Точка Выбора (СИ) - Горцев Николай. Страница 33
- Значит так! - каким-то строевым голосом сказал дядя. - Ты с Воеводиным больше не водись. Он тебе никакие таблетки не давал?
- Какие ещё таблетки, дядя!? - возмутился во мне спортсмен-зожник — Ты за кого меня принимаешь?
- Ну-ка не ля-ля мне тут! Давал или нет? - прикрикивал он на меня тихим голосом, когда мы вошли в арку, чтобы никто не услышал эха его слов. - Я тут узнал недавно, что твой Колька наркоман! Может и у тебя с памятью всё...
- Дядя, перестань! - я постарался вернуть его в реальность и высвободил свою руку из его крепкого обхвата. - Хорош уже издеваться! Не наркоман я и не думал никогда употреблять! Я ж говорю, водка палёная. И пацаны подтвердят!
- Угу, не наркоман! - тихо улыбнулся дядя. - Да ты посмотри на себя! У тебя же крыша поехала. Водку ты всегда называл «водярой», и никак иначе. А тут вдруг на тебе! Водка! Какие мы официальные стали.
Дядя остановился, огляделся, убедившись что в квартале, куда мы вошли, нет ни души и никто не слышит разговора. Он указал на меня пальцем и продолжил медленным, негромким, но строгим тоном, как бы чеканя слова:
- А меня ты всегда называл дядей Мишей! Дядьмиш, дядьмиш! А тут вдруг — просто «дядя». Я ж тебя знаю как облупленного, Костик!
- Ну раз знаешь как облупленного, позвони Светке, она подтвердит мои слова.
Дядя снова достал спрятанный сотовый и долго искал номер «Светлана», листая телефонную книгу с самого начала. Я разглядывал его. Это был мужчина лет пятидесяти, худой, темноволосый, со сморщенной кожей простого работяги, какая обычно бывает у тех, кто любит по выходным приговорить «чекушку». Посреди лета он стоял одетый в кофту и кожаную куртку. Куртка была по виду чуть ли не советская — поношенная, потёртая, с потрескавшейся местами кожей. Куртка была расстёгнута и я увидел, что кофта под ней тоже очень старая, кое-где она даже была поедена я молью. Она была бордового цвета и ассоциировалась у меня с советскими настенными коврами и старой деревянной мебелью брежневских времён. Как он ходит в этом в относительно тёплый, пусть и пасмурный день — для меня большая загадка. Обычно старики говорят про себя «кровь не греет». Однако, как мне объяснили в центре, греет не кровь, а колонии полезных микроорганизмов в кишечнике. И у пьющих они, как водится, погибают, оставляя медленно умирать и своего носителя...
Набрав наконец Светлану, дядя поприветствовал её. Больше ему говорить не пришлось. Я услышал в трубке начало длинного монолога. Он начинался со слов:
- Ой, представляете, наш Костя совсем...
Я понял, что сейчас «любимая жена» сама всё доложит моему родственнику. Дядя только тихо мычал в ответ на некоторые её фразы, чтобы поддерживать разговор. Через некоторое время он спросил:
- А точно пьянка? Может...
Жена тут же поняла намёк и дяде пришлось на несколько секунд отстранить от уха трубку, в которой тем временем довольно громко были слышны слова:
- Да нет, что вы, он не такой, да он у меня...
Скорее всего жена перечисляла, какой же я козёл, но наркоманом я на стал и не стану, потому как козёл я хороший, и вообще я её козёл и она меня «любит». В последнем я не сомневался, однако глядя в зеркало на это ожиревшее тело, временами, меня удивлял её выбор. Ну, может когда-то раньше в этой «параллельности» я был другим, может у нас и были чувства. То же, что происходит между нами сейчас, я бы и не стал называть чувствами. Скорее расплатой за прошлые ошибки.
- Понятно всё. Ну вы держитесь с мамой. - подытожил дядя, скинул вызов и недоверчиво посмотрел на меня, убирая телефон в карман.
- Дядь Миш! Ну я правда ничего не употреблял. Водяра это. Точно тебе говорю, водяра! - словно вырвался из меня «монолог параллельного Костика».
- Теперь узнаю. - сказал мягко дядя, однако взгляд его по-прежнему искрил недоверием. - Ладно, пойдём сядем что ли.
