… Вы, молодежь, не думаете ни фига, потому не понимаете простых вещей. Вот, к примеру: зачем в нашем французском номере социального страхования 15 цифр? Ну-ка, ответь.

— Так установил Национальный фонд статистики, — блеснул эрудицией ее приятель.

Столетний дедушка показал на него пальцем и заявил:

— Я не спрашиваю, какой засраный бюрократ, даром получающий зарплату из наших налогов, установил эту чушь. Я спрашиваю: зачем 15 цифр, если во Франции всего 66 миллионов жителей. Это 8-значное число. На фиг нужны 7 лишних цифр?

— Э-э… Наверное, для удобства.

— Для чьего удобства, мальчик? Кому удобнее запоминать 15, а не 8 знаков? Ну что ты молчишь? Ты никогда не думал об этом? И твоя подружка не думала? Вот вы балбесы. Разучились думать. Иначе бы задумались: что за дерьмо творится с деньгами? Почему наличные деньги, бывшие с сотворения мира, которые можно было держать в кармане, заменяются какими-то компьютерными цифрами через код на банковской карточке?

— Вроде бы, так удобнее, — ответил тинэйджер.

— Кому удобнее? Банку и правительству, чтоб грабить тебя? Кто придумал, что в лавке можно отказываться принимать наличные? Уж точно не лавочники. Лавочнику любые деньги в прок. Банкир хочет все деньги себе, а правительство коррумпировано. Вот ты подумай, мальчик: почему при нормальных деньгах, до этих компьютеров, банк платил вкладчику пять процентов за деньги на депозите, а теперь наоборот: вкладчик должен платить банку полпроцента. Будто банк — платная свалка, а деньги — токсичный мусор. Только почему-то государство заставляет тебя продавать свой труд за этот мусор.

— Не государство, а бизнесмены, владельцы предприятий, — возразила девчонка.

— Ты хорошенькая, но глупенькая, — ответил дедушка. — Все бизнесмены вымерли еще в прошлом веке. Бюрократы хапнули предприятия и просрали. Бюрократы — свиньи хуже коммунистов. Коммунисты хотя бы честно говорят: мы хотим все хапнуть, чтоб люди работали на нас за тарелку супа и койко-место. А бюрократы врут про демократию.

Тут вмешался совладелец ресторана.

— Мсье Дасси, зря вы так обижаете коммунистов.

— Вейнар, ты тоже балбес, — сообщил ему дедушка. — Я понимаю, почему тебе нравятся коммунисты. Потому, что, хотя ресторан вроде бы твой напополам с компаньоном, но никакие вы не бизнесмены. Вы нищие пролетарии с неограниченной рабочей неделей. Скажи, сколько вы должны платить банку за этот ресторан, купленный в кредит?

— Мсье Дасси, а можно я не буду о грустном? И без того какая-то задница, — ресторатор выразительно махнул рукой в сторону окна, за которым полз поток автомобилей, уже уплотнившийся почти до состояния транспортной пробки.

— Не хочешь, не говори, — смилостивился дедушка. — И так по глазам ясно, что ты просто пролетарий, клюнувший на удочку про свободу бизнеса. Теперь пролетарская тупость толкает тебя к коммунистам. Но ты пойми: коммунисты свиньи, потому что…

Тут политэкономический семинар столетнего дедушки Дасси оказался вынужденно прерван: полыхнула ТА САМАЯ вспышка. Будто за окном справа взошло солнце. Все присутствующие в зале ресторана мгновенно метнулись за стойку, как солдаты в ходе огневого тренинга — если вообразить, что стойка это бруствер. И потянулись секунды, неправдоподобно долгие. Затем вдруг мигнул и погас электрический свет. На какое-то мгновение зал был освещен лишь далеким пламенем, и далее последовал удар, даже не похожий на гром от взрыва. Субъективно он воспринимался не как звук, а как жесткое сотрясение, как нокдаун на боксерском ринге. Несколькими секундами позже, посреди полутьмы, расцвеченной хаотичными отблесками далекого оранжевого пламени, ярко вспыхнул луч ручного аккумуляторного прожектора, заранее принесенного Вейнаром.

— Живые, отзовитесь! — машинально приказал Тарен (как на тренингах «действия после масштабного теракта»).

— Мы в порядке! — почти хором, чуть испуганно, подали голос тинэйджеры.

— Я тоже, — добавила Лаура, похлопав его по плечу.

Жиль Вейнар поднял левую руку (в правой он держал прожектор). А дедушка Дасси язвительно произнес:

— Ну что, комиссар, теперь ты понял, зачем монашка надевает кондом на свечку?

— Вот ведь… — отозвался Тарен, глядя на объект, выбивший панорамное окно и теперь торчащий наискосок через половину зала. Сначала подумалось, что это отломанное и деформированное крыло среднего транспортного самолета, к тому же густо покрытое копотью. Но при внимательном взгляде стало ясно, что это фрагмент жестяной кровли, сорванный взрывной волной с крыши какого-то старого дома и брошенный сюда. Тут майора-комиссара отвлек звонок смартфона. Звонившим был полковник Штеллен — он интересовался, где сейчас Тарен. Узнав, что в Лионе, на правом берегу Соны, около 4 километров от порта, полковник спросил, что творится в городе. Тарен ответил, что в данный момент ситуация неопределенная, но разрушения очень серьезные. Штеллен проворчал «Scheisse», после чего сказал, что перезвонит позже, и дал отбой связи.