Мы направились к шахматным столикам, стоящим во дворе неподалёку от детской площадки. Мой разум стал выхватывать из «параллельной памяти» обрывки образов. Я вспоминал, что уже видел это место, что здесь часто собирались пенсионеры, поиграть в шахматы, шашки и нарды. Иногда резались и в карты. Сейчас же, видимо, все эти пенсионеры на митинге, ностальгируют по советскому прошлому — с проспекта доносились обрывки старых песен, голос напоминал уже покойного в моей старой вероятности Кобзона.
Сев за один из столиков, мы с дядей разговорились. Он посочувствовал мне, и посоветовал обязательно обратиться к «мозгоправу». Я просил дядю Мишу рассказать всё, что он про меня знает, от начала и до конца, внимательно слушал его и вспоминал. Вспоминал не всё, но некоторые вещи из этой параллельности приходили в виде образов и эмоций.
Так я узнал всю историю нашего с матерью пребывания здесь. Действительно, после смерти моего отца мать нуждалась в поддержке родных, и переехала ближе к сестре — в Харьков. В текущей вероятности я не поступил в экономический колледж, а пошёл в 11 класс, потому был ещё школьником когда это случилось. Мать перевезла меня с собой, а квартиру сдавала, на что мы жили спокойно и безбедно, потому как цены на большинство товаров на Украине были ниже.
Я вспомнил для сравнения свою вероятность, в которой я поступил в колледж, и когда возник вопрос о переезде, сказал матери, что я уже взрослый, и могу принимать решения самостоятельно. Тогда мне было ещё 17, но чуть более чем через полгода я должен был стать совершеннолетним, потому отдел опеки и попечительства разрешил матери отправить меня в свободное плавание, благо отношения с ней у нас были не самыми тёплыми, и лучшее, что я мог сделать — перестать сидеть у неё на шее. Я получал скромное пособие по потере кормильца, жил в маминой комнате, а две другие мы сдавали хорошим знакомым. Мама спокойно жила в Харькове, а хорошие знакомые присматривали за мной, чтобы чего не учудил. Денег хватало и мне, и маме, однако только на самое необходимое. Потому я начал подрабатывать в свободное от учёбы время, познал кайф от самостоятельного зарабатывания денег, можно сказать, почувствовал вкус денег. Скорее всего, именно этот период жизни научил меня любить деньги и сделал из меня будущего предпринимателя.
В той вероятности, в которой я оказался сейчас, у Константина Запольского выбора не было. Мать сказала что-нибудь вроде «Да ты ещё школьник, вырастешь — тогда и будешь решать сам!». И увезла меня в братскую республику. Стратегия сдачи квартиры в аренду с проживанием в Харькове оказалась отличным выходом из тяжёлого финансового положения, и денег нам действительно хватало, не на всё, конечно, но их было заметно больше, чем в моей «реальной» вероятности.
Выходит, точкой ветвления была ситуация принятия решения. Слушая дядю, я параллельно вспоминал, что очень серьёзно колебался, решая вместе с мамой, идти мне в 11 класс или поступать в колледж. В итоге, обдумав и взвесив все «за» и «против» и поняв, что запуталась, мать, как обычно, попыталась спихнуть эту ответственность на отца, а отец, как и следовало ожидать, сказал что я уже взрослый и могу решать самостоятельно. Помнится, он часто говорил такое, когда дело касалось моего принятия решений, причём было это и в начальной, и в старшей школе. И всегда я был «взрослым». Даже в десять лет. Эх, любил я отца, очень любил!
Так вот, ничего толком не решив, родители тогда предоставили мне самому возможность выбирать, оставаться в школе или поступать. И то и другое решение сопровождал страх. Я боялся, что не потяну 11 класс и провалю единый экзамен. В то же время я боялся и неопределённости, смены коллектива, всего нового, что сопутствовало бы уходу из школы и поступлению в колледж.
И вот оно! В памяти всплыла картинка того, как я всё-таки решаю идти в колледж, в надежде, что это будет проще дальнейшего обучения в школе. Всё, что я хорошо умел — это считать, экономика и математика были едва ли не единственными предметами, доставлявшими мне удовольствие. А значит, пойти на экономиста означало избавить себя от целого ряда мучений, связанных с гуманитарными предметами. Именно так я думал тогда